– Не… – Андрей запнулся, не зная, что же он хотел сказать.
Может быть, «не надо»? Или «не хочу»? Если бы мог, он заслонился бы от Прова руками. Впрочем, он и так уже не видел своего мучителя – разноцветная пелена застлала ему глаза. Но он заткнул бы уши, чтобы не слышать этот пронзительный визгливый голос, который буравил его не хуже проклятых червей.
Но он не мог отгородиться, не мог защитить себя от гибели или хотя бы от этой пытки. Его руки были связаны у него за спиной. Виски стали колоть мириады крохотных иголочек, левая рука окончательно онемела…
– Я… – пробормотал Андрей и потерял сознание.
40.
Он приходил в себя тяжело, борясь с удушающей тошнотой, тупой болью в левом плече и недостатком воздуха из-за постоянно прерывающегося дыхания. Он словно выплывал из морской пучины, нестерпимо медленно поднимаясь к поверхности воды и чувствуя, что легкие вот-вот разорвутся от перепада давления. Сердце его неистово колотилось, захлебываясь кровью, из последних сил выталкивая ее из себя. И когда он уже готов был смириться с неизбежной гибелью, внезапно наступило облегчение.
Пот стекал горячими струйками по его лбу. А тело сотрясал озноб – сильный и неудержимый, с клацаньем зубов и периодическими не то вздохами, не то всхлипами. Андрей вынырнул из липких и холодных ладоней смерти. Впрочем, только затем, чтобы вновь очутиться с ней лицом к лицу.
Он лежал все в той же позе, на спине. Руки невыносимо ныли – отчасти оттого, что были связаны, отчасти оттого, что он навалился на них всей массой своего тела. Он скосил глаза в сторону и увидел, что Пров копошится рядом. Повернувшись к нему спиной, старик рылся в карманах Андреевой куртки, которую тот снял и которая валялась теперь на земле. Наверное, старик искал его документы.
Андрей старался не шуметь. Но, должно быть, приходя в сознание, он издал какой-то стон. Или пошевелился. Так или иначе, но Пров обернулся к нему.
– Очнулся? – скрипнул он с прежним спокойствием. – Надо бы тебя живым зарыть, змееныш. Очень это дело нравилось мне когда-то. Да только боюсь, вдруг кто будет мимо проходить. Вряд ли, конечно, не сезон. Но с этих селян все станется. Или придет какое семейство на кладбище проведать родственничков. Да увидят шевелящуюся могилку. Хорошо, если испугаются да убегут. А если станут раскапывать? К чему это? Нет, мне уж надо действовать наверняка. Пусть и в убыток собственному удовольствию. Такова наша стариковская доля: никакого тебе удовольствия. И ничего решительно с этим не поделаешь. Лопаткой по горлу – и все. Вжик – и нет тебя.
Андрей судорожно сглотнул.
– Не нравится такая перспективка? – хихикнул Пров. – А кому сейчас легко, мил человек? Но хватит разглагольствовать. А то так до рассвета проболтаем, проворкуем, как два голубка. А мне еще за тобой могилу закапывать, не забыл?
Старик выпрямился, нашел взглядом лопату, шагнул к ней, нагнулся и поднял. В голове у Андрея зашумело. Наверное, так бывает, когда человек чувствует приближающуюся смерть. Нужно было что-то делать. Спасать себя. Но как? Вскочить на ноги со связанными лодыжками не удастся. Можно, конечно, брыкаться, кататься по земле, увертываясь от лезвия лопаты. Но этой отсрочки надолго не хватит. Не первым, так третьим или пятым ударом старик все равно его прикончит.
Пров несколько раз слегка подбросил лопату в воздух, тут же ловя ее, чтобы оценить тяжесть инструмента. Андрей понял, что сейчас погибнет. Если только, конечно, не придут те… Как бы он хотел сейчас услышать зловещий скрип педалей. Кто, в конце концов, им нужнее – Пров или он, Андрей? За кем они охотятся полтора столетия? И где же они теперь запропастились? Как их позвать? Мысли мелькали у него в голове, как разрозненные кадры старой черно-белой кинопленки. Внезапно один из этих пожелтевших целлулоидных квадратиков словно заполнил собой все пространство, подсказав Андрею, как ему в тот миг представилось, единственно возможный путь к спасению.
– А правду вы говорили, что нужно сказать настоящее имя того, кто здесь похоронен? Вашего предка, как вы говорили. Что это как-то поможет? Может помочь… – прерывающимся от приступов удушья голосом пробормотал он, с усилием приподнимаясь на локтях и обращаясь к своему палачу.
– Что? – Пров обернулся и смерил Андрея презрительным взглядом.
– Предлог, под которым вы заманили меня сюда… – прохрипел Андрей.
