class="p1">Ш у р и к. Не можете! И вообще, маму не надо готовить. С мамой мы потом разберемся. Надо готовить папу! Никому ни звука, никуда не уходите, ждите нас здесь. А еще лучше — в спальне, чтоб он не сразу вас увидел. Иначе вы погубите папу! А папа на свете бывает один! Хотя нет, у вас их двое…
(Убегает.) Таня закрывает магнитофон, уходит в спальню. Появляется Ю р а.
Ю р а. Ну, куда теперь помчался твой тренер? Таня! Таня! Где ты?
Т а н я (из спальни). Да здесь я, здесь! Юрочка, милый, умоляю тебя — уйди! Понимаешь, я должна сейчас встретиться с одним человеком…
Ю р а. В спальне?!
Т а н я. Я тебе потом все объясню. Все-все!
Ю р а. А зачем? Не надо! Я не следователь, не прокурор, я еще только дипломник. Но нас четыре года учили верить только фактам! А факты, извини меня, настораживают. Спальня, коньяк…
Т а н я. Дурак!
Ю р а. Может быть. Но это не аргумент. (Идет к двери.)
Т а н я. Юрка!
Ю р а. Вы что-то хотели мне сказать?
Т а н я. Нет! (Хлопнув дверью, уходит в спальню.)
Мгновение сцена пуста, затем тихо открывается дверь, снова появляется Ю р а. Осматривается, на цыпочках проходит на балкон, задергивает за собой штору. В номере появляется В а л е н т и н С е р г е е в и ч, подталкиваемый Шуриком.
В а л е н т и н С е р г е е в и ч. Пусти меня! Я сказал — не пойду! Я уеду, сейчас же уеду!
Ш у р и к. Ну чего ты боишься? Мужчина называется! Трус ты несчастный! Мы же обо всем договорились! Сейчас ты вбегаешь в спальню и кричишь: «Наконец-то! Я всю жизнь ждал этой минуты!» Обнимаешь и целуешь.
В а л е н т и н С е р г е е в и ч. А потом что?
Ш у р и к. А потом, потом говоришь: «Танечка! Мама ничего не должна знать об этом! Пусть это останется нашей тайной».
С балкона доносится грохот.
В а л е н т и н С е р г е е в и ч. Кажется, с балкона что-то упало. (Бросается к балкону.) Смотри, Шурка, под нами на первом этаже какой-то человек висит!
Ш у р и к. Рабочий! Тебе же сказали — настил меняют. Не отвлекайся! Иди! Иди, Ананий!
В а л е н т и н С е р г е е в и ч. Никуда я не пойду. Сам придумал, сам и иди!
Ш у р и к. Не можешь два дня побыть отцом? А ты подумал, каково мне? Двадцать лет они у меня на шее. Может, я из-за них гроссмейстером не стал, институт не кончил — чтоб они туда попали. Да разве ты меня поймешь! (Указывает на спальню.) Ты что, ее кормил, растил, в институт устраивал? Явился на все готовенькое.
В а л е н т и н С е р г е е в и ч. Да не моя она!
Ш у р и к. Твоя! Твоя — ну, прошу, ради Мишки! (Падает на колени.)
В а л е н т и н С е р г е е в и ч. Что ты делаешь? Сейчас же встань!
Ш у р и к. Не встану!
В а л е н т и н С е р г е е в и ч. Встань!
Ш у р и к. Значит, ты согласен? (Кричит.) Танечка, входите! Я его подготовил.
Т а н я (выходя из спальни). Здравствуйте, Ананий Григорьевич!
В а л е н т и н С е р г е е в и ч. Здравствуйте…
Ш у р и к (достает платок, сморкается). Боже мой, когда читаешь в газете «Они нашли друг друга» — и то в горле ком, а тут — живые! И как похожи! Одно лицо! Ну, что же вы стоите? Подойдите друг к другу! Может, вы стесняетесь меня? Я могу уйти.
В а л е н т и н С е р г е е в и ч. Не уходи!
Т а н я (Валентину Сергеевичу). Вы, конечно, удивлены… вы не ждали…
Ш у р и к. Почему «вы»? Ты! Танечка, это же папа! А вот что, давайте выпьем на брудершафт! (Разливает коньяк в две рюмки, одну дает Тане, другую берет себе.)
