Пятикилометровая обитаемая гондола, которая, собственно, и была «городом ученых», напоминала только сошедший со стапелей, еще не успевший обрасти раковинами и паутиной ржавых потеков круизный лайнер.
Белые бока гондолы глянцевито блестели: ни грязи, ни пыли, ни каких-либо надписей.
Одна над другой громоздились многочисленные палубы, расчерченные вертикалями спонсонов-пристроек с круглыми разновеликими окнами. Были ли то жилые дома ученых или лаборатории, а может быть, спорткомплексы или храмы, Растов судить не брался.
А вот теплицы, оранжереи, улиточные фермы и кормовые фурмикарии спутать с чем-либо было нельзя.
Стоило Растову остановить свой взгляд на одном из фурмикариев – стометровом куполе из чоругского монокристаллического стекла, под которым смутно угадывались разновысокие термитники, – как в основании сооружения внезапно распахнулись ворота-гармошка и открылся тридцатиметровый проем.
Растов не мог оторваться. Он впервые видел воочию термитную ферму…
Ему вспомнилось (из какой-то, что ли, научно-популярной передачи), что те многоногие общественные черви, которых принято называть «чоругскими термитами», весят по полцентнера каждый, содержат высокий процент ценных протеинов и годятся в пищу даже человеку!
Затем в памяти вспыхнуло еще одно воспоминание: когда он был ребенком, об этих съедобных термитах горячо дискутировали на Земле. То было десятилетие страстного увлечения всем чоругским – философией, медициной, головоломками. В визоре один за одним выступали ученые-энтузиасты, которые наперебой докладывали, как полезно мясо этих тварей.
Футурологи на государственных зарплатах пророчили: пройдет двадцать лет, и такими фурмикариями покроется вся Луна! И это как минимум, ведь растить термитов гораздо быстрее, чем коров или свиней, и убивать их, кстати, не жалко (в свете чего термитофилия охватила вегетарианцев и борцов за права животных)…
Но в итоге для обычных русских людей чоругская еда так и осталась бессмысленно дорогой, практически недоступной экзотикой. Хотя на Кларе Растову попадался один ресторан, где термит-кебаб, ввезенный контрабандно, можно было отведать за умеренные десять терро – что однажды и сделала, хлопнув двести, мать его первой жены Беаты…
«Но зачем они открыли этот проем? Чтобы проветрить?» – не понял майор, продолжая созерцать фурмикарий на борту наукограда.
– Товарищ майор! – это был Загорянин. – Пошла реакция чоругов на наше появление! Город покидают десятки транспортных средств. Похоже, драпают потихоньку наши ученые…
И действительно: из ворот фурмикария, прямо на глазах Растова, вырвался летательный аппарат, напоминающий гибрид нескольких мотоциклов с земным спортивным планером.
В каждом «мотоцикле» сидело по чоругу. А огромное раскидистое монокрыло, закрепленное над ними, приводилось в движение тремя винтами в защитных решетчатых кожухах.
Не успел Растов и глазом моргнуть, как полкрыла внезапно разлетелись в щепки, машина опрокинулась на борт и камнем упала вниз.
– Кто стрелял?! – заорал Растов. – Кто разрешил?!!
– Так у нас приказ, Костя! – сказал Загорянин. – Никого из города не выпускать! Если они поймут, что можно вот так запросто слинять, мы в итоге захватим только пустые лаборатории! А все ученые – сбегут!
– Есть такой приказ, – подтвердил Илютин. – И я должен следить… гм-гм… за его выполнением. Стрелял я.
Через четыре минуты пятьдесят пять секунд после высадки первые смертоносные снаряды достигли своих целей. Ракеты землян ударили в турбинные движители летающего города, а чоругские аэроторпеды, прорвавшись через плотный огонь зениток, взорвались в расположении штаба батальона.
К счастью, штаб был полностью фальшивым. Все экипажи машин, оставив их работать в автоматическом режиме, предусмотрительно разбежались. Поэтому потери составили двоих легкораненых.
Растов, полностью поглощенный наблюдением за стрельбами зенитно-ракетных дивизионов, уже и позабыл о том, что им была обещана беспрецедентная воздушная поддержка.
Поэтому, когда поднявшиеся с борта Х-крейсера «Гумилев» десятки «Орланов» закрыли небо над его танками, лицо Растова просияло.
Заговорила рация:
– Здесь Хобот! Повторяю, здесь Хобот! Вызываю Овен-1.
– Овен-1 слушает, – отозвался Растов.
