Бьорн попытался. Он занял свое место на дальнем конце стола, и перед ним бросили мясо. Он знал саги так же хорошо, как и братья, и поднимал питьевой рог за павших. Слушал долгие молитвы Всеотцу и ритуальное осуждение змея Гора. Постепенно мрачное настроение вернулось. Вкус у меда был кислым. Что-то изменилось. Языки пламени взметнулись еще выше, и одновременно по залу пронесся порыв ледяного ветра. Перебранки стали грубыми, клинки обнажили и не вернули в ножны. Тени у оснований колонн сгустились, расползаясь, словно смола вокруг старых камней.
Скоро даже Русс заметил это. Он отстранился от разговоров и молча отхлебывал мёд. Волчий Король восседал, словно один из легендарных богов, вокруг которого бушевала буря. Его синие глаза потускнели, мозолистые руки давили на крышку стола так, словно он хотел расколоть ее. Бьорн наблюдал за ним, жуя мясо и не обращая внимания на ор братьев.
— Он чувствует его, свирепый ветер, что просачивается в трещины Клыка. Он не может вечно игнорировать его, — думал Бьорн.
— Хватит! — вскричал примарх.
Русс поднялся, разбросав стоящие перед ним железные подносы. Звук его голоса заглушил все прочие, поднявшись к задымленному потолку и всколыхнув флаги по всему ярусу. Волки Фенриса, вопреки Кодексу Гиллимана насчитывавшие более двух тысяч воинов, замолчали и повернулись к столу повелителя. Откуда-то раздался тихий свист, словно шепот кого-то скрытого и неуловимого. Лицо Русса побелело. Румянец от выпитого меда сошел, и теперь примарх походил на ледяного призрака. Это заметили все.
— Мы собрались, чтобы восславить Всеотца. Чтобы вспомнить его жертву, его вознесение из мира чувств и его победу над моим братом-предателем.
Слова глухо отразились от сводов, подобно клинку, ударившему по камню, и в них не было радости. Бьорн оттолкнул мясо.
— Мы помним мертвых, которые в этот самый момент собираются в потустороннем мире, их клинки наточены, а прицел верен. Они лучше нас, ведь погибли на войне, чтобы покончить со всеми войнами. Их души были очищены. А что же мы? Те, кто остались, болтаются на завещанных павшими богами драккарах.
У примарха был тот же угрожающий взгляд, что и во время схватки с Альфа-Легионом после Просперо.
— Мы разжирели. Внутри нас обитают звери, однако нам их никогда не подчинить.
Воины забеспокоились. Примарх никогда не говорил с ними таким образом. Русс схватил рог и поднял его, через бронзовый край выплеснулся мёд.
— Так что давайте праздновать вознесение моего отца. Давайте вспомним, на что он был способен. Вспомним, что он создал, что предвидел, а затем потерял и как потерпел неудачу. Не горюйте о том, что его более нет среди нас, ведь галактика слишком мала для подобных душ. Он был из эпохи богов, а мы провалились в эпоху смертных.
Бьорн посмотрел на своих братьев и увидел запечатленную на их лицах растерянность.
— Свет звезд угаснет. Это место состарится, и лед разрушит его. Мы забудем, неважно, сколько старых историй расскажут скальды. Ждут ли нас битвы, сравнимые с прежними? Мои падшие братья сгинули. Малкадор сгинул, вокруг Золотого Трона толпа пиявок шепчет о совершенных до их рождения подвигах так, словно сами добились их.
Примарх пошатывался, его взгляд остекленел.
— Я сомневаюсь во всем этом. Истинно только одно. Нас не было на Терре. Нас не было там, когда дворец пал, и этот позор будет преследовать нас вечность.
Рог выпал из его рук и покатился по столу, разливая напиток.
— Осталось незаконченное дело.
Русс больше не смотрел на воинов. Он говорил с самим собой или же с кем-то невидимым.
— Я ждал слишком долго, обустраивая эту гору, ссорясь с Гиллиманом. Я не состарюсь, не стану немощным, хромающим среди разрушающегося наследия. Я дал клятву. Остались звери, которых надо сразить.
Бьорн узнал собственные слова и почувствовал, как кожа покрывается холодным потом. Седые волосы Русса встали дыбом от дурного предчувствия. Его непостижимый взгляд пробежался по залу, а на лице блуждала улыбка. Он словно видел далекое прошлое или же не наступившее будущее.
— Слушайте, мои родные братья. В далеком будущем наступит время, когда наш Орден окажется при смерти. Враги соберутся, чтобы покончить с нами. Тогда, мои сыновья, я услышу ваш зов, где бы не находился, и приду, невзирая ни на какие законы жизни и смерти. В конце сущего я буду здесь. Ради последней битвы, ради Времени Волка!
