— Может, поговорить с ней?
— Можно, — согласился Иван Иванович, — только одно настораживает: не растрезвонит ли она наш разговор по поселку преждевременно?
— Предупредим… А теперь, — Налимов поглядел на часы, — не пора ли поужинать? Живу рядом.
— Нет, нет! — запротестовал Переплетчиков. — Потом, после встречи с Гранкиной. Беспокоить ее в поздний час неудобно.
— Она долго спать не ложится, телевизор смотрит до конца программы.
— Не уговаривайте, Павел Петрович.
5Анна Романовна Гранкина жила в большой избе. Два окна выходили на улицу, одно — во двор. В избе было чисто и уютно. Слева от двери, у простенка, стояла никелированная койка под голубым покрывалом. Над койкой — полати из широких, гладких досок. В переднем углу гремел музыкой маленький телевизор.
Увидев вошедших, Гранкина взмахнула руками, как крыльями, торопливо заговорила:
— Павел Петрович?! Каким это ветром занесло? Погода, кажись, тихая! Аль жениха привел? — Она бросила улыбчиво-лукавый взгляд на Переплетчикова. — Красив, ничего не скажешь! От девок поди отбою нету? Да проходите вы вперед, садитесь! Чего стоять под полатями? То ли у меня места мало? То ли семья — семеро по лавкам?
— Спасибо, Романовна, — произнес Налимов. — А ты все такая же, не берет тебя старость.
— Типун тебе на язык, Петрович. Сглазишь.
— Ты, по-моему, не из таких, а?
— Ну, да ладно. Всяко может получиться.
Налимов и Переплетчиков сели на лавку. Гранкина выключила телевизор, пристроилась у стола. Ей явно не терпелось узнать, что привело к ней участкового и незнакомого красивого парня. Она с трудом сдерживала любопытство, вопросительно-весело поглядывая на Налимова. И как ни старалась, все-таки не утерпела, спросила:
— Что новенького, Петрович, в милиции?
— Милиция свое дело делает, Романовна, — серьезно ответил участковый. — Вот и к тебе по делу явились. Жалоба на тебя поступила.
— На меня? — Романовна попыталась улыбнуться, но улыбка не получилась, затерялась в мелких морщинках на лице.
— Говорят, на картах ворожишь за деньги.
— Бог с тобой, Петрович! Язык бы отсох у того, кто такое наплел. Неужто поверил?
— Раз говорят, я обязан проверить.
— Говорят, в Москве кур доят, а у них сосков нету, — недовольно буркнула Романовна. — Я ворожу, не скрываю, но бесплатно. Ради интереса, развлечения. Всяк подтвердит. А за деньги? Боже упаси! Хоть режь, Петрович, но за деньги не ворожила.
Переплетчиков молчал, полагая, что вступать в разговор еще не настал момент.
— Хорошо, Романовна. Верю тебе. — Налимов заулыбался и вдруг расхохотался. Романовна удивленно поглядела на него, улыбнулась и тоже засмеялась, поняв, что над ней подшутили. Она легко принимала шутки, участковый знал это и воспользовался случаем. Улыбнулся и Переплетчиков, хотя не одобрил шутку в данной ситуации.
— Ну и Петрович! Ну и Петрович! — добродушно говорила Романовна, покачивая головой из стороны в сторону и хлопая сухими ладонями по бедрам. — Надо же придумать такое! — Романовна взглянула на Переплетчикова, улыбнулась. Маленькие синие глаза ее заблестели. — Тебя как зовут-то?
— Иваном, — ответил Переплетчиков. Ему понравилась неугомонная, веселая старушка.
— А меня все называют Романовной. И ты так зови. Я привыкла, мне даже хорошо. И откуда только тебя выковырнул наш участковый?
— А что, Романовна? — осведомился Переплетчиков, не поняв вопроса.
— Да красивый ты больно! — с подъемом заговорила старушка. — Коли не женат, можешь выбрать хорошую. На таких девки зарятся. Я в молодости тоже красивого любила. Только не сумела удержать, на другой женился. Сперва горевала, потом перестала горевать. Про то даже частушку придумала:
Подружка моя, что же ты наделала?Я любила, ты отбила. Я бы так не сделала.
Складно?
— Складно, Романовна, складно, — похвалил Налимов. — В десятку пальнула, в самую сердцевину.
— За красивыми больше не гналась. И не каюсь. Они не для меня, сразу поняла. А ежели разобраться, то чем они лучше тех, которые с виду не особенно притягивают? Ничем. Не теперь сказано: «Красота приглядится — ум пригодится». Другой красавец, простите меня грешную, бабу усладить не умеет. Разве будет любовь? Не будет, потом как чай без сахара — не чай, сладости нет. Или я не то говорю?
