— У меня все, как обычно, Аннушка. Ты же знаешь.
— Я знаю твой распорядок дня, знаю, что ты ешь на завтрак и что пьешь от головной боли. Но я совсем не знаю, что у тебя на душе.
Мама раскрывает ладони — и снова складывает их на коленях.
— О чем ты мечтаешь? — настаиваю я.
— Чтобы внуки были здоровы. Чтобы зарплату повысили. Чтобы в отпуск летом отпустили, а не осенью.
— Нет, мам, я не об этом. О чем ты мечтаешь? — последнее слово я произношу с такой воздушной, зачарованной интонацией, что мама понимает, о чем я.
Задумывается.
И я чувствую укол страха за нее.
Она же была молодой, красивой, она столько всего хотела! А потом ушел отец, заболел дедушка, и я с детьми как снег на голову.
— Я бы хотела съездить в Париж.
Париж! Я едва не подпрыгиваю от радости. И мама тоже сияет.
— Мам, мы обязательно съездим с тобой в Париж!
Мы болтаем с ней до глубокой ночи. Обнимаемся, вспоминаем прошлое, мечтаем о будущем.
Мечты напоминают мне о детях, а в спальне подозрительно тихо. С легким беспокойством я открываю дверь — и застываю, умиленная картинкой. Оба малыша спят, переплетясь телами, раскинув руки. Не переодетые, с нечищенными зубами… Я осторожно скручиваюсь в калачик на матрасе, расстеленном на полу, возле сладко сопящих детей.
Как же странно, как непостижимо устроен человек! Год назад я жила в этой же квартире, спала на этой же кровати и не чувствовала в себе сил творить, просыпаться по утрам, дышать. А сейчас, в этот момент, я совершенно счастлива.
Откуда я знаю, что справляюсь со всеми трудностями? Что дает мне такую уверенность в своих силах? Может, образ Лео, всплывающего с аквалангом из глубины, чтобы ответить на мой звонок. Каждый раз улыбаюсь, когда представляю эту картину.
Лео далеко от меня, но в то же время удивительно близко. Я засыпаю с его образом перед глазами, а просыпаясь, первым делом включаю телефон, чтобы сказать его фотографии: «Доброе утро, моя любовь!».
Примечание
— Только после вас, — Тарас распахнул дверь квартиры и жестом предложил Катерине войти первой.
Она инстинктивно крепче прижала к себе спящего Матвея. Переступила порог.
То, что Катерина чувствовала сейчас, не было паникой. Но, казалось, что-то липкое, гадкое стекало по позвоночнику.
Это была квартира Анны. Похоже, все осталось так же, как после ее побега: разбросанные игрушки, раскрытые дверцы шкафчиков, отпечаток пятерни на зеркале в коридоре. Из раковины на кухне воняло немытой уже месяц посудой.
Тарас даже не удосужился нанять кого-нибудь, чтобы привести квартиру в порядок.
Чтоб знала свое место.
Возможно, теперь это и в самом деле было ее место. Помойка.
Кто-то рассказал отцу Матвея о тайном клубе и о мужчинах в ее доме. Она лишь отвлеклась на телефонный звонок. Агент из страховой компании оказался крайне въедливым. Когда, повесив трубку, Катерина вернулась на крыльцо, ее любовника уже и след простыл. Сначала она думала, что он просто отъехал по делам. А спустя несколько часов получила сообщение от его секретарши: неделя на сборы, иначе Матвея с его мамой вытащат на улицу силой.
Рассказать о ее тайне могли несколько человек: Анна, Герасим, Лео. Но Катерина ставила на Тараса. Он ее обыграл. Лишил всего, а взамен дал самую малость. И теперь она должна быть благодарной за эту подачку. Отрабатывать ее.
Тарас недвусмысленно провел подушечкой пальца по ее обнаженной руке. Катерина повела плечом.
— Чего так? — усмехнулся Тарас.
— Голова болит, — с вызовом ответила Катерина.
— С тем чертом в цветастой майке не болела, а со мной болит? — его тон был язвительно-сладким. Захотелось развернуться и сбежать отсюда.
Но куда?
— Серьезно, болит, — уже со страданием в голосе повторила Катерина. — Все эти сборы... Матвейка две ночи не спал...
