Дьяченко яростно греб от берега, дышал огненным перегаром, глядел на огонь слезящимися глазами и время от времени окунал сувенир в Звен. Угроза смерти больше не досаждала Дьяченко. Угроза смерти бесследно растаяла в плотном дыму, поднимавшемся с поверхности огненной реки. Страх прошел, несмотря на то что медный демон подлетел совсем близко, отчетливо лязгал гусеницами за спиной беглеца, скрежетал, скрипел, щелкал механизмами, будто натруженными костями. Валька греб, не оглядываясь. Силы у него были на пределе - машина зла, казалось, устала не меньше. Вальке от этого было не легче...
Когда он понял, что больше не в состоянии грести, когда мозоли на руках запахли горелым мясом, он в последний раз опустил сувенир в лаву и, не дожидаясь, когда он остынет, одним рывком скрутил единорогу голову... и с опаской глянул вверх. Еще находясь в воздухе, Оззо начал разваливаться на части. Был ли шум или распад чудовища происходил в абсолютной тишине? Человеку это было неведомо - он мгновенно оглох. "Ну что - взял?!" - дико хохоча, заорал Дьяченко - и не услышал своего голоса. А уже в следующую минуту громадная волна живого огня, поднятая рухнувшим в реку чудовищем, с головой накрыла человека...
С невиданным воодушевлением спасатели возобновили проводы душ. Звен перестал остывать. Напротив, его температура быстро поднялась до первоначальной отметки. Лава благодарно клокотала! Оракул предвещала душам счастливый путь. Спасатели усаживали души в лодки в прежнем порядке, больше не опасаясь ни Оззо, ни какого другого чудовища. Все были уверены, что такие демоны, как бронзовый Оззо, приходят лишь однажды. Даже в аду. О человеке как будто забыли.
*28*
Сознание вернулось к Дьяченко не сразу. Вначале он ощутил себя шаром, огненным шаром, насквозь пронзающим миры, подобно тому, как пушечное ядро проходит сквозь ряды неприятеля. Затем последовала цепочка и вовсе неразборчивых превращений. Смутная тревога овладела им, комком встала в горле: что с ним? Лихорадочные воспоминания, судороги, тщетные попытки обрести почву под ногами, солнце, которое светит прямо в глаза, аромат забвения, шорохи, плеск невидимой реки - в жилах ее текла настоящая вода... В какой-то из следующих моментов, когда разум, однажды затеплившись, теперь уверенно оживал, точно огонь в очаге, Дьяченко увидел Юфилодор. Таким, каким он запомнился ему до погружения в него, - озером или океаном. Светло-пепельным, темно-пепельным, свинцовым... Только-только в Юфилодоре улеглась буря. Морщины волн постепенно разглаживались. В озере Дьяченко разглядел остров. Даже грязно-пепельный туман или смог, поднимавшийся с утомленных бурей вод, не мог затмить восхитительной первородной зелени острова. К нему держали курс судна Братислава и его верных отроков. Блеснув над ними звездой, огненный шар мигом исчез. Человек продолжил путь домой.
В другой раз в чувство Дьяченко привели нестерпимо яркие всполохи пламени и столь же невыносимый жар - стена огня совсем близко, почти впритык подошла к клетке. Чувствуя, как страх отбирает у него рассудок и волю, человек мотнул головой, спеша избавиться от грозного наваждения. Нет, это был не сон и не причуды больного воображения! Черт бы побрал его! Он снова в клетке, в которую его бросили фанатичные воки. Обезумевший единорог метался тут же рядом. Дьяченко, вжавшись лопатками в грубые прутья клетки, с ужасом наблюдал, как сходит с ума благородный Оззо. "Придурки, неужели вам все равно?! Будьте вы прокляты! Боже, помогите хоть кто-нибудь!" - прохрипел пленник, посылая проклятия наобум, не ведая, кого звать на помощь. Слепую мольбу его неожиданно оборвала шальная стрела - бесшумно впилась в левое плечо. "У-у, сука!" закусив от боли губу, Дьяченко медленно сполз на колени. Снаружи бушевал огонь. Снаружи шанс на спасение был еще меньше. Над степью стоял нескончаемый рев и звон, лязг металла. Казалось, то кричат не люди, кