подходящее для деревяшки, такой же старой, как и сам магазин, прочной, исцарапанной от долгого использования, периодически требующей его пристального внимания и абсолютно бескомпромиссной. Эта колодка – талисман Эллиса. Именно с помощью ее он сконструировал свои лучшие туфли. Каждая модель «Аники Баум» получает свое название. Разумеется, есть линейка «Вивьен», а еще «Ханна» – в честь старшей дочери. Имена Эллис выбирает не случайно. Сегодня он создаст новую модель. «Джулс».
«Да, – думает Эллис, улыбаясь. – Да, старик, ты растаял». Он вспоминает доброту девушки, ее лицо, когда она хлопотала над ним в Берлине и без особой охоты отправилась обратно в Нью-Йорк, чтобы проследить, благополучно ли Баум вернулся домой. На обратном пути Джулс не выпускала его руки из своей и говорила о встрече с Дасселем. А Эллис глядел на нее и думал: «Когда-нибудь вы, юная леди, затмите всех». Умная, сообразительная, упрямая, скромная, уверенная в себе. Она больше чем помощница. А как смотрел на Джулс Адам, когда они были в Монтане! Баум снова улыбается. Эта девушка заряжает всех своей энергией и без устали генерирует идеи. Когда-нибудь она точно превзойдет Дэна.
Эллис хочет создать нечто совершенно новое – такое, что понравилось бы его матери. Обувь для сильной и трудолюбивой женщины, элегантные и в то же время практичные туфли.
Время летит быстро. Баум не знает, сколько уже прошло. Час? Два? Три? Телефон разрывается от звонков и сообщений, но он не обращает на него внимания. Закончив, Эллис берет эскиз и поворачивает его к свету. То, что нужно. Гусеница становится бабочкой.
Он тянется за Хельгой, чтобы продолжить работу, и вдруг его грудь словно пронзает клинок – острый, попавший точно в цель, беспощадный. Баум роняет эскиз на стол, локтем сбивает на пол чашку с чаем. Он пытается унять нестерпимую боль, но та лишь усиливается и все сильнее вгрызается в тело. Эллис хватается за грудь, ловит ртом воздух и молча сваливается на пол – у него даже нет сил, чтобы позвать на помощь. Из раны на лбу обильно льет кровь. Перед глазами все расплывается, и вот уже Баум не может различать очертания предметов и видит лишь калейдоскоп картинок, состоящий из таких знакомых и в то же время давних воспоминаний. Они бешено кружатся перед глазами – в точности как торнадо на рисунке внука.
Берлин, ночь – та самая, когда он в последний раз видел отца. Эллис уже давно лег спать, но его разбудили крики матери. Он спрятался за дверью спальни и смотрел в щель на мелькающие перед ним фигуры и лица – словно пейзажи за окном движущегося поезда. Аника мерила шагами комнату, широкие рукава ее ярко-оранжевого шелкового халата развевались. Эрнст Энгель направился к двери, неся в руках огромное полотно. Мать умоляла его остаться, а отец кричал, что художник должен уйти и не подвергать их опасности. Когда дверь за живописцем захлопнулась, родители продолжили ожесточенно ругаться, пока не выбились из сил и не упали друг другу в объятия. Шелковый халат соскользнул с Аники и упал на пол, словно осенняя листва с дерева. Эллис хорошо запомнил лицо отца, на котором одновременно отпечатались и боль, и упоение. Арно стоял, крепко зажмурившись и так сильно прижав к себе мать, что их тела словно слились в одно целое.
Усиливающаяся боль в груди возвращает Эллиса к реальности, картинка из прошлого меркнет, пока не растворяется окончательно. Было ли все это на самом деле? Будь Баум ангелом, он бы, наблюдая со стороны, оценил, как грациозно сполз со стула, хватаясь за грудь не хуже «умирающего» на подмостках актера. Правда, приземлился он совсем не изящно, а достаточно жестко и сейчас лежал лицом на холодном кафельном полу.
«Я жив или уже умер?» – думает Эллис, отчаянно стараясь оставаться в сознании. Еще рано. Мать… Картина… Он должен ее увидеть.
Где-то вдалеке слышится вой сирены, мозг постепенно отключается. Белизна стен ослепляет Баума, а затем – темнота и пустота.
Глава двадцать пятая
Корран, Франция
Марго меряет шагами первый этаж замка. Мило Вульф, знаменитый мошенник, подделывающий произведения искусства, должен был приехать еще час назад. Она презирает непунктуальных людей – особенно тех, кто тратит ее время. Не будь он ей так нужен…
Марго идет в гостиную, смотрит на прислоненную к стене картину, затем направляется в парадный зал и видит там Уайатта, который сидит и курит в любимом кресле ее деда с таким видом, словно он здесь хозяин.
– Быстро встал! – рявкает она.
– Господи, Марго, да расслабься ты! – Росс поднимается и пересаживается в неудобное на вид кресло с узкими подлокотниками, стоящее у другой стены. – Вот увидишь, Вульф скоро появится. Водитель прислал сообщение: полчаса назад он забрал Мило из аэропорта в Экс-ан-Провансе.
Марго смотрит на него исподлобья.
– Я передумала. Хочу поговорить с ним наедине. Оставь нас. Встретимся, когда Вульф уйдет.
Уайатт кивает, встает и указывает в сторону кухни.
– Ладно. Подожду там. Помни: дай ему возможность выговориться. Пусть бахвалится. Потешь его эго. Этот парень дурачил всех целых пятьдесят лет, пока его не посадили. Он называет свои методы работы системой Станиславского в живописи. Вульф – настоящий гений. Он ведь получил срок за то, что продал поддельного Ренуара канцлеру Германии! – Росс смеется. – Не дави на него. Если будешь общаться с Мило снисходительно, ничего не выйдет. – С этими словами Росс выходит из комнаты, и Марго слышит, как хлопает дверь.
«Снисходительно!» Она продолжает мерить шагами комнаты, пока наконец двадцать минут спустя не раздается звонок. Марго открывает дверь и видит на пороге высокого, тучного и неряшливо одетого мужчину с длинными, местами поседевшими волосами, морщинистой кожей и безумными глазами. Он чем-то напоминает ей постаревшего викинга.
– Проходите. – Марго приглашает гостя в парадный зал. – Уверена, вы хотите отдохнуть после перелета.
Она бросает взгляд на покрытые толстым слоем грязи ботинки, топчущие ее паркетный пол. Чувак ворочает миллионами, а выглядит как сборщик винограда в ее угодьях.
Мило осматривается и свистит:
– Напоминает Версальский дворец. Ваши дела идут успешно, мадемуазель де Лоран.
– Ваши, как я понимаю, тоже.
Марго старается не смотреть на грязные ботинки и предлагает гостю скотч, предполагая, что он не из тех, кто предпочитает вино. И оказывается права. Вульф одним глотком приканчивает винтажный «Макаллан»[23] – в точности как русские опрокидывают стопку водки. Марго вспоминает наставления Росса.
– Я большая поклонница вашего творчества, мистер Вульф.
– Учитывая, что вы занимаетесь предметами искусства, в это верится с трудом. Я – ваш ночной кошмар. –
