Леонида провела ночь спокойно, зная, что ей нечего опасаться, пока Ришар Эллио не будет ее гостем. Даниель на другой день занялся приготовлениями. Банкир должен был приехать после полудня. Пока Даниель изо всех сил хлопотал по хозяйству, Ришар Эллио, выехавший из Алжира утром, катился в экипаже, еще лучшем и с конвоем еще многочисленнее, чем экипаж и конвой, отданные им накануне в распоряжение мужа Леониды.
Банкир был не один. Высокая стройная женщина с изящной осанкой и щегольски одетая, скрывавшая лицо под черной кружевной вуалью, сидела в коляске с банкиром. Временами она сворачивала сигаретку, спрашивала огня у своего спутника и приподнимала вуаль, чтобы выпускать клубы белого дыма. Тогда можно было увидеть бледное лицо Ревекки, прекрасной жидовки. После продолжительного молчания банкир сказал:
– Ты уверена, что она тебя не знает?
Жидовка вздрогнула.
– Вы говорите о жене Даниеля Метцера? — спросила она. — Уверена. Где она могла встретиться со мной?
– На улице, в театре.
Ревекка покачала головой и возразила:
– Это невозможно. Я никогда не видела эту женщину! Если бы мы случайно встретились, то ее красота непременно бросилась бы мне в глаза. Впрочем, будьте спокойны, ваша гурия услышит мой голос, но не увидит моего лица.
Излишне говорить, что банкир не повез свою спутницу к Даниелю Метцеру. Он остановил свою коляску в Блида, у посредственной гостиницы, хозяин которой был его должником. Банкир поместил Ревекку в лучшей комнате, поручил трактирщику оказывать ей особое внимание, повиноваться всем ее приказаниям, исполнять все капризы и продолжил свой путь. Полчаса спустя он приехал в Буджарек, где его уже поджидал Даниель Метцер.
– Рад видеть вас. Чрезвычайно рад, любезный друг и будущий компаньон, — сказал Ришар Эллио, выходя из экипажа и пожимая руку своему хозяину.
Он осмотрелся и продолжил:
– Эта лачуга очень мила! Сад кажется чертовски живописным. Но где же госпожа Метцер?
– Не упрекайте ее за отсутствие, — возразил Даниель, — вы один этому причиной.
– Я? Это как?! — начал было банкир.
– Конечно! Леонида никому не хотела поручать заботу о вас, — перебил Метцер. — Мою жену, обыкновенно немного беспечную, сегодня нельзя узнать — она с утра хлопочет. Леонида меня удивляет.
Ришар Эллио просиял.
– То, что вы говорите, приводит меня в восторг! — сказал он самодовольно и прибавил мысленно: «Кажется, мои дела идут хорошо. Хорошенькая блондинка наконец смягчается. Может быть, я поторопился привезти сюда Ревекку».
LIV
Даниель Метцер все же пошел за женой, и холодный прием Леониды, столь непохожий на обещания жида, показал банкиру, что он хорошо сделал, привезя Ревекку. Очевидная принужденность в поведении госпожи Метцер и разочарование гостя набросили тень на первую половину обеда, но Даниель столько подливал шампанского банкиру, что тот наконец развеселился, и, когда подали десерт, Ришар Эллио, немного опьянев, стал говорить такие вещи и петь такие песни, что Леонида вдруг вышла из-за стола и удалилась в свою комнату.
Настала ночь — ночь африканская, великолепная и почти светлая. Мириады звезд сияли на темно-голубом небе. Леонида заперла дверь на двойной оборот, задвинула внутренний засов, спрятала под подушку острый нож, потом, раскрыв окно, выходившее в сад, посмотрела на мирные окрестности, которые лунный свет будто покрывал серебристым газом.
На нижнем этаже, под спальней госпожи Метцер, раздавалось звяканье стаканов и пение Ришара Эллио. Когда вакхический шум стихал, глубокая тишина наполняла пространство. Издали слышался то ли жалобный вой шакала, то ли крик ночной птицы. Глубокая грусть овладела молодой женщиной. Крупные слезы невольно потекли по ее щекам. Она хотела уже запереть окно, броситься на постель и искать во сне забвения, как вдруг ее сердце сильно забилось.
Высокие деревья возле дома бросали на землю густые тени. Леонида увидела белую фигуру, скользившую во тьме. Незнакомец остановился напротив дома, от которого ее отделяли семьдесят-восемьдесят шагов. Что это значило? Может быть, из осторожности следовало поднять тревогу? Леонида пошла было к двери, но остановилась на полдороге и задрожала еще сильнее. Внезапная мысль, подобно молнии, которая на одну секунду освещает мрак, промелькнула в ее голове.