Переплетчиков улыбался, неопределенно пожимал плечами, не останавливал Романовну. Терпеливо слушал и Налимов. Было видно, что одиночество обременяло ее, и она торопилась наговориться, насытиться разговором. Довольная тем, что ее слушают с интересом, не перебивают, Романовна то хвалила, то ругала красивых мужчин. Наконец выговорилась, вздохнула:
— Ах, да что про это говорить! В жизни все перемешано, перепутано. Сам черт не разберет, кто прав, кто виноват. Посмотришь другой раз и диву даешься: жена никудышенькая, на вид не ахти какая, а муж — загляденье. Живут душа в душу, друг друга понимают, берегут. Аж зависть берет. Вот и понимай ее, жизнь-матушку.
Романовна замолчала, глаза погрустнели, завяли. Вся она казалась какой-то сжатой, несчастной и беспомощной.
— Наболтала много, простите старуху… А ты, Петрович, о чем задумался?
— Приходится думать, Романовна. Мы ведь пришли по важному делу, — сообщил участковый. Выдержав короткую паузу, добавил: — Поэтому хочу предупредить, о нашем разговоре никто ничего не должен знать.
— Петрович, как можно? Неужто я не понимаю? Сразу догадалась: неспроста явились.
— Хорошо, что понимаешь. Тогда ответь: ты говорила в магазине, что к Егору Кубышкину гость приезжал?
— Было такое.
— Сама видела или от кого слышала?
— Марфа Свечкина видела, она и рассказывала мне.
— Где видела?
— На крыльце дома Кубышкиных.
— В какое время?
— Рано утром. Пошла корову доить, видит: стоит, потягивается.
— Они рядом, что ли, живут? — спросил Переплетчиков.
— Рядом, — пояснил Налимов, поняв, что Иван Иванович перехватил инициативу. — Знаю я Свечкиных. Семья порядочная.
— И долго он жил у Кубышкиных? — продолжал спрашивать Переплетчиков.
— Не знаю, — ответила Романовна. — Так он ведь приезжал еще раз. Марфа говорила, и я видела. Дней десять прошло. А как получилось? Засиделась я у Свечкиных допоздна. Смотрели телевизор. У них большой, хороший. Когда стала уходить, Марфа говорит: «К Кубышкиным опять тот приехал». Вышла я на улицу, вижу: у них в горнице свет горит. Заглянула в окно — за столом Егор и два парня. Один совсем молодой, другой старше.
— Разве ставни не были закрыты? — перебил Налимов.
— Закрыты были.
— Открывала, что ли? Ведь через ставни не видно.
— Так один-то ставень нарушен, низа нет, Петрович. Занавески тюлевые, задернуты не плотно.
— Ну, ну. — Налимов согласно качнул головой.
По просьбе Переплетчикова Романовна обрисовала и парней, и их одежду, и кто где сидел…
— Спасибо, Анна Романовна, — поблагодарил Переплетчиков, вставая. — Хороший вы человек. Только красивых мужчин ругать не надо.
Романовна засмущалась, неловко улыбнулась.
Перед тем, как уйти, Налимов наказал:
— Мы, Романовна, заходили открыто, без утайки. Может, кто и видел. Если спросят, зачем приходили, скажешь, что кто-то нажаловался, будто ты ворожишь за плату.
— Ладно, Петрович.
— А я пошутил потому, чтобы лучше запомнила, что говорить.
— Ну и хитрец ты, Петрович.
— Не в том дело. Зачем людям знать, что милицию интересуют гости Кубышкиных? Может, гости — хорошие люди, а недобрые сплетни о них и об Егоре растекутся по поселку.
Было совсем темно. Поселок затих. Шагали неторопливо. Молчали, пока не оказались на хорошо освещенной улице.
— Какое впечатление произвела Романовна? — взглянув на оперативника, спросил Налимов.
— Похвальная старушка. Довольно живая, память цепкая. Один раз парней видела, да и то через окно, а словесные портреты нарисовала броско. Думаю, парней я узнал бы сразу, если бы встретил. Даже сейчас, на этой улице, при электрическом свете. Кстати, сколько Романовне лет?
— Скоро семьдесят.
— Много. А энергии на двоих хватит.
— Как не быть энергии? Ее она сама вырабатывает. Целыми днями в движении, особенно в летнюю пору. Любит собирать землянику, клубнику, костянку. Грузди корзинами носит. У нас поезда мало стоят, но она свое успевает продать.
— Хорошо, что надоумили встретиться с ней. Теперь можно решать, как быть завтра. Может, вызвать Кубышкина к председателю сельсовета? Утром, прямо со склада. Тогда встреча с ним будет для него неожиданной. Такой вариант нас, пожалуй, устроит, если ничего другого не придумаем. Или сперва поговорить с женой Кубышкина?
