За пять минут до всплытия последовала команда «надеть повязки!».
Растов был предупрежден, что самая обычная черная повязка при всплытии Х-крейсера призвана защитить глаза от вспышки, вызванной прохождением потока Д-нейтрино. Но как же неохота было ее надевать!
Ради этого пришлось поднять забрало гермошлема и минуты три шевелить неуклюжими пальцами в перчатках. Сначала выковырять повязку из-под ворота, потом расправить, натянуть…
– По отсекам стоять! К всплытию готовиться! – раскатилось по Х-крейсеру. – Даю отсчет по всплытию… Десять… Девять… Восемь…
Через корабль прокатилась судорога: срабатывали приводы, Х-крейсер выравнивался по плоскостям… Хотя о каких таких «плоскостях» можно говорить в граничном слое Х-матрицы, Растов взять в толк не мог.
Некстати вспомнился рассказ отца на последних семейных дачных посиделках. Дорогой Александр Павлович подвыпил, расслабился, чуть ли не впервые за год, и, сидя на своей любимой березовой скамейке, рассказал о том, как первый прототип Х-крейсера сгинул в дробных размерностях пространства. И как после этого едва не решили навсегда заморозить перспективную разработку.
«А ведь если бы поддался общей панике, не было бы у нас флота, который помог выиграть войну», – говорил отец, глядя горячими глазами в пустоту перед собой.
– Два… Один… Всплытие!
Ярчайшая вспышка желтого света резанула по сетчатке глаз даже через ткань, через стекло гермошлема, через плотно сжатые веки.
Х-крейсер качнулся точно корабль, сброшенный со стапелей на воду.
Удар был таким сильным, что сердце Растова прыгнуло и забухало.
«Неужели авария? Стукнулись о планету?»
Но ВКТ благодушествовала:
– Поздравляю с успешным всплытием. Повязки можно снять. Десанту – двухминутная готовность.
Дальнейшие действия Растова были расписаны посекундно.
Опросил офицеров штаба.
Все на месте. Все в сознании.
Включил экраны.
Один из семи не работает – хрен с ним. Его предупреждали. (Ох и суровые ребята эти нейтрино разновидности «Д»!)
Приказал подключиться к инфосистеме «Исаева».
Выполнили.
Полминуты изучал обстановку.
Многое не понял. Был вынужден прицепиться к Загорянину.
– Туман-3, здесь Овен-1. Прокомментируй, пожалуйста. Дальность до объекта «Пуговица» – девятьсот метров? Или я чего-то не понял?
– Все так! – с хмельной веселостью отозвался Загорянин. – Девятьсот! Точность всплытия – филиграннейшая! Честно говоря, впечатлен…
Растов был впечатлен не меньше собеседника.
– Выходит, мы с тем же успехом могли им на крышу обитаемого модуля сесть, так?
– Обсуждались такие варианты, Костя. Эта баба… как ее там…
– Браун-Железнова, – подсказал Растов.
– Ну да… Так вот она и предлагала. Мурмуркала там про эффективность и внезапность…
Растов усмехнулся. «Мурмуркала».
– Ее насилу военинженеры отговорили. Дескать, конструкцию крыши мы точно не знаем. Х-крейсер может прямиком из Х-матрицы в какой-нибудь лес радиаторов всплыть. И обнаружим у себя посреди штабной машины чоругский железный елдак температурой две тысячи кельвинов…
– Согласен, это ни к чему. Километр мы уж как-нибудь. Не гордые.
– Во-во.
Десантных Х-крейсеров в их группе было три: «Исаев», «Соловьев», «Соколов».
Полбатальона десантировались с «Исаева», полбатальона – с «Соловьева».
Третий Х-крейсер, «Соколов», названный в честь знаменитого историка, автора классического многотомника «Падение Америки», – высаживал 22-й зенитно-ракетный полк. Полк имел на вооружении морально устаревшие, но очень мощные ЗРК «Кама».
Собственно, позиция растовского батальона должна была образовать своего рода редут вокруг дивизионов зенитно-ракетного полка, ведь именно ему отводилась важнейшая задача: поразить восемь из шестнадцати движителей объекта «Пуговица» – такое кодовое имя получил чоругский летающий наукоград.
Растов со своим штабом дождался выгрузки из Х-крейсера первой роты и пополз у нее в арьергарде, прикидываясь ветошью.
В это же время ложный штаб батальона, раскрывая на ходу развесистые уши антенн и радаров, выехал из Х-крейсера «Соловьев».
