Пробовал Мию спровоцировать на ткачество, собрал для этой цели примитивный станок, раму с натянутыми нитями. Но та отмахнулась: «Не женское это занятие, пусть мужчины этим занимаются». Ткачеством заинтересовалась женщина по имени Тук, которая каждый день сидела у рамы, продевая горизонтальные нити.
Единственное, за что я пока не взялся, – это была постройка баркаса. Не было у меня инструментов для выпиливания досок. Моя первая попытка сделать пилу провалилась: из выкованной железной пластины пытался выпилить зубья, но бросил эту затею. Пилу я смогу сделать лишь отлив ее, а существующая технология, даже с каменным углем, не доводила железо до жидкого состояния, чтобы залить в форму.
Армию Лара пришлось временно распустить по домам, привлекая к службе только дозорных. Все, что можно было выучить, мои воины выучили, а тупое бесцельное повторение изо дня в день перестроений и выполнения команд просто могло вызвать отрицательную реакцию. Наступил период бездействия, когда оба поля засажены, погреба заполнены продуктами, угля и железной руды натаскали на год работы.
Все это время люди работали, тренировались и беспрекословно выполняли все указания. Праздник Сева прошел всего месяц назад, на котором я всех угостил пивом. Пиво с каждым разом получалось лучше. Хер даже захмелел настолько, что бегал за Мией, прося стать его женщиной. Все с тревогой ожидали, что я убью наглеца на месте, но проблему решила сама Миа, которая сгребла наглеца и выкинула в море.
До протрезвевшего Хера дошло, какую херню он сотворил и ко мне, восседавшему на бревне, он подползал на коленях. Но я тоже был навеселе и портить себе настроение не хотелось, пачкая руки о мерзавца. Поэтому левое ухо наглецу отрезал Лар. Хер, счастливый, что с жизнью не попрощался, благодарил, прижимая руку к месту раны. Хотел скормить ему его ухо, но я принципиально против каннибализма: скормил его Айре, которая плотоядно смотрела на Хера, в ожидании добавки.
Решил устроить новый праздник и заранее приготовил солод. На этот раз решил выпивку приурочить к полезному: так родилась идея провести первые Олимпийские игры в каменном веке. Над программой думал недолго, большого выбора в видах соревнований у меня не было. Первые Олимпийские игры состояли из нескольких видов состязаний: бег до гор и обратно, стрельба из лука, стрельба из арбалета, бой на копьях, перетягивание каната, подъем на пальму на количество.
Чтобы принять участие мог каждый, собрал людей и объявил о первых Олимпийских играх, назначенных на тридцать первое декабря и первое января. Люди не понимали смысл соревнований, пока не объяснил, что каждому победителю полагается железный нож. Если участник победит в двух или более видах, то наградой будет железный топор.
Топор был мечтой любого среди Русов. Сделано их было всего четыре, два хранились у меня, два были у лесорубов. С появлением каменного угля необходимость рубки деревьев отпала, и оба топора выдавались временно, только на период определенной работы. Именно возможность получить топор стала главной мотивацией для участников. До непосредственных соревнований оставалось две недели, практически большая часть населения занималась подготовкой. На пляже можно было видеть метателей копья, лучники тренировались у рва, арбалетчицы ушли к лесу, чтобы тренироваться уединенно. Половина пальм была облеплена карабкающимися вверх. Только бегунов было мало, или каждый решил не надрываться и побежать непосредственно в день соревнования.
Мне пришла в голову мысль о медалях: Рам по моей просьбе изготовил металлические кругляши, которые Зик надраил до зеркального блеска. Металлические жетоны были размером с монету в двадцать рублей и имели ушко, чтобы продеть веревку. Награждать победителей будет Нел, которая сама не принимала участие в соревнованиях.
