— У нас нет прохода внутри корпуса корабля. Только по внешнему мостику. Багажка за топливными баками, перед зеркалами-приемниками лучей. Туда быстрее всего на ранцах реактивных добраться.
Настолько ли космонавт передрейфил, чтоб не брехать? Кравец живенько уже вынимает из шкафчика два скафандра, один бросает бортмеханику, берет еще запасной кислородный баллон.
— Ты тоже одевайся, на поводке побежишь,— грубо рявкает шериф смирному космонавту (сейчас такое откровенное жлобство стоит лишь поприветствовать). — Где реактивные ранцы?
— Вы что — козлы? — вспучился капитан. — Да на ранце без подготовки лететь, это все равно, что идти и плясать “Лебединое озеро”. А по мостику любой дурак пройдет… Впрочем, зачем мне какие-то предупреждения делать, усвистал бы этот “шкаф” в пространство, и то легче бы стало.
Насчет ранцев капитан прав, без тренировки можно быстренько стать метеоритом. Но и с мостиком рисковое дело. Бортмеханик, чего доброго, попробует словчить и по дороге как-нибудь спровадить “шкафа” Кравца вместе с Шошаной в открытый космос. Потом будет оправдываться: так уж получилось, мы же предупреждали…
— Слушай, ты, искрожопый,— пытаюсь облагородить я поведение механика,— ты идешь выручать человека, вдобавок женщину. И если что-нибудь случится, неважно по твоей вине или не по твоей, я всех превращу в пар и фарш. Ты станешь у меня вечным памятником крутиться вокруг планеты, то есть превратишься в “Меркурий-5”… А ты, Кравец, свой любимый страховочный конец не забудь.
Когда космонавт и шериф уже отправились через шлюз общаться с космическим пространством, в эфир влез со своими упреками спутник — заметил все-таки наш отворот в сторону.
— Рейс тринадцать. Вызывает “Меркурий-3”. Почему не выполняете команду диспетчера? Немедленно доложите причину отклонения от указанного курса.
Я прислонил микрофон к губе.
— “Меркурий-3”. Вызывает рейс 13. Как слышишь? Хорошо, надеюсь. Так вот, иди в сраку и не оборачивайся. Повторяю, иди в сраку вместе со своим диспетчером. Курс ты знаешь. Славный рейс тринадцать зачисляется в Межзвездный флот.
— Кто вы? Назовите себя,— все еще не унимался “Меркурий-3”.
— Адмирал Редькин. Прошу, обращаясь ко мне, не забывать слово “сэр”.
Капитан корабля сжал руками виски, будто испугался, что его голова сейчас лопнет, как перезревшая груша.
— Кошмарнавтика какая-то. Сколько вас, кретинов таких, на Меркурии? Я всегда говорил, что жить на этой планете нельзя. Солнце слишком близко, баламутит голову.
— Кончай балаболить, шеф-повар,— остановил я мутный поток измышлений. Кажется, все космонавты были достаточно деморализованы мной и я по-хозяйски раскинулся в кресле около переборки. — Срочно выведи на ближайший экран ту часть борта, по которой топают мой и твой товарищи.
Видеокамеры выхватили Кравца и бортмеханика, которые плыли-плелись словно жуки в киселе по мостику где-то в районе пупырчатых топливных баков. Шериф для скорости тыкал неповоротливого борт-механика дулом плазмобоя в копчик. Заодно приходилось продевать страховочный конец сквозь скобы, приваренные к мостику.
Компьютер показал, что наш корабль сейчас подставляется всем бортом станции “Меркурий-3” (продольная ось смотрит на “пятнадцать часов”).
— А порезвее нельзя ли развернуться, мастер? У меня ребра зудят от такой неудобной позы.
— Молодой человек, вы не в кровати. И вообще, вам раньше-то приходилось пилотировать космические корабли? — капитан вложил максимум ненависти и презрения в свой вопрос.
— Только меркурианские трактора.
— Ну так не гавкайте лишний раз. — При девушке-стюардессе капитан старался выглядеть бодрым, и я простил ему грубость.
— Я бы не зарычал ни разу, если бы вы учли наши общие теперь проблемы. Спутник угрожает нам, во-первых, крупнокалиберными плазмобоями, во-вторых, гамма-лазерными установками, в третьих, торпедными аппаратами. Если бы мы развернулись к “Меркурию-3” кормой, сделали какой-нибудь форсаж, да еще выбросили часть груза, который потянулся бы у нас в хвосте, первые две угрозы стали бы более жалкими.
— Они не станут стрелять по судну с пассажирами на борту, не дикари же,— с апломбом заявил капитан.
— Смешной ты, дядька,— оставалось сказать мне. — Срочно меняй продольную и поперечную ориентацию корпуса по отношению к курсу, чтобы площадь обстрела была минимальной.
