Третья экспедиция, подробнее и внимательнее изучив многие участки поваленного леса, пришла и к другому важному выводу — что метеорит упал несколько в стороне от первоначального места поисков, в западной части так называемого Южного болота.
Эвенк Лючеткан, которого научили грамоте и который понял, что никакого бога Огды нет, отправился на пожарище. Он лично подтвердил, что найденные там Криновым обгоревшие столбы и доски — не что иное, как остатки лабазов его свата, Онкуля, кочевавшего тут со своими оленями в день падения метеорита. Лючеткан нашел даже деревянные гвозди, на которые когда-то вешал свое ружье… Но он же уверял, что Южного болота здесь раньше не было, а была сухая впадина.
Тогда присмотрелись к берегам болота и увидели, что из воды кое-где торчат затопленные стволы обожженных деревьев. Значит, либо болото и в самом деле образовалось недавно, либо уровень воды в нем резко поднялся.
Кулик решил сделать промеры дна этого огромного водоема. Ему показалось, что там имеется нечто похожее на яму, на метеоритный кратер…
Работы в тунгусской тайге продолжались и летом 1930 года. Позже они не раз возобновлялись, причем была сделана аэрофотосъемка предполагаемого района падения метеорита. К лету 1941 года готовилась большая экспедиция, которая собиралась сделать точные магнитные измерения на Южном болоте. Эти измерения помогли бы обнаружить метеорит или его крупные осколки даже в том случае, если они углубились на десятки метров в толщу земли — ведь предполагалось, что небесный гость состоял в основном из железа.
Экспедиция не успела даже покинуть Москву. На второй день войны Кулик подал заявление о вступлении в Коммунистическую партию. С отрядом народного ополчения он ушел на фронт. Ему было тогда почти шестьдесят лет, без очков он становился совсем беспомощным, но никакие уговоры, никакие запрещения врачей не заставили его вернуться в тыл. В груди ученого билось благородное сердце.
Трудной осенью 1941 года, в дни боев за Москву, вражеская пуля настигла его. Рана оказалась смертельной. Он умер, веря в победу, веря в то, что придет время, когда советская наука узнает все, что могут открыть ей вестники далеких миров.
И он не ошибся.
После окончания войны новая экспедиция, во главе с Криновым, собиралась в тунгусскую тайгу, когда телеграф принес вдруг чрезвычайное известие: из небесного пространства на Землю пожаловал еще один гигант.
В морозное февральское утро огненный шар с разноцветным хвостом пронесся над советским Приморьем. Через несколько дней летчики, кружа над сихотэ-алинской тайгой, обнаружили хорошо различимые на снегу свежие воронки. На место падения вскоре прибыла экспедиция во главе с академиком Фесенковым и Криновым. Ученые нашли свыше десяти тысяч крупных и мелких осколков метеорита и собрали богатейший материал, сразу расширивший представление мировой науки о природе метеоритов.
Но почему же тогда не повезло Кулику? В Сихотэ-Алине — десять тысяч осколков, целый метеоритный дождь, в тунгусской тайге — ни одного! В печати по этому поводу высказывались разные предположения. Было среди них и такое: за тунгусский метеорит, мол, ошибочно принимали межпланетный корабль. С помощью атомной энергии он прилетел к нам с соседней планеты, но в земной атмосфере потерпел аварию и взорвался…
Заманчиво? В самом деле, сколько простора для фантазии дает такое толкование загадки тунгусского метеорита!
Но с тех пор, как Леонид Алексеевич Кулик шагал по таежному бурелому, советская метеоритика сделала огромные успехи — особенно после изучения сихотэ-алинского метеорита.
И ученые уверенно говорят сегодня: никакой загадки тунгусского метеорита больше не существует.
Вот что произошло с ним в действительности. Гигантский метеорит двигался навстречу Земле и влетел в земную атмосферу со скоростью 50–60 километров в секунду. Его масса достигала нескольких миллионов тонн. Раскалившись при трении о воздух, он почти весь распылился, превратился в газ еще в верхних слоях атмосферы — и эта тончайшая пыль, освещенная на огромной высоте солнцем, была причиной памятных белых ночей сразу после падения небесного гостя.
Итак, на Землю упала лишь незначительная часть метеорита. Разработанная ныне советскими учеными теория взрывов небесных тел, падающих на Землю с космической скоростью, говорит, что при таком падении метеорит взрывается с силой, в тысячу раз превосходящей силу обычных взрывчатых веществ. В тунгусской тайге небесный гость упал на сухой торфяник, прикрывающий толщу вечной мерзлоты. Взрыв превратил в газ сам метеорит, опустошил тайгу, разбросал торф, но в твердом, мерзлом грунте даже он мог сделать лишь не очень глубокую впадину. Эта впадина постепенно заполнилась водой, образовав Южное болото.
