— Нет лучше химии, чем внутри нас! — крикнул Спартак и совсем по-мальчишески кинулся бороться с Остапом.
Но тот, ввиду явного преимущества противника, спасся бегством под общий хохот темнокожих и белозубых ледовых робинзонов.
Глядя на Спартака, я сразу понял, что она на катере. Он стал махать руками, приплясывать, смешно выкидывая ноги и скользя на мокром льду. Потом, разбрызгивая набежавшую волну, влетел в воду.
— Кому море по колено? Врут, что только под мухой! — заметил Остап.
С ним можно согласиться.
Я увидел ее. Она сидела вместе с двумя громоздкими мужчинами, чернобородым инженером Вальтером Шульцем и капитаном «Гете» Денцлером, с виду добродушным, но на деле несносно придирчивым толстяком. На ней были куртка и брюки, как на мальчишке. И берет, из-под которого ветер старался вырвать черные волосы, развернуть их, как она шутила, пиратским флагом.
Я сел напротив нее. Спартак рядом. Он сказал ей странные слова:
— Стихов моих любимый томик…
Но она их поняла и засияла.
Я нашел ее еще в Москве. Ведь она была дочерью моего друга и другом сына со школьной скамьи. И мне хотелось узнать ее.
Спартак повел меня к ее тете, сестре Вахтанга. Она была замужем за известным академиком архитектуры, который не только предоставил девушке комнату в своей квартире, но и привил ей свою неистовую любовь к зодчеству.
«Покажи, что тебя окружает, и я скажу, кто ты». Кажется, я переиначил известное изречение, но сейчас так можно было сказать.
Я вошел в ее комнату и огляделся. На стенах репродукции: затейливые, многоскульптурные храмы Древней Индии, величественно огромные и предельно простые египетские пирамиды, таинственно покинутые великолепные дворцы и храмы древних майя, причудливые восточные пагоды с загнутыми вверх краями крыш. Здесь и беломраморные шедевры эллинской архитектуры, венчающиеся божественным Парфеноном. И рядом островерхие, исступленно устремленные вверх готические церкви. И оттеняющие их сурово мрачные башни средневековых замков, олицетворение силы, страха и оскудения духа.
Да, Тамара любила свою архитектуру, она поклонялась ей, воздвигнув ей своеобразный маленький храм в своей комнате.
Я сказал ей о своем впечатлении.
— Это ведь голос эпох, — отозвалась она, гордо вскинув голову. — Цивилизации появлялись и исчезали. И оставались от них великолепные, порой загадочные здания, дворцы или храмы, изучая которые, люди пытаются понять, кто, зачем и как их строил, на каком уровне культуры находился, как жил и что думал.
— Так вот что напоминают репродукции!
— Мне не надо напоминать. Я поклоняюсь прекрасному и ненавижу «архитектуру скупых смет».
— А почему здесь нет таких современных зданий, как американские небоскребы?
— Не говорите мне об этих чудовищных коробках стиля нищих духом богатеев.
— Вы решительны в своих взглядах и высказываниях, — заметил я, не решаясь называть ее по старинке на «ты». Она мне казалась жрицей выдуманного ею храма. Пожалуй, она даже воображала себя в толпе молящихся под причудливыми сводами или царственной походкой поднималась по мраморной лестнице дворца, который должен удивлять великолепием и роскошью людей и тысячелетия спустя.
— Вы говорите о решительности моих высказываний? Я в суждениях всегда такая. Спартак знает. Даже природу воспринимаю с некоторым преувеличением. Покажу вам кое-какие этюды — и вы лучше поймете меня. Я пишу то, чем восхищаюсь, и прежде всего силой стихии. Потому, рисуя лес, я изображаю лесной пожар, а река у меня выходит из берегов, затопляя дома и дороги. А море не представляю себе иначе, чем в шторм с девятым валом, накрывающим корабль вместе с мачтами. Потому и ветерок, закручивающий листья на дорожке, представляется мне сокрушительным торнадо.
— Вы выдумщица! — рассмеялся я. — Но рыбак рыбака видит издалека. Недаром я к вам пришел.
Спартак сказал:
— У нее волшебная лупа. Вот и любуется через нее миром.
— Лупа романтики? Кто бы мне ее подарил?
Они оба рассмеялись.
— Она с твоей собственной лупы копию сняла, — пояснил Спартак.
Мы сразу стали добрыми друзьями. Я написал Вахтангу, что восхищен его дочерью.
Он прислал телеграмму: «Буду тамадой. Прошу вызвать».
Он, конечно, имел в виду свадьбу…
Когда Тамара узнала, что Спартак вместе со мной отправляется в Антарктиду на стройку Города Надежды, она умудрилась перейти на работу в архитектурную мастерскую, занимавшуюся проектированием зданий Города Надежды. А там с чисто женской настойчивостью и лукавством (как она сама заявила) сделала так, что наблюдение за выполнением заказов на блоки зданий поручили ей. И пришлось ей отправиться в Гамбург. И так уж вела дела, что в Антарктиду отправить груз без нее оказалось невозможным.
В конце концов юная жрица богини Зодчества попала на корабль «Иоганн Вольфганг Гете» и вот теперь вместе с инженером Вальтером Шульцем почему-то направлялась на Совет командора.
Я любовался ею и Спартаком.
В полынье, пробитой для судов ледоколом «Ильич», на которую вышел катер, стало сильно качать.
Капитан с «Гете» только посмеивался, отчего у него словно прибавлялось подбородков, второй же великан так согнулся, что спрятал свою разбойничью (по словам Тамары) бороду у себя в коленях. Сама же Тамара — Вахтанг мог гордиться ею — закусив губу, отодвинулась от борта, к которому ее, вероятно, потянуло. Она скорее умерла бы, чем позволила себе перегнуться через него.
Катер приближался к флагману экспедиции.
Я смотрел на Тамару, на ее лицо, напоминавшее древнюю камею, и думал, почему на Совет командора Анисимов вызвал архитектора, когда блоки зданий Города Надежды утонули. Ведь он не знал, с чем я еду к нему на ледокол».
Глава седьмая. ВОДА — ЧУДЕСНИЦА
«Теперь надо вернуться к перерыву в моих записках, к двадцатилетней работе на металлургическом заводе, где удалось создать „лабораторию изобретательства“. В бывшей кладовой машиностроительного цеха установили столы со множеством приборов и даже станки: токарный, сверлильный, фрезерный. Все сами делали на них для задуманных новшеств.
Помогло мое предложение избавить сталеваров от заглядывания в мартеновскую печь, когда лицо обдавало жаром. По пучку охлаждаемых стеклянных нитей цветное объемное изображение передавалось на всю длину жгута. Через простейшую оптику можно видеть внутренность печи, не приближаясь к ней. То, что это не ново, меня не обескуражило. Ведь сталеварам стало легче! И лабораторию мы получили для давно задуманных исканий.
— Зачем тебе вода? Простая вода? — удивился Вахтанг.
— Мы с тобой, друг, на восемьдесят процентов из воды, а земной шар на три четверти залит водой. А свойств ее как следует не знаем.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