– Что я хотела сделать?! — прошептала она. — А если это Жорж Прадель? Если я выдам мужу друга, который поклялся заботиться обо мне и держит обещание? Нет, сто раз нет!
Поспешно вернулась она к окну и снова посмотрела в глубину сада. Белая фигура исчезла. Леонида ждала долго, надеясь опять ее увидеть. Но увы!
Звон стаканов прекратился. Огни на нижнем этаже погасли. Долорес заперла ставни и вернулась в дом. Под тяжелыми шагами заскрипели ступени лестницы. Двери отворились и затворились. Даниель Метцер проводил мертвецки пьяного банкира в комнату, приготовленную для него. Миллионер принял помощь хозяина, не заставляя себя упрашивать. Раздевшись, он повалился в постель как сноп. Вскоре он заснул тяжелым сном, и его храпение доносилось сквозь двери.
Ростовщик вернулся в свою комнату, даже не постучавшись к жене. Леонида, несколько успокоившись, отошла от окна и, обессиленная, легла, но не раздевшись и сжимая в руке рукоять ножа, спрятанного под подушкой. Ночь прошла спокойно. Ришар Эллио видел во сне, что госпожа Метцер в восточном костюме исполняет перед ним, и с единственной целью угодить ему, самые грациозные фигуры танца. Даниелю Метцеру снилось, что холм в саду стал прозрачен, как хрусталь, и внутри его видны груды слитков и золотых монет, которыми он мог располагать по своей воле. Леониде грезилось, что Жорж Прадель, стоя перед ней на коленях и держа ее руки в своих, говорил тихо: «Я вас люблю».
Гостиница в Блида, хозяин которой был должником Ришара Эллио имела в названии слова Марабутси ди Феррук, написанные на листе железа, подвешенном на двух крюках. Хотя и третьеразрядная, она содержалась опрятно и имела немало многочисленных, хотя не совсем благородных посетителей.
Утром в день, когда банкир уехал из Алжира с жидовкой Ревеккой, молодой человек в белой полотняной одежде, в громадной соломенной шляпе, на сильном арабском скакуне подъехал к двери гостиницы. Трактирщик лично подбежал принять лошадь. Путешественник оказался очень красивым молодым человеком. Глаза у него были голубые, волосы и усы белокурые, и лицо, без сомнения, изобличало военного, поэтому первые слова трактирщика были:
– Вам нужна комната, господин офицер?
Молодой человек засмеялся.
– Разве вы находите, что моя полотняная блуза похожа на мундир, а соломенная шляпа на кепи? — спросил он. — Я не офицер, я представитель одного из крупных бордоских торговых домов и хочу предложить вам свои услуги. У нас есть медок, сен-эмильон, сен-эстеф, сен-жюльен прекрасного качества и по очень выгодным ценам. Но мы после об этом поговорим. Я намерен провести здесь несколько дней и обзавестись клиентами. Если вы мне поможете, вам будет сделана скидка. Пожалуйста, прикажите, чтобы позаботились о моей лошади и не жалели овса. А мне нужно отдохнуть. Я очень устал, мои волосы, усы, глаза и рот забиты пылью, и я умираю с голода.
– Вы из Алжира, господин офицер.
– Опять!
– Извините, в этом виноваты усы, притом готов поклясться, что вы офицер. Я сам был солдатом…
– Прекрасно, но не повторяйте. Да, я из Алжира, уехал вчера, приехал сегодня. Кстати, далеко ли от Блида до Буджарека?
– Около четырех километров. Но Буджарек не деревня и не село. Это дом с фермами. Вы, возможно, этого не знаете?
– Напротив, я знаю, что Буджарек — уединенное поместье, — ответил путешественник. — Но мне говорили о хозяине, господине Даниеле Метцере, как о человеке богатом, любителе хорошего вина, и, может быть, я заключу с ним сделку.
– Господин Метцер мало бывает в своем имении, — ответил трактирщик, — я не знаю, там ли он теперь.
– Должен быть там. Я вчера побывал у него дома в Алжире. Он уехал. Во всяком случае я намерен удостовериться в этом сегодня же и надеюсь, что вы укажете мне дорогу.
– Первая тропинка налево по выезде из Блида, все прямо. Заблудиться невозможно.
– Благодарю.
Единственное окно комнаты, отведенной путешественнику на первом этаже, выходило на улицу. На ней стоял номер 4. Комната эта средней величины могла быть присоединена в случае надобности к более обширному помещению под номером 5, куда вела дверь, запертая на двойную задвижку.
Клиент выразил удовлетворение и велел принести ему завтрак, пока он будет умываться. Позавтракав, приезжий бросился на кровать и проспал глубоким сном несколько часов. Его разбудил лошадиный топот и стук колес экипажа, остановившегося перед гостиницей.
