— Опять ты за свое! — рассердился князь. — Не хочу я броню!
— Твоя воля, — вновь тяжко вздохнул Савва, откладывая тяжелую и длинную, с долгим рукавом кольчугу, именуемую броней, и вместо нее подавая Ярославичу легкую, с коротким рукавом и затягивающуюся под горлом простейшими запонками. Александр легко влез в нее, застегнулся. На локти натянул стальные двигающиеся зарукавья.
— Наручи не надо.
— Славич! Умоляю! Ты посмотри, какие легкие! Забыл, что я тебе новые купил после Пасхи?
— Ну хорошо, хорошо! — Александр согласился надеть и стальные наручи, закрывающие руку от кисти до локтя. Новые наручи, купленные Саввой после Пасхи, были украшены нарядным узором — цветами, птицами и рыбами.
— Бармицу… — робко взялся Савва за кольчужный доспех, надеваемый под шлем и спускающийся сзади и с боков, закрывая затылок, уши, виски, шею.
— Нет! — теперь уж совсем решительно отказался Александр. — Шапку, колпак, и хватит наряжаться!
В дверях мелькнуло лицо Ратмира.
— Ратмир! Бери благословенный образ. А ты, Савка, лампаду.
Оставив избушку, вышли на свежий воздух. Стояла темень, рассвет еще только близился. До возвращения Луготинца можно было основательно прочесть весь утренний чин молитв. Позвали отца Николая и иеромонаха Романа. Встали перед образом Пресвятой Богородицы, коим отец родной, Ярослав Всеволодович, в Торопце благословил сына на брак с княжной Александрой. Ратмир держал сию икону перед молящимся князем. Савва держал пред Богородицей лампаду, горящую благодатным огнем монаха Алексия. Александру было хорошо, не так тесно во времени, как в предутреннем сне. Луготинец появился как нельзя кстати, когда уже «Честнейшую херувим» тихо пели. Закончив стояние перед образом, Александр нетерпеливо спросил:
— Что, Костя?
— В самый раз теперь по ним ударить. Не ждут нас свей. Стан их спит мирным сном, а дозорную заставу мы затоптали.
— Пошли, Господи, спасение душе твоей! — обрадовавшись, обнял Костю Ярославич. — На конь, дружина моя верная! Час битвы нашей наступает. Перенесем ворогов из сна временного в сон вечный, и да не дрогнет рука наша на завоевателей Земли Русской!
Он надел легкую шапку, а поверх нее — стальной колпак, свой любимый, с выбитыми искусно по околышу образками — Спаситель, Приснодева и Креститель. Савва подвел веселого Аера, и князь молнией вскочил в седло, опоясался мечом, надел рукавицы, взял щит и свое любимое копье — длинное древко, оканчивающееся острым наконечником в виде двух листиков, наложенных один на другой так, что в сечении получался крест, а у основания наконечника торчали две упругие лапки, дабы, пронзив врага, можно было его оттолкнуть и отбросить.
— С Богом, братья! Да помогут нам наши святые князья — Владимир Красно Солнышко и сыны его — Борис и Глеб!
Здесь все Александрове воинство разделилось надвое — конница пошла в сторону Ижоры, а пешцы — в сторону Невы. Князь так задумал: пехота по невскому берегу свеев будет от шнек отрезать, а фарьство тем временем по ижорскому берегу нападет на свейские ставки — на Улофа и Биргера. Пехотную рать вели за собою Миша Дюжий, Кондрат Грозный, Дручило Не-здылович, Всеволож Ворона, Глеб Шестько, Ратислав и Кербет. Прапор составили Ласка, Ртище и еще шестеро конников — несли знамя Александра с золотым львом на алом стяге, хоругви и знамена с Нерукотворным Спасом, с Воскресением Христовым, со Святым Георгием побеждающим змия, с Индриком, везущим на себе Деву Марию, и с белым крылатым крестом на черном поле. Конные полки, кроме самого Александра, возглавляли Таврило Олексич, Юрята Пинещенич, Константин Луготинец, Сбыслав Якунович, тевтонец Ратша, бояре Ратибор Клуксович и Роман Болдыже-вич. Вел своих ладожан и серб Ладимир. Солнце только-только начинало вставать за их спинами, медленно оживляя лесную зелень, запахи пока еще свежего летнего утра сладостно волновали, птицы принимались Щекотать слух своим радостным пением, и на сердце У Александра было так весело, будто ехали они не на смертный бой, а встречать дорогих гостей.
В зарослях метнулся олень, и ловчий Яков, едучи поблизости, оживленно подмигнул Александру:
— Ярославич! Сейчас бы не на битцу, а на ловы самый раз было бы, а?