Т а н я. А папе?
Ш у р и к. Ему нельзя, у него матч. Я пью за здоровье отцов, которые… находят своих птенцов! Ну а теперь, Ананий, ты скажи что-нибудь.
В а л е н т и н С е р г е е в и ч. Я сейчас все скажу, все! Я не могу так больше! Какой я, к черту, отец?!
Т а н я. Не надо так, папа, не надо… Ты ни в чем не виноват, я знаю.
Ш у р и к. Вот видишь — ты не виноват!
Т а н я. Ни капельки. Это мама оставила тебя. Я ее тоже не виню — она полюбила другого. Когда мне исполнилось шестнадцать лет, она мне все рассказала и письма твои показала. Теперь я знаю все! Владимир Иванович удочерил меня и воспитал, но настоящий мой отец — ты.
Ш у р и к (показывая на Валентина Сергеевича). Боже мой, променять такого человека!
В а л е н т и н С е р г е е в и ч. Замолчи! Танечка, я должен вам все объяснить. (Шурику.) Перестань давить мне на ботинок! (Тане.) Мне ужасно неловко, что так получилось… Ведь я вижу вас сегодня первый раз…
Т а н я. Не надо, папа! Я знаю, что ты хотел меня видеть и раньше. В каждом письме ты просил об этом. Мама не хотела. Не хотела расстраивать меня и папу… то есть Владимира Ивановича…
Ш у р и к. Умница! Умница ваша мама! Знаешь, Ананий, я все больше и больше уважаю твою бывшую жену. Давайте, Таня, и мы не будем травмировать вашего папу! Не этого — того. Я тебя тоже уважаю, Ананий, но ведь надо признать: отец — это тот, кто воспитывает дитя, а не тот, кто пишет ему письма. Где ваше интервью, Танечка? Давайте его сюда!
Т а н я. Зачем?
Ш у р и к. Включайте, включайте, я все объясню.
Таня включает магнитофон, слышится ее голос: «…это в Новосибирском аэропорту приземлился…»
Дальше, дальше!
«…на второй — кандидат биологических наук Кудрявцев…»
Стоп! Ножницы есть?
Т а н я. Есть. (Передает Шурику ножницы.)
Ш у р и к. Чик-чик — и Кудрявцева нет. Когда склеите, получится просто: «На второй доске играет кандидат биологических наук». А кто именно — не так уж и важно, это не Смыслов и не Таль. Теперь ваша мама может спокойно слушать интервью. И нет никаких опасений, что она вдруг появится здесь, в гостинице.
Т а н я. Папа, но неужели ты не хочешь увидеться с ней?
Ш у р и к. Еще бы! Он мне в самолете все уши прожужжал: «Хочу ее видеть, хочу!» Хочет — но не может.
Т а н я. Но почему, папа?
Ш у р и к. Танечка, вы милая, хорошая девушка, но вы еще не знаете жизни. Ананий Григорьевич — видный ученый, крупнейший специалист по ночным животным, без пяти минут профессор. Наверняка найдется какой-нибудь завистник. Он не будет разбираться, мама оставила папу или папа — маму. Бац анонимку в Зооинститут: «Бросил жену с ребенком на руках!» И прощай профессура! А у папы семья, дети — две прелестные дочурки…
В а л е н т и н С е р г е е в и ч. Не слушайте его, Таня! Все это неправда!
Ш у р и к. Извини, Ананий, забыл! Дочурок не двое, а трое. Теперь уже трое.
Т а н я. Не волнуйся, папа, я никому ничего не скажу… Кроме Юрки.
Ш у р и к. Кто этот Юрка?
Т а н я. Изотов, студент с юрфака. Мы с ним на картошке познакомились. Пришел к нам в палатку — заштопайте, говорит, джинсы. Только их снял, а тут Вера Павловна. Которая у вас сегодня была. С биофака. Две недели за нами ходила: «Товарищи, осторожно, не разорите гнезда!» Мы ее Цаплей прозвали.
В а л е н т и н С е р г е е в и ч. Почему «Цаплей»?!
Т а н я. Не знаю. Студенты всем прозвища дают.
