Когда Долорес отыскала Натана на террасе отеля, он был, как всегда, неразговорчив и, как всегда, углублен в «Уолл-стрит джорнэл». Им подали легкий ленч: лангуст, салат и бутылка шабли.
— Хорошо провела время? — спросил Натан.
— Прекрасно, милый, — промурлыкала Долорес.
Долорес не могла оторваться от Франсуа. Безумие: солнце, вино, морской воздух, сладостный климат Средиземноморья — и неудовлетворенность, в которой так долго держал ее Натан. Она жила только в те минуты, когда Франсуа касался ее, входил в нее, дарил ей ощущение полноты жизни и женственности.
Опьянение, ранее не изведанное ею, любовная истома и нежность романтических французских баллад, вплывавших в раскрытое окно. Воздух был напоен запахами сосен, пальм, мимоз и бугенвиллей, кожа была постоянно солоновата на вкус.
Долорес наслаждалась преклонением Франсуа, чувственными радостями, которые она ему дарила, — будто воскресали древние легенды, и она становилась то сиреной-погубительницей, то колдуньей Лорелеей.
И как было странно чувствовать себя сильнее мужчины, знать, что это ты покупаешь его, и набрасываться на него с яростью тигрицы, рвущей свою добычу. Со стариками, такими, как Натан, ей приходилось изображать из себя куртизанку, разыгрывать страсть, которой не было. С Франсуа они менялись ролями, и Долорес испытывала возбуждающий трепет победы. «Ах, вот, значит, что испытывают все эти старцы, — думала она. — Понятно, отчего они готовы так дорого платить!»
По мере того как возрастало ее удовлетворение от Франсуа, росло и ее презрение к Натану Уинстону.
Последняя тайная встреча с Франсуа у Долорес была назначена на день накануне отъезда в Нью-Йорк. Едва открыв утром глаза, она начала представлять себе, как набросится на Франсуа, поглотит его своим телом, всем своим существом. Ни о чем другом Долорес не могла думать. Ей казалось, что в тот день она невероятно долго умывается, еще дольше приводит себя в порядок.
Выйдя, наконец, из ванной, Долорес увидела, что Натан с понурым видом стоит у двери. Под мышкой у него был зажат аккуратно сложенный «Уолл-стрит джорнэл».
— Как насчет автомобильной прогулки? — спросил Натан. — Я бы проехался в Канье-сюр-Мер.
— Мы же ездили туда совсем недавно!
— Тогда поедем в горы.
Что ей было делать? Изобразить приступ головной боли — так Долорес только что сказала, что отлично себя чувствует. Симулировать неожиданную дурноту — так он скорей всего останется при ней и глаз с нее не сведет. Выхода не было, нужно было уступить желанию Натана. Единственная надежда — вдруг удастся урвать хоть немного времени для Франсуа, когда они вернутся в город.
По дороге в Верхний Корниш Долорес показалось, что Натан как-то странно ведет себя, и она даже спросила:
— Что-нибудь не так, милый? Натан по обыкновению отмолчался.
Наконец они добрались до крохотного горного городишки. Склоны гор тонули в яркой зелени и цветах. Натан остановил машину, они вышли и медленно зашагали вдоль дорожной балюстрады. Внизу медленно пробирался вверх по горному склону старый пес. Затянувшееся молчание Натана нервировало Долорес, и она снова задала ему тот же вопрос:
— Что-нибудь не так, милый? Натан резко повернулся к ней:
— Мне все известно о тебе и этом французском жиголо!
— Натан!
— Шлюха! Шлюха!
Лицо Натана было искажено гневом, он явно пытался сдержаться, стискивая ладони, но неожиданно размахнулся и залепил Долорес пощечину.
Долорес с трудом удержалась на ногах.
— Грязная шлюха! На мои деньги покупаешь себе кобелей!
— Сукин ты сын! — завизжала Долорес. — Да кто ты такой, чтобы так со мной обращаться?
— А сама-то ты кто такая? Сучка двуличная!
Долорес уже достаточно овладела собой, и теперь она даже сумела усмехнуться проявлению злобного эгоцентризма. Когда она заговорила, каждое ее слово было как плевок:
— Начнем с того, что, будь ты сам мужчиной, этого бы никогда не произошло!
— Заткнись, мразь!
— Я не заткнусь! — Долорес уже просто орала. — Сначала я скажу тебе всю правду, Натан! Никакой ты больше не мужчина, понял? Ты старик! Старик!
Натан был неузнаваем, его лицо побагровело от ярости, он попробовал снова замахнуться на Долорес:
— Ах ты!.. Замолчи, кому говорят!
Натан тряс ее за плечи, но Долорес упруго сопротивлялась. Вырвавшись из его рук, она поправила волосы и непринужденно произнесла:
— Как мужчина ты больше не существуешь, Натан. Не думаешь же ты на самом деле, будто можешь дать женщине удовлетворение? Такой старик, как ты, — не смеши меня!
Натана била дрожь, он трясся всем телом.
— Такое сохлое дерьмо годится только для оплаты расходов.
Загар, о котором Натан столько заботился, будто стерся с его лица. Долорес раскрыла сумочку, купленную Натаном в «Гермесе», и достала золотую пудреницу, тоже подаренную им. Она внимательно поправляла макияж, будто и не замечая дергающуюся фигуру рядом с собой.
— Старые выродки, — с великолепным пренебрежением продолжала Долорес, — за счастье должны почитать компанию молодых, красивых женщин. А за общение они должны платить. Что, это для тебя новость: женщина расстегивает юбку — мужчина расстегивает кошелек.
Она звонко защелкнула пудреницу и снизошла до взгляда на Уинстона.
— А это означает, мой милый, что ты оплачиваешь все, понимаешь, все мои капризы — и материальные, и плотские. Ясно же, что в сексе ты мне совсем не пара. Уж не пришло ли тебе в голову, что в тех редчайших случаях, когда ты со мной спал, мне это доставляло удовольствие?
Натан бросился на нее, но она так ловко увернулась, что он с размаху ударился о балюстраду и свалился на землю.
Глядя сверху вниз на простертого в пыли Натана, Долорес самодовольно усмехнулась:
— И в любом-то случае, Натан, в чем, собственно, разница между моим поведением и твоим? Я сделала то же самое, что делаешь ты. Ты купил меня, а я купила Себе француза. Подумаешь, дела. Нет уж, Натан, мы с тобой одного поля ягодки.
Лицо Натана приобрело зеленоватый оттенок. «Он действительно болен», — подумала Долорес, наблюдая, как он поднимается на ноги и отряхивает пыль с одежды.
— Я здоровая женщина, Натан, вегетарианский) образ жизни не для меня. Мне нужен мужик, настоящий секс — и много. Чем жарче, тем лучше. Как же ты смеешь возмущаться этим французом?! Да что тут такого? Ты сам знаешь, что, если бы от тебя был хоть какой-то толк, я бы не пошла искать себе другого! Что же теперь ты щеки надуваешь?
— Ты… ты мерзкая сучонка! Шлюха подзаборная! Ты мне еще за это заплатишь!