Весь зал охватило радостное возбуждение, вызванное жаждой убийства. Свита Русса вскочила, хищные глаза воинов сияли. Русс отдал боевой сигнал к сбору и вышел из-за стола. Волчья Гвардия последовала за ним. Бьорн собрался присоединиться к ним и занять свое место во главе элиты Ордена. Он хотел задать Руссу вопросы, которые не давали ему покоя. Что видел Русс и почему его настроение так резко изменилось? Что будет далее и на кого они охотятся? Но как только последний из гвардейцев присоединился к примарху, тот повернулся к Бьорну.
— Не ты, — произнес Волчий Король.
Бьорн остановился. На миг ему показалось, что он ослышался. В зале присутствовал весь Орден, любопытство воинов встрепенулось, словно испуганный олень. Они наблюдали и ждали.
— Повелитель… я не…
Бьорн вдруг почувствовал тошноту. Русс был решителен, хотя его лицо посерело.
— Не ты.
Примарх больше ничего не сказал. Просто отвернулся и зашагал прочь. Его свита, его Волчья Гвардия выстроилась позади него в колонну, и ряды Космических Волков расступились, пропуская их.
Бьорн остался на помосте один, застыв по команде. Он смотрел, как Русс зашагал прочь. Его огромная фигура воодушевляла. Казалось, вся усталость примарха прошла, плечи поднялись, спина выпрямилась. Даже в этот момент Бьорн раздумывал над тем, чтобы не подчиниться приказу. Он раздумывал, не броситься ли за примархом, потребовав ответа, почему из всей свиты только его оставляют, и что за новое видение завладело импульсивным разумом Русса. Они ссорились и прежде и всегда мирились. Если это была его ошибка, если он каким-то образом оступился, то должен быть способ все исправить. Русс всегда был тяжелым повелителем, но никак не жестоким. Русс вернется, когда посчитает нужным, и все объяснит. Примарх принимал импульсивные решения и раньше, и этот случай не был исключением. Поэтому Бьорн не стал настаивать на немедленном объяснении. Веря, что смысл видения будет раскрыт, он позволил повелителю уйти, не называя причины. Но пока он смотрел, как Русс проходит под аркой и покидает зал, тошнота не проходила, а по камням скреб холодный ветер.
Они несли его по извилистым коридорам Клыка. Тело все время сопровождали воины Великих Рот. Необходимость в спешке была первостепенной, поэтому носилки спустили по огромным вертикальным шахтам, пронизывающим горы от вершины до ледяных тайных переходов. По пути вниз собирались толпы перешептывающихся смертных трэллов, на их лицах отражалась смесь надежды и тревоги. Некоторые взывали к судьбе о его освобождении, другие отдавали честь сжатыми кулаками, третьи в печали падали на колени. Носилки двигались дальше, и температура стала повышаться. У камня появился красноватый оттенок, а воздух наполнился парами прометия. Символы охотничьих стай сменились эмблемой богов железа: с топора на молот.
Когда воины добрались до нижних кузней, их уже ждал создатель клинков — древний Слейек. Его доспех был таким же, как и всегда: темным, как смола, и покрытым налетом, свидетельствующим о сотне проведенных кампаний, увенчанным серворуками, которые сжимались и лязгали, словно военные трофеи. Кагрим и Тране поднесли тело Бьорна к железному жрецу, который вышел навстречу по широкой дамбе, выступающей из бурлящего озера магмы. Погребальный зал на конце дамбы был огромен, его крыша исчезала высоко в сердце горы. Глубокие колодцы вокруг скалистого выступа светились первобытным пламенем, вспыхивая и осыпая искрами голый камень. Края платформы были заставлены массивными машинами времен рассвета имперской эры: огромными, отмеченными красными полосами и рычащими скованной энергией. На радиальных платформах, переброшенных через огненное озеро, выстроились ряды железных трэллов в толстых металлических масках.
Когда контейнер с телом Бьорна остановился перед Слейеком, тот поклонился. В руках железного жреца уже были инструменты, которые восстановят изломанное тело.
— Что ты скажешь? Это можно сделать? — спросил Зимний Коготь.
Слейек долго изучал окровавленное тело, линзы шлема щелкали, когда окулярные приборы проводили измерения.
— Я помню, когда впервые увидел его. Еще один сорвиголова, расхаживавший по моей кузне в поисках оружия с горящими от жажды убийства глазами. Тогда он был одноруким, лишившимся когтя. Я прогнал его. Но он все равно забрал то, что хотел.
Железный жрец наклонился, осторожно приподняв тело на носилках, оптика доспеха безостановочно стрекотала.