Беглый взгляд на травленную по алюминию и привинченную болтами прямо к подбою брони табличку позывных подсказал ему, что Хобот это не какой-нибудь там хрен с горы, а целый комкрыла, капитан второго ранга Роман Селезнев.
– Прошу ваших указаний, – запросил кавторанг. – Какая схема действий? «Зонтик» или «Трезубец»?
Схема «Зонтик» была придумана на случай массированной атаки чоругских дископтеров. Тогда все «Орланы» должны были развернуться на передовом рубеже и защищать батальон от воздушного налета.
Ну а «Трезубец» предполагал использование флуггеров для раскурочивания уцелевших движителей.
– Давайте «Трезубец». А то что-то наш объект падать не собирается.
У Растова было что еще сказать кавторангу. Например, он где-то читал, что чоругские восхищенные страшно любят кончать жизнь самоубийством – как некогда японские самураи. Так что совсем не в их интересах катавасию затягивать… Но дисциплина радио– эфира обязывала, и от культурологического экскурса он воздержался.
– Принял «Трезубец», работаю, – ответил кап-два.
В воздухе над батальоном с каждой секундой становилось все теснее.
Вслед за «Орланами» с борта «Гумилева» подтянулась разномастная стая с Х-крейсера «Ключевский».
«Хагены» инфоборьбы поставили плотную дымзавесу.
Три «Кирасира», выкрашенные в осназовский «мокрый асфальт», волокли СР-сканеры, которыми тут же принялись прощупывать летающий наукоград насквозь.
Ну а истребители «Громобой», посовещавшись с Растовым, присоединились к «Орланам».
Да, объемы воздушной поддержки были воистину беспрецедентны. В интересах одного танкового батальона и одного зенитно-ракетного полка сейчас работали два авиакрыла! И пусть это были сравнительно малочисленные ОСАКР – «особые авиакрылья» Х-крейсеров, – а не полноценные ОАКР тяжелых авианосцев, зато матчасть у них была самая современная!
И вот уже через минуту грандиозный взрыв затмил местное солнце COROT-240 – это разлетелась на куски монструозная турбина движителя, попутно изрешетив обшивку синего технического модуля летающего города на площади в 9 гектаров.
Это решение – бросить все боевые флуггеры против движителей – едва не стоило жизни и Растову, и всем его подчиненным.
Потому как чоруги сопли не жевали.
С ближайшего военного космодрома, который не был проработан бомбоштурмовым ударом землян, просто потому что прорабатывать его было нечем, поднялись пятьдесят семь боевых планетолетов.
Причесывая брюхом заросли укропа на дымящихся сопках, колонна хищных машин понеслась прямо на батальон.
Каждый планетолет выпустил по нескольку дископтеров – так что общее число воздушных целей зашкалило за триста. Парсеры «Протазанов» захлебнулись, перегруженные хлынувшей цифирью.
Все, что могло стрелять и летать, сразу же развернулось против этой орды.
Подгоняемые хриплыми выкриками взводных, танки сорвались с мест и понеслись каждый своей дорогой, рассредоточиваясь.
Но хотя почти сразу были сбиты десятки дископтеров, оставшиеся приближались, и Растов вдруг осознал, что скоро придется отдать приказ «покинуть машины».
Спасайся, дескать, кто может.
Как в тот растреклятый день на Дошанском шоссе.
Ах, как не хотелось отдавать ему этот приказ!
– Хобот! Вызываю Хобот! Да где же вы?! – психовал майор, судорожно стискивая кулаки. – «Зонтик» немедленно! «Зонтик»!
«Не то сейчас размокнем, как сахар под дождем!»
Но кап-два Селезнев не отзывался.
«Может, и нет его уже в живых. Оторвали хобот…»
Их спасли японцы.
Линкор «Ямато», авианосец «Синано» и пять фрегатов, которым удалось пробиться сквозь пояс чоругских крепостей на низких орбитах, с безумной отвагой камикадзе прошили атмосферу и, предшествуемые ударным фронтом раскаленного воздуха, вмиг очутились между атакующими чоругами и обреченным батальоном.
При этом они вели ураганный огонь из лазерных зениток, а авианосец «Синано» строчил флуггерами как из пулемета. В числе прочих, шесть истребителей «Хаябуса» японцы, проходя эшелон 9000, для ускорения процесса выпихнули один за другим практически вручную через шахту поврежденной катапульты.
В общем, чоругам пришлось иметь дело вовсе не с горсткой «Орланов», а с целой стаей хищных, вертких «Хаябус» и крепких «Красных воронов».