— Ладно, я знаю, что такое дети. Располагайся, — он поставил на барную стойку конверт, подпер его пустой бутылкой из-под вина. — Это тебе от головной боли.
— Спасибо, — Катерина коснулась губами его щеки. А хотелось укусить.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Приеду через неделю. Не скучай.
Когда он ушел, Катерина опустилась на диван. Уткнулась носом во влажный висок сына. Вдохнула поглубже.
Это Тарас рассказал о ее похождениях. Точно он.
На мгновение она почувствовала себя Анной.
Консультация № 21
«Знаешь, какое у меня было утро, Лео? Я проснулась от прикосновений твоих губ... А потом проснулась на самом деле. Ты снился мне — это кусочек счастья. Все еще спали. Я выскользнула из дома на кухню (у Шефа летняя кухня отдельно от дома) и заварила себе чай с листьями смородины и лимонника. Начался дождь. Я пила ароматный чай и читала книгу под шум дождя».
Ставлю дату, запечатываю открытку в конверт и подписываю его.
Я не знаю, чем занимался Лео после нашего расставания. Так же, как я, заставлял себя улыбаться отражению в зеркале? Так же внутренне вздрагивал при каждом звонке: а вдруг?..
Иногда я просыпалась с уверенностью, что все делаю правильно, но чаще — с глубокой тревогой. Ведь у меня не было такого опыта расставаний, не было правильных ответов. Вдруг мы с Лео отдаляемся друг от друга? А если он уже не ждет меня? Мало ли прекрасных женщин в Лондоне без таких громадных тараканов в голове? Женщин, способных просто любить. Махнуть автостопом через всю страну ради единственного поцелуя, чтобы сделать счастливее не себя, а того, кого любишь.
Этот ворох вопросов исчез спустя полтора месяца после расставания, когда почтальон вручил мне конверт. Не счет, не квитанцию о штрафе, не листовку туристического агентства — открытку, подписанную от руки. Из Англии. От Лео.
Открытка с видом Лондона. На обратной стороне — всего строчка, осторожная, точно на пробу. «Чем занимаешься?» Будто мой ответ не будет лететь к Лео несколько дней.
Я прижала открытку к губам, она вмиг намокла от слез. Счастье бывает и таким — соленым.
Если сложить наши открытки, отправленные друг другу, то получится диалог.
«Пью мартини и отвечаю на твое письмо».
«Значит, у тебя губы со вкусом мартини...»
«Мартини мы с тобой еще не пили».
«Мы многое еще не делали вместе. И это прекрасно».
Наша переписка развивалась так же медленно, как и отношения когда-то. А потом мы перестали себя ограничивать. Я пишу Лео каждый день.
Сонные дети выбегают на улицу в пижамах. За ними неуверенной походкой ковыляет Шеф. Одной рукой он держится за стену, а второй прижимает к себе пузатый самовар.
— Вот, нашел, починил.
Самовар — это так необычно! И в то же время он органично вписывается в пейзаж с влажными хвойными лапами, сочной травой, голубым, с белами подпалинами, небом. Самовар ловит металлическим боком солнечные блики. Я наполняю его водой, подключаю к розетке.
Стол мы с детьми накрываем на крыльце. Обожаю завтраки на свежем воздухе!
Пока вода закипает, поспевают омлет с кусочками оранжевого перца и гренки с хрустящей корочкой. Мы садимся в плетеные кресла. Я отгоняю от самовара детей — боюсь: обожгутся. Потом вспоминаю советы Лео и с каждым по очереди наполняю кружки кипятком. Не знаю, что за магия скрывается в повороте узорчатой ветки крана, но хочется повторять это действие снова и снова.
— Ты уже подумала о моем предложении? — Шеф отвлекает меня от этого захватывающего занятия.
Мне уже надоело произносить фразу «я не уверена», что уж говорить о людях, которым постоянно приходится ее от меня слышать. Но я отпустила Лео в Лондон, чтобы разобраться в себе, так что потерпят.
Шеф предлагает мне продолжить его дело в мамочкином кафе.
И да: я не уверена.
Мне позарез нужны деньги, да и отпуск мой изрядно затянулся. Но управление кафе — все эти закупки, логистика, дебеты, кредиты — не сделает меня счастливой. Я не умею и не люблю управлять. Даже дети чаще управляют мной, чем я ими.