– Ах, ты про это, – хихикнул старик и продолжил своим скрипучим голосом. – Да кто ж его знает. Разве я проверял? Вполне возможно. Знаешь, я столько живу на этом свете, что стал мудрым. Это всегда так бывает. Даже против твоей собственной воли. Опыт, понимаешь ли, накапливается, как архив. Листок к листку, папочка к папочке. Глядишь, и к тебе уже ходят за советом. Иногда это смешно. Впрочем, не в твоем теперешнем положении смеяться над чем бы то ни было. В общем, вполне возможно, что, заманивая тебя сюда, я действительно придумал способ расправиться с самим собой. Да только тебе он не поможет. Никакого Акима Поморцева здесь нет. Да и родственничек мой самоубиенный носил чудную фамилию и затейливое имечко. Повторить и то непросто, а уж угадать и вовсе невозможно. Так что со своими соседями, – вскинув в руке лопату, как острогу, Пров стал медленно приближаться к Андрею, – ты, прапрапраправнучек, познакомишься уже после смерти.
– Да кое-кого я и так тут знаю, – со зловещей яростью, которая появляется у тех, кому нечего больше терять, прохрипел Андрей.
– Кого же? – хихикнул Пров и внезапно вздрогнул.
– Дурак вы! Болтать надо было меньше про сибиряка, чье имя вы взяли! – вскрикнул Андрей, отползая от надвигающегося на него старика к самому краю разверстой могилы.
Сообразив, что, разболтавшись, допустил непростительную ошибку, Пров взвизгнул от ярости и бросился на свою жертву. Над головой Андрея сверкнуло лезвие лопаты. Но он каким-то чудом, со звериной ловкостью того, кто сражается за свою жизнь, увернулся и, перевесившись через край могильной ямы, заорал в самую глубь ее:
– Николай Сергеевич Поморцев! Поморцев Николай Сергеевич!
Пров за его спиной снова завизжал. Андрей дернулся, инстинктивно сгруппировавшись и убрав голову в плечи. Не зная, откуда ждать удара, он словно хотел сжаться в комок, стать крошечным и незаметным, таким, чтобы в него нельзя было попасть отточенным лезвием лопаты. Впрочем, в следующее мгновение он словно шестым чувством понял, что крик старика был уже не криком ярости, а воплем отчаяния и бессилия.
Напрягшись всем телом и забыв в этот момент о боли в груди и руках, Андрей одним резким движением перевалился на другой бок, чтобы увидеть, что происходит. В первое мгновение ему показалось, что его палач угодил в неизвестно откуда взявшуюся глубокую лужу липкой грязи. И лужа эта как будто шевелится под ногами старика, затягивает его в себя. Отброшенная лопата валялась в паре метров от Прова, а сам он, упав на землю, корчился и извивался, цепляясь костлявыми пальцами за землю, в безрезультатных попытках вырвать из лужи плотно увязшие в ней ноги.
Приглядевшись лучше, Андрей с отвращением понял, что его мучитель барахтается вовсе не в грязи, а в яме, кишащей червями. Причем яма эта, словно свищ на поверхности земли, все время расширяется. И старик, затянутый в нее по пояс, уже едва достает до твердой почвы кончиками своих иссохших пальцев.
Черви извивались, расползались по сторонам, и, должно быть, впивались в тело старика, причиняя ему нестерпимую боль. Он корчился, его крик перешел в хриплый стон, а пальцы цеплялись за спасительную, но уже почти недостижимую землю, словно оголенные древесные корни.
Внезапно поверхность все увеличивающейся в размерах и уже приближающейся своим краем к Андрею адской язвы вспухла, и из глубины показалась зеленоватая, полуразложившаяся голова. Выпростав из червивого месива руки, чудище ухватило Прова за горло. В следующее мгновение еще один появившийся из-под земли мертвец впился ему в лицо длинными черными ногтями. Старик захрипел и забился в агонии, силясь вырваться из цепких объятий неминуемой гибели. На секунду Андрею даже показалось, что Прову удастся выскочить из бездонной ямы. Но из чрева земли высовывались все новые и новые головы. Все новые и новые руки хватали Прова за одежду, за плечи, за шею, затаскивая его к себе, в ту омерзительную и чудовищную бездну, откуда они поднялись в потоке извивающихся червей.
Тошнота с нарастающей силой сдавливала Андрею горло. Невозможно было сказать, что являлось ее причиной: приближение очередного сердечного приступа или чувство отвращения от увиденного. Впрочем, Андрей не думал сейчас о причинах. Не в силах пошевелиться, расширившимися от ужаса глазами он наблюдал за тем, как корчащееся тело Прова уходит в адскую бездну.
Зрелище это настолько приковало к себе его внимание, что он не заметил, как край ямы с червями, расходившийся по кладбищенской земле точно круги на воде от брошенного камня, подобрался к нему вплотную. И он оказался лежащим на узкой полоске земли между раскопанной могилой и гноящейся червями адской язвой. Пров к этому времени уже полностью исчез в копошащемся месиве. На миг его голова в последний раз показалась над поверхностью. Вываливающимися из орбит безумными глазами он нашел Андрея, и искаженный гримасой нестерпимой боли рот ощерился в некоем подобии улыбки.
