кресле-качалке и уйти, когда щелкнула щеколда.
– Кто это так рано? – послышался бодрый голос Марии Афанасьевны и дверь распахнулась. На пороге стояла аккуратная, причесанная старушка и улыбалась, через плечо висело полотенце. – Егорушка!? Заходи. Что так рано? Не подумай ничего такого, наоборот мы рады тебе. Рады в любое время. Разгонишь наше болото. Заходи, – квохтала хозяйка, пропуская Егора в дом. Он заметил белую пыль на лбу и руках пожилой женщины. Мука – догадался он.
– Здравствуйте, Мария Афанасьевна. Извиняйте, что так рано. Сегодня вы у меня в списке первые. Я вашу куртку из мастерской забрал. Вот возьмите, – Егор протянул ей пакет.
– Спасибо, дорогой. Какой ты у нас хороший. Дай Бог тебе здоровья. – Она приняла пакет и повесила на вешалку. – Раздевайся и проходи, чай пить будем. Я Леню уже подняла, он сериал свой любимый про моряков смотрит. Проходи в комнату, а я телевизор потише сделаю. Вот спасибо тебе. А то я, старая, когда дойду. Да и Ленчика оставить не на кого. Спасибо, Егорушка. – Мария Афанасьевна запахнутая в домашний байковый халат, в шерстяных носках, в больших тапках без пяток, с полотенцем через плечо прошла в зал. Егор – следом.
– Подожди минутку, я чайник щелкну. Будем пить чай за большим столом. На кухне бардак. Я пирожки затеяла. Туда лучше не соваться. – Она махнула рукой.
– Ленчик, – Мария Афанасьевна встала перед стариком, замершем в кресле истуканом. – К нам Егор пришел, поздоровайся с ним. Вот он здесь.
– Добрый день, – Леонид Павлович, – сказал Егор. Подхватил и пожал, свешанную как плеть, с подлокотника холодную руку старика.
– Да, да, – прошептал бывший капитан, едва шевеля бледными губами. Егору показалось, что старик заметно сдал. Его кожа стала желтее, мокрые глаза совсем потухли. В этот раз он даже не пожал руку, а просто дал подержать свою.
– Совсем Ленчик расклеился, меня опять утром не узнал. Память теряет, слышит плохо, – негромко говорила Мария Афанасьевна. Махнула рукой и подошла к телевизору. – Чего от старости ждать? Калечит она каждого по-своему. Ты, Егорушка, присаживайся. Я сейчас, – она уменьшила громкость телевизора и вышла из комнаты. Егор сел на старый продавленный диван с затертыми подлокотниками. Скучающим взглядом обвел комнату и остановился на старике. Тот не моргая, словно между ним и телевизором установилась телепатическая связь, смотрел в экран. Шел фильм «Адмирал». Егор сразу узнал Хабенского. Вспомнил, что ему не раз говорили, что похож на актера, но он этого сходства не замечал. Фильм он уже смотрел. От нечего делать Егор провалился в диван, откинулся на спинку и стал следить за действиями на экране.
Неприятный запах царапнул нос. Егор потянул воздух носом, покосился на старика. Тот остолопом, не моргая, пялился в экран. Но нет, это был запах иного происхождения. Тонкий, но резкий душок собачатины упорно лез в ноздри. Егор быстрым взглядом окинул комнату, выискивая собаку или признаки ее присутствия. Откуда? У ангелочков никогда не было собаки.
Боковым зрением заметил, что голова старика шевельнулась. Егор повернулся в его сторону и заметил, что тот смотрит не на экран, как раньше, а куда-то вправо и вниз. Проследил его взгляд и усмехнулся. Ничего интересного на полу и стене не было: крашеные сохранившие у стены первоначальный цвет половые доски, впадинки от гвоздей залитые краской, плинтус, струганный и покрытый темным лаком брус, швы пробитые паклей. Пожалуй и все. Но старик продолжал упорно смотреть в столь непримечательное место. На губах Егора заиграла улыбка. «Совсем крышу сносит. Во замкнуло старика. Наверное, надолго. У них ничего быстро не бывает», – подумал он, изучая профиль капитана. Свет, падающий из окна, отражался в стеклах его очков и расплывался на глазу светло-желтым пятном. Старик неожиданно шевельнулся и повернул голову вправо, а его глаза ожили. Егор пристальнее всматривался по направлению взгляда старика. Ничего не увидел. Тем не менее, Леонид Павлович продолжал поворачивать голову, явно за кем-то наблюдая. Если Егор правильно уловил его взгляд, то тот следил за кем-то, кто перемещался вдоль стены, низенький и шустрый.
Егор переводил взгляд со старика на пол и обратно на старика. Он видел, что там никого нет, но капитан продолжал упорно кого-то наблюдать. Он уже так вывернул шею, что казалось, сейчас ее свернет. Егор сидел позади и теперь мог четко рассмотреть его глаза. Они расширились и были наполнены ужасом. Улыбка медленно сползла с лица Егора. Теперь старик не казался ему забавным маразматиком. Его натуральный страх и движения глаз заставили Егора поверить, что в комнате, кроме них, есть еще кто-то. Хотя он уже догадывался, кто бы это мог быть, но отказывался в это поверить. Страх зябким туманом наполнил комнату и холодил тело. Взгляд Егора все чаще перескакивал с лица капитана на пол и обратно. Глаза старика стали его радаром. С их помощью он мог определять перемещение крысы. Возможно, не просто крысы. Он ее так и не увидел. В квартире Сивкова она оставила только следы на рассыпанной муке. Только по следу, словно сложенные веером три рисовых зернышка, раскрытой клетке и рисунку пенсионера он мог догадываться о происхождении отпечатков.
Взгляд старика приближался к дивану. Помимо воли Егор поднял ноги и с замиранием сердца вцепился взглядом в перепуганные глаза капитана. Тот уже не мог поворачивать голову дальше, закинул ее и теперь косил сверху вниз. На бледном лбу собрались складки, рот приоткрылся, оголяя желтые зубы. Выцветшие, мокрые глаза выпрыгивали из орбит, стараясь, захватить в поле зрения нечто, что забегало ему за спину. Страх, исказивший и без того неприглядное лицо, сделал его вовсе безобразным.
Не имея возможности следить дальше за передвижениями крысы, старик дернулся, стараясь дальше закинуть голову назад, и захрипел. От рывка скрипнуло кресло. Егор вздрогнул и выше задрал ноги. Из телевизора раздался грохот залпа орудий. Сердце екнуло, сбилось с ритма, пропуская удар, затем забилось в три раза чаще. Старик хрипел и дергал головой. Длинные седые волосы, пучком сухой травы все сильнее спадали назад. Его губы посинели, а глаза стали закатываться.
Егор вскочил с дивана и в миг оказался рядом со стариком. Страх за жизнь капитана пересилил ужас перед невиданной опасностью. Леонид Павлович трясся, скрипел зубами и давился языком. Егор схватил со стола ручку, намереваясь сунуть между зубов эпилептика. Сообразил, что он вмиг раскрошит непрочный пластик, отбросил ее и заорал:
– Мария Афанасьевна, скорее сюда! У него приступ! Возьмите ложку! Ложку возьмите!
Через несколько секунд в комнату вбежала Мария Афанасьевна с перепуганным лицом, держа ложку на вытянутой руке, словно передавала эстафету. Медленно, словно ее суставы заржавели и забились песком, она подошла к Егору. Он выхватил железную ложку,