Пока «спортсмены» готовились к соревнованиям, я тоже готовился. Варил солод, варил пиво, разливал его в горшки и ставил в подвал, туго завязав рыбьей кожей горлышко. Рыбью кожу выделывали Выдры: в отличие от шкур животных, получалась она тончайшая, но невероятно прочная. Пять горшков примерно по десять литров уже стояли в погребе, но так как население у меня возросло и праздник должен длиться два дня, сварил еще семь таких же горшков.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Пиво у меня получалось темное, довольно крепкое. Моим Русам хватало поллитра, чтобы захмелеть. Может это было связано с тем, что в их организме еще нет ферментов алкогольдегидрогеназы и ацетальдегид-дегидрогеназы (АДГ и АЦДГ). Отсутствие этих ферментов у северных малых народов практически поставило их на грань вымирания, но в последнее время ситуация уже стала улучшаться. Об этом была передача по ТВ, когда обучался в Звездном.
В любом случае решил пиво давать дозированно, чтобы не было эксцессов. Одноухий Хер был напоминанием тем, кто решил бы перепить и вести себя глупо. В случае с Хером я зря тогда дал команду отхватить ему ухо, сориться с шаманом не стоило. Но пока он вел себя очень тихо, учитывая мой авторитет, ему будет сложно настроить людей против меня. А вот подсыпать мне яду он мог при желании, поэтому приказал Бару не спускать с него глаз, когда он появляется рядом со мной. Правда шаман не горел желанием сокращать дистанцию и сам ко мне не приходил.
Чем ближе становился день состязаний, тем больше людей можно было увидеть тренирующимися. Изъявил желание посостязаться и Бар, который до этого старался не оставлять меня одного. Миа пропадала со своими арбалетчицами, Лар махал копьем и занимался перетягиванием каната, каждый раз валя своего соперника рывками на песок. Перетягивание было одиночным, у меня не хватит наград, если это будет командное состязание.
Я остался один со своими собаками: Айра, Боня и Ника стали моими спутниками. Мне было интересно, что делается по ту сторону хребта, проснувшись сегодня утром, после завтрака собрался на вылазку. Я все-таки сшил несколько допотопных рюкзаков и теперь укладывал в него провизию для себя и Айры. Взял свой пистолет, копье и лук со стрелами. Все стрелы были с ядом: моя лягушка была жива и здорова. Сам выгуливал эту смертельную лабораторию, чтобы никто не смог умереть, неосторожно дотронувшись до нее.
Сказав Нел, чтобы никому не говорила про мой уход, ушел, стараясь не попадаться на глаза жителям. Миновав лес, через час вышел к горам. Заставу с этой стороны мы сняли, горы были труднопроходимыми, и не было смысла держать здесь людей. Да и поставлена она была после нападения горилл, которых с того дня никто больше не видел.
Подъем в горы начал по тому перевалу, по которому мы ходили к Уна: землетрясение сильно изменило ландшафт, но некоторые ориентиры остались. Переход через ущелье занял у меня больше трех часов: после землетрясения некоторые места стали более проходимы, но вот выход в долину был реально загроможден обвалившимися скалами. Лазейка нашлась между валунами, только проходить ее пришлось на четвереньках.
Айра, проскочившая раньше меня, залилась громким лаем. «Медведь, кабан или что-то другое»? – но выпрямившись, вставая с колен, я понял, что зверь был двуногий. Три чернокожих охотника с отвисшими челюстями смотрели, как я выползаю между нагромождениями скал. Вероятно, я был первый белый человек, которого они видели в своей жизни, потому что неподдельное изумление было в их глазах. Айра, увидев, что я встал, прыгнула на ближайшего: ей тоже не приходилось видеть таких черных людей.
Дикари вышли из оцепенения, крайний отшатнулся и упал под натиском Айры, успевая подставить руку, защищая горло. Расстояние для лука было слишком близко: ударил без замаха стоявшего ближе ко мне копьем в живот, кровь окрасила острие копья, и дикарь, схватившись за живот, отступил на несколько шагов. Третий оказался ловчее: каменный наконечник взлохматил мне волосы. Я отскочил на несколько шагов в сторону, снимая лук с плеча.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
При виде странной штуки у меня в руках лицо дикаря снова приняло удивленное выражение, и он даже отвлекся, наблюдая за непонятными манипуляциями. Это стоило ему жизни: отравленная стрела вонзилась ему в грудь, и чернокожий удивленно уставился на нее. Несколько секунд он простоял так. А затем, пошатнувшись, упал и начал корчиться в судорогах.