Несколько бортовых толчков показали, что капитан все же послушался меня без зуботычин. И тут локатор отметил быструю точку, отделившуюся от пятна “Меркурия-3”. Значит, именно торпедой и сунули нам.
— Вот суки,— капитан произнес, наконец-то, правильное слово.
— Есть на борту пассивные или активные системы защиты? — вопросил я. Капитан замялся.
— Ну, давай же быстрее. Видишь, они не стали вызывать корабль военно-космических сил. Им надо побыстрее уничтожить нас, потому они не пожалели и вас, невинных. Ну что, похожи мы разве на обыкновенных уркаганов?.. Мне хоть девушку стало бы жалко, старый ты козел. Вон у нее какая попка. А ножки — поэзия…
— Скажите ему, Василий Лукич,— пискнула от борта стюардесска,— сделайте хоть что-нибудь.
Капитан сплюнул, он сплюнул дважды.
— Ну, есть, есть у любого гражданского судна кое-что оборонное согласно мобилизационному плану! — выкрикнул своей доброй душой капитан Лукич и набрал код на какой-то панели, которая с немелодичным писком откинулась и открыла тумблер — эту штуку бывший руководитель судна немедленно дернул. Из ниши выехал ящичек с кнопками, которыми капитан и стал орудовать.
Торпеда была уже видна без увеличения — похожая на огонек спички. В стереоскопе эта штука являлась черной безглазой колобашкой. Тут четыре искорки выскочили из нашего борта и, немного вихляя, понеслись по спиралевидной траектории навстречу вражескому фугасу. На какое-то мгновение мне показалось, что защитники пронеслись мимо него. Однако, что-то рвануло и полетело в разные стороны светящимися космами, которые опять-таки взорвались, там и сям, и совсем рядышком. Корпус тряхнуло. Интересно, задели нас заряды из кассетной боеголовки торпеды или нет? Впрочем, через секунду на экране все угомонилось — корабль вроде остался целеньким, бортовые системы не стращали нас чрезвычайными сведениями и предсмертными уведомлениями.
— Для гразерного луча у нас приличный отражатель припасен,— не удержался от хвастовства капитан, разворачивая паруса дефлектора. И тут я, отойдя от азартной игры в “промах-попадание”, заметил, чем закончилась для шерифа первая прогулка в космос. Он, борт-механик и Шошана свалились с покореженного мостка и беспризорно улетали в пространство. Наверное, каким-то шальным осколком перерезало и страховочный конец. Причем, если мужики елозили конечностями, то фемка после транквилизатора и кислородного голодания — возможно после контузии или ранения — вовсе не шевелилась. Единственное, в чем я был уверен — что она жива — хоть и не мог услышать через борт слабенькие сигналы ее Анимы.
— Если тебе и не жалко своего механика — я понимаю, много таких — то у меня народ ценный. Мне требуется аварийный робот! — зарычал я на капитана.
— Да не могу я заниматься одновременно и маневрированием, и ловлей “блох”,— как всегда засопротивлялся капитан Лукич. — Вон какое сложное управление у аварийщика.
Космонавт злобно ткнул пальцем в панель с множеством рычажков.
— Обойдемся без твоих занятий, ты, главное, рули.
И я взялся руководить аварийным роботом. Монитор показывал, как, слушаясь неловких моих команд, спасатель, выбирается из бортовой ниши, где стоял до поры-времени на манер статуи Аполлона. Где вы человекообразные роботы, про которых столько понапачкано фантастами? Красавчик этот оказался по внешности чем-то вроде радиолярии, с двигателями, толкающими в шести направлениях. Но и при достаточно удобном управлении отловить три одновременно разлетающихся объекта, казалось делом безнадежным. Одним глазом я пялился на экран общего обзора с координатной сеткой, другим — через окуляры самого робота, а ухом, наверное, приглядывал за капитаном и стюардесской, чтоб не стали самовольничать.
Вначале мало что получалось, я уж собирался переключиться на одну лишь Шошану. Но тут, как встарь, проклюнулся во мне пространственный полюс, который своими вихрями-вихрами быстренько обшарил окрестности. Должно быть, осознал я нужные симметрии, которые охватывали меня, этих трех беспризорников, парящих в ночи, робота, корабль, даже капитана и стюардессу.
Я стал работать на пределе. Без споры Плазмонта и Шошаниной подмоги. Однако, от страха возбудилось еще несколько полей. Разметавшись косматыми вихрями, они заставляли резонировать родственные энергии в трех летучих голландцах. Пульсации устойчивости, притяжения, отталкивания, пространственного искривления и всякий такой кал стали взаимодействующими кусками одного целого. Я даже попросил стюардессу пересесть в другое кресло, а как всегда вредничающего капитана несколько изменить продольную ориентацию корабля. В этих танцах участвовали все. А в итоге удалось так разветвить каналы-пульсации, что сложилась структура-ловушка.