Стоило мехводу Трехину выгнать комбатовскую «К-20» из брюха «Соловьева», как Растов, с облегчением отстегнув фиксирующие ремни, выскочил из своего командирского кресла-трона и нетерпеливо перебрался на крошечную и страшно неудобную башенную сидушку.
Там имелось главное – широкоугольный перископ.
Да-да, Растов не изменил себе и на этот раз, потому что вопреки расхожей латинской поговорке привычка не вторая натура, а первая.
Он должен был увидеть все не на экранах монитора, а в самую обычную оптику производства ИОМЗ – Изюмского оптико-механического завода.
Огромное красное солнце лизнуло глаза горячим языком.
Растов рефлекторно зажмурился. Перевел перископ правее.
Пейзаж напоминал странную помесь Карелии с Филиппинами. Много болот. Прозрачные озера в оправе исполинских хвощей. Разновысокие уродливые сопки, поросшие чем-то вроде десятиметрового укропа с соцветиями цвета свежей экземы…
Растов, который географией ксенопланет никогда не интересовался, предпочитая материи поактуальней, без устали дивился увиденному. «В ужасных условиях живут эти чоруги, просто в отвратительных…»
Прокрутившись на триста шестьдесят градусов вместе с командирской башенкой, Растов наблюдал всюду более или менее однообразные картины. И только на юге поверх сопок из дымки проглядывала индустриальная зона – островерхая, квадратнобокая, присыпанная серой химической пылью.
Там, вдали, неустанно дымили трубы.
Время от времени что-то – пресс? – бухало и громыхало.
Что же до искомого объекта «Пуговица», то его Растов не увидел – линия визирования у этого перископа так высоко не задиралась, а наукоград летел, если верить поступившим данным, на высоте в четыреста метров.
Валера Загорянин был тут как тут.
– Овен-1, вызываю Овен-1!
Растов вздрогнул. «Овен-1» – его позывной.
– Слушаю тебя, Туман-3.
– Разведзонды дали устойчивый захват объекта.
– Отлично! Разрешаю действовать по основному варианту.
Это означало, что роты батальона должны развернуться в линии, которые вместе составят нечто вроде буквы «М». В два верхних угла буквы «М» должны набиться дивизионы ракет «Кама».
Почему так? Почему не выстроиться «коробочкой», например? Потому что так решили наверху. Чоруги, дескать, больше времени потратят на вскрытие группировки сил и ее боевого порядка в том случае, если она будет выстроена вот так вот хитро.
А вот если бы по каким-то причинам дистанция до «Пуговицы» оказалась километров десять-пятнадцать, тогда батальону предстояли бы полные неопределенности и хлопот действия по запасному варианту. А именно: погоня через болота, через рощи хвощей и укропов в направлении, указанном разведкой.
– Вы… гм-гм… товарищ комбат, чем оптическим перископом здесь крутить, лучше бы поглядели на нормальном экране. Там «Пуговицу» прекрасно видно.
Слова были сказаны сидящим слева от Растова в башне стрелком-оператором. И учитывая, что он носил звание старшего сержанта, являлись одновременно и немыслимым хамством, и вызывающим нарушением субординации.
Но Растов сразу узнал это характерное «гм-гм»… С ним в одной башне находился… майор Илютин! Вот так метаморфоза стрелка-оператора!
– Афанасий, вы?! Но откуда?!
– В детском саду у моего младшего… гм-гм… на такие вопросы отвечают «от верблюда», – с булькающим смешком отвечал Илютин, довольный произведенным эффектом. – А если по существу, меня вместе с… гм-гм… взводом оперативников ГАБ впихнули в ваш эшелон десанта прямым приказанием Председателя Совета Обороны, хорошо известного вам Александра Павловича. Нас инкогнито раскидали по разным экипажам. А то чоруги сильно башковитые пошли, могут вычислить нас раньше времени… И тогда все – тю-тю. Прощай, эффект внезапности.
– Ясно, – кивнул Растов. – О ваших задачах спрашивать не буду, своего головняка хватает. Полезу, в самом деле, обратно, погляжу на экраны.
Все еще под впечатлением – надо же, опять Илютин! – майор плюхнулся на свой трон комбата, произведший в свое время фурор на оружейной выставке в Нижнем Тагиле.
Илютин оказался прав.
Зонды и невесть кто еще роились вокруг летающего города, выдавая прекрасную четкую картинку.
Ну что же, приходилось признать, что «Пуговица», почему-то представлявшаяся Растову нелепой раньше, при близком рассмотрении оказалась красивой той особой красотой, что отличала именно инопланетные технообъекты.