Но почему же тогда не превратился в газ сихотэ-алинский метеорит? Потому, что он двигался не навстречу Земле, а догонял ее и, влетев в атмосферу со сравнительно небольшой скоростью, распался здесь на куски.
Возможно, что новым исследователям удастся обнаружить в тайге мельчайшие частицы и тунгусского метеорита. Но не поиски этих частиц будут главной целью тех, кто придет на Южное болото.
Наибольший научный интерес представляет сейчас исследование самой впадины, самого взрывного кратера и его окрестностей. Такое изучение позволит окончательно уточнить все обстоятельства падения гигантского метеорита.
Советские ученые, и в том числе лауреат Сталинской премии Евгений Леонидович Кринов, прославившийся своими работами в изучении метеоритов, думают над последними страницами истории «небесного гостя».
Мы еще услышим о тунгусском метеорите!
ГИБЕЛЬ «ИТАЛИИ»
«Италия»… Нобиле… СОС… СОС… СОС…»
Эти сигналы ворвались в обычные шумы эфира — пощелкиванье, треск, свист. Ворвались — и больше не повторялись.
Была глубокая ночь. Юноша сбросил с головы наушники и выскочил из дому.
Сельский телеграфист спросонья долго не мог понять, что хочет от него этот паренек. Зачем такая спешка? Умер кто, что ли?
— Да нет же, дядя Миша. Наоборот, жив. Нобиле жив, понятно? Отбейте срочно в Москву, что пойман, мол, «СОС».
Телеграфист, ворча, поплелся на почту, а утром следующего дня тысячи газет уже сообщили читателям, что советский радиолюбитель в северном селе Вознесенье-Вохма поймал сигнал бедствия пропавшей без вести команды дирижабля «Италия».
Газетные столбцы снова заполнились подробностями об этой экспедиции, интерес к судьбе которой начал уже ослабевать — настолько велика была уверенность, что никого из ее участников нет в живых. Теперь газеты опять занялись историей воздушных арктических путешествий.
Вспоминали инженера Андрэ, который полетел к полюсу на воздушном шаре и погиб вместе со своими спутниками. Называли имя русского летчика Нагурского, во время поисков экспедиции Георгия Седова первым в мире применившего в Арктике самолет. Говорили о воздушном рейсе дирижабля «Норвегия», когда знаменитый полярный путешественник Руал Амундсен пролетел от Шпицбергена до Аляски и побывал над Северным полюсом. И в заключение снова возвращались к экспедиции итальянца Умберто Нобиле, посылавшей теперь в эфир призывы о помощи.
Эта экспедиция была полусекретной. Нобиле дал фашистскому диктатору Муссолини подписку — не сообщать газетам никаких сведений ни до, ни после полета.
Дирижабль «Италия» прилетел на Шпицберген; туда же пришло судно «Читта-ди-Милано» — пловучая база экспедиции. После двух пробных полетов дирижабль поднялся в третий раз на рассвете 23 мая 1928 года. Его наполненная очень легким газом оболочка уносила на стальных канатах моторные и пассажирские гондолы, вместившие шестнадцать человек.
Погода в тот день была неустойчивой. Дирижабль медленно летел на север. Вскоре после полуночи он оказался над Северным полюсом.
Внизу была серая равнина полярного льда, рассеченная темными трещинами. Резкий, порывистый ветер грозил превратиться в шторм, опасный для дирижабля. Благоразумнее всего было поспешить с обратным полетом; о том, чтобы высадить какую-либо группу людей на лед, не могло быть и речи.
Но итальянцы, окончив за полчаса все научные наблюдения, приступили к довольно канительному делу. Папа римский не хотел оставить полюс без своего благословения и снабдил Нобиле тяжелым дубовым крестом, из-за которого с перегруженного дирижабля пришлось снять немало нужных вещей. Этот крест с помощью канатов стали спускать на лед. Спускали не просто, а до мелочей соблюдая заранее придуманную папой весьма торжественную церемонию. Она заняла почти полтора часа.
Эта бессмысленная потеря времени оказалась роковой.
Едва «Италия» отправилась в обратный путь, как с ее борта полетели радиограммы, одна тревожнее другой: «Туман… Сильный ветер… Туман усиливается… Дирижабль борется с ветром… Началось обледенение… Вышел из строя один мотор… Лед на поверхности дирижабля образует тяжелую корку, она растет, она тянет корабль вниз…»
