С послом Польши она обошлась ещё круче: когда тот от имени Речи Посполитой в связи с назначением наследником шведского трона пфальц-цвейбрюккенского графа заявил протест, Кристина сказала, что её наследник в случае необходимости докажет своё право на трон Швеции в присутствии тридцати тысяч свидетелей. Это было равносильно объявлению полякам войны, но, судя по всему, от этого выигрывала и Кристина, и тем более Карл Густав. Война была у всех на устах, Польша вела себя высокомерно и вызывающе. Правда, всё это уже мало касалось королевы. Ей только осталось известить обо всём Карла Густава, который давно покинул Эланд и ждал решающих событий в Эскильстуне. И вот в начале мая пришло письмо от Кристины. Наконец-то свершилось! В жизни Карла Густава наступали крупные перемены.
Десятого мая по улицам Упсалы под звуки трубы и барабанную дробь прошли герольды и объявили о том, чтобы члены риксдага собирались на своё заседание. В эти же дни королева Кристина, двор и дипломатический корпус отмечали в Упсале бракосочетание барона Хорна и графини Спарре (по всей видимости, сестры или другой родственницы «прекрасной Эббы»). Всё шло, как и прежде, колесо развлечений вертелось до последнего дня пребывания королевы на троне.
Но роковое событие неумолимо приближалось и давало о себе знать. 15 мая Экеблад написал брату в провинцию: «Сегодня Её Величество начала увольнять своих слуг, объявив всему женскому персоналу, что они могут убираться прочь. С ней останутся лишь две-три фрейлины». В то время как члены двора Карла Густава примеряли новые ливреи и украшали их галунами и позументами, «как это делали мы сами четыре года тому назад», продолжал обиженный придворный, «у членов нашего двора не хватает даже на хлеб».
Огромная библиотека Кристины под предлогом необходимости изготовления переплётов для книг, а также драгоценные обои и гобелены уже лежали в трюмах «Фортуны», готовой по первому знаку королевы отправиться в Антверпен.
Шестнадцатого мая Карл Густав торжественно въехал в Упсалу.
Между тем вопрос об апанаже Кристины был всё ещё не отрегулирован. Над ним долго и нудно колдовали и юристы, и бюрократы из канцелярии, и члены правительства, находя требования королевы чрезвычайными. Кроме того, раздавались голоса ограничить право получения апанажа оговоркой о том, чтобы она дала обещание не переменять веру. Это вызвало с её стороны взрыв негодования и возмущения: как, к ней, к королеве, проявляется недоверие! Это в высшей степени оскорбительно! Но Кристина сдержалась и лицемерно ответила, что в поправке нет необходимости, поскольку она родилась и воспитывалась в лютеранской вере, а дополнительное заверение только вызовет лишние толки.
Правители всегда врут народу для его же пользы.
В конечном итоге всем заткнул рты Карл Густав: он повелел делать всё так, как желает кузина. Что бы там ни говорили, а он любил Кристину искренно и нежно и доказывал это много раз.
А королева запросила 200 тысяч риксдалеров в год, и встал вопрос, откуда брать деньги. Поскольку казна находилась в своём перманентном пустом состоянии, то казначей и доверенный Кристины, бывший адмирал X. Флеминг, предложил в качестве обеспечения апанажа несколько государственных уделов в Швеции и Германии. Но при обсуждении этого предложения оказалось, что свободных уделов в Шведском государстве практически не было — всё раздали дворянам. Тогда Кристина предложила нужные ей объекты изъять в пользу государства и отдать ей. Раздалось страшное слово «редукция», и члены Госсовета единодушно выступили против. Особенно возмущался Пер Брахе.
Нужно было прибегнуть к радикальным средствам — обману, что X. Флемингом и было сделано. Владельцам изъятых имений королева пообещала компенсацию, а при беседе с Карлом Густавом она посоветовала ему не обращать на эти обещания никакого внимания. Так что Кристину можно с полным правом считать первым монархом Швеции, который инициировал экспроприацию помещичьих земель в пользу обедневшего государства.
На одном из критических этапов обсуждения Кристина сделала беспрецедентный шаг: она предложила Уайтлоку включить в текст шведско-английского союзного договора секретную статью, по которой лорд-протектор Англии О. Кромвель в обмен на её подпись под договором должен был согласиться выплачивать ей апанаж. У Б. Уайтлока, немало повидавшего на своём веку и уже привыкшего к «эскападам» шведской королевы, отвисла челюсть. К счастью для Швеции, из англо-шведско-испанского договора ничего не вышло. Выслушал Уайтлок и предложение о продаже Англии шведской колонии в Западной Африке. Разумеется, деньги за неё предназначались лично королеве. С. И. Улофссон пишет, что королеву Кристину часто называли воплощением добродетели и верности своему государству, но на самом деле она была всегда верна своим интересам и собственной индивидуальности.
Не менее отчаянным поступком королевы было предложение всё тому же Уайтлоку послать против датчан[82] английский флот, завоевать у них Зеландию, то есть половину Дании, и отдать её в управление Кристине для извлечения денег на её содержание! Лихо, не правда ли?
Ошеломлённый Уайтлок напустил целое облако дипломатической завесы, бормоча какие-то отговорки, а на прощание дал Кристине совет внимательнее отнестись к своим средствам и порекомендовал для их управления подобрать себе честного и надёжного человека. Англичанин как в воду смотрел: денежный вопрос станет для Кристины постоянной головной болью.
В одной из статей Акта об отречении содержится следующее положение: «Королева, которая добровольно слагает с себя корону, сохраняет за собой право выносить приговоры в отношении всех членов и слуг её двора, в том числе и в других странах». Как мы убедимся позже, это положение тоже приобретёт в жизни Кристины актуальность.
И вот роковой день настал.
Ранним утром 6 (17) июня 1654 года в упсальской резиденции королевы Кристины собрались Карл Густав и члены Государственного совета. Все, кроме кронпринца, одетого в скромный чёрный костюм, были в парадных мундирах и платьях. Королева надела длинное белоснежное платье из тафты.
В комнату внесли переписанные начисто экземпляры текста отречения, гарантий Карла Густава относительно дальнейшего содержания бывшей королевы и некоторые другие документы, которые тут же были подписаны и снабжены государственной печатью.
Королеву в последний раз облачили в торжественные королевские одежды: на плечи накинули подбитый горностаем коронационный плащ (мантию) из голубой парчи с вышитыми золотом тремя коронами. Пять высших советников передали королеве пять символов королевской власти: меч, ключ, яблоко, скипетр и корону. Меч и ключ королева сама нести не могла, и за неё это сделал Ларс Кагг (вообще-то это была обязанность Густава Хорна, но он по каким-то причинам отсутствовал). Яблоко вручил Кристине канцлер, скипетр — адмирал Габриэль Оксеншерна, а корону на её голову в последний раз водрузил Пер Брахе. Он и здесь «отличился», заявив, что снимать корону в конце акта отречения у него не поднимутся руки. Канцлер вслед за ним заявил, что снимает с себя председательство на этой горькой церемонии. Руководить ею поручили Шерингу Русенхане.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