— Что поделать, коли на нашего ловца иной зверь бежит, — ответил князь. — Ты, Яша, когда напустимся на нашего зверя, свисти и ори, как только ты один и умеешь, покрепче напугай свейство. Но не сразу, а когда крикну тебе.
— Сделаем!
Прибоднув Аера, Александр приблизился к Луго-тинцу:
— Гляжу, Коринф твой не хромает больше?
— Савве спасибо, — ответил Костя. — Подъезжаем.
Они выехали на холм и увидели битую свейскую заставу. Кровавые тела валялись как попало вокруг угасшего костра, в котором ничком лежал убитый свей, одежда на нем догорала, испуская густой и вонючий дым. В сердце у Александра все вмиг перевернулось, ужасный вид смерти потряс собою радостное молитвенное состояние, владевшее князем до сего мгновения. Здесь лежало не более десяти убитых, но казалось — гораздо больше. С трудом подавив в себе чувство жалости, уместное по окончании битвы, но никак не теперь, Александр выехал на вершину холма. Стан све-ев мирно спал. Видно было, что накануне они весело и беззаботно пировали там, многие валялись прямо на траве, но в отличие от этих, что здесь, те, что там, были еще живы. Их еще только предстояло умертвить. При сильном желании можно было бы уже отсюда стрелой достичь самых ближних.
— Господи, отврати от меня жалость непотребную! — тихо прошептал Александр. В тот же миг в душе у него очерствело, и совсем иные мысли взыграли в голове — он стал быстро размышлять о смене замысла. Теперь ему отчетливо виделось, что лучше будет, если они тут разделятся.
— Юрята, Костя! — решительно призвал он к себе двоих полковников. — Вы двое и бояре Ратибор и Роман. Ваша задача остается та же, как мы замыслили накануне, — дойти со своими полками почти до самого берега Ижоры и оттуда ударить по свейскому стану, стараясь отсечь тех, что сидят в селе, от тех, что расположились на берегу Невы. Мы же останемся тут и одновременно с вами бросимся на главную ставку. Как видно, сие и есть шатер Биргера. И покуда вы будете держать клин между теми и теми, мы должны одолеть Биргерово войско. А пешцы обязаны отсекать их от шнек. А уж потом возьмемся за тех, которые в селе и при устье Ижоры. Как подъедете к берегу и встанете, ждите, когда Яков свистнет. И по сему свисту устремляйтесь на ворога. Все понятно?
— Понятно, княже, — сказал Луготинец.
— С Богом, братья!
Конница стала перестраиваться. Половина ее выдвигалась из общего порядка и уходила за Луготин-цем, Пинещеничем, Романом и Ратибором. Остающиеся передвигались, становясь по обе стороны от главного Александрова полка, простираясь будто два орлиных крыла в небе, нависали над сонным свейским станом.
Становилось все светлее, вдалеке виднелось, как полки пехоты, выйдя из лесов, двигаются берегом Невы навстречу битве. Оруженосцы заняли свои места. Слева на рыжем сарацинском скакуне сидел Ратмир. Справа на своем светло-гнедом кипчаке по кличке Вторник расположился Савва. Александр передал ему копье:
— Бросишь мне, когда совсем сблизимся с ними. А я прежде еще хочу срезки пометать.
— Бог в помощь, — отозвался оруженосец, принимая копье.
Миг битвы неумолимо приближался. О правую руку вдалеке видно было, как дошли до берега Ижоры и встали первые ряды конницы, ведомые Луготинцем и Юрятою. Слева пешцы лавиною шли берегом Невы, приближаясь к стану свеев…
И вдруг вспыхнуло — лучи рассвета достигли золотой маковки самого высокого свеиского шатра, зажгли ее ярким блеском, будто само восходящее русское солнце дало свой главный знак — пора!
— Свисти, Яша! — выдохнул Александр и тотчас взбодрил Аера бодцами. Аер заржал и помчался. Оглушительным свистом огласил округу ловчий князя. И мигом все вокруг наполнилось неистовым конским топотом. С трех сторон русичи приближались к вражескому становью. Там, среди ворогов, мелькнуло шевеленье, и вот уже они повскакивали, засуетились, забегали, замельтешили, разжигаемые ужасом.
— Вонмем! — сам не зная почему, воскликнул скачущий впереди всех Александр, бросая поводья и задвигая щит под самое плечо. Ветер свистел у него в ушах, и все внутри свистело этим озорным ветром не хуже, чем свистит ловчий Яков. Он вытянул из налучья лук, выдернул из тулы стрелочку и, мгновенно натянув тетиву, зорко выхватил бегущую цель — чью-то свейскую спину. Засвистела срезочка, полетела, сбила свея с ног, но, видать, только подранила — он тотчас вскочил и побежал дальше. Засвистела вторая и никуда не попала — улетела к реке и там исчезла. Засвистела третья, но на эту и вовсе не смотрел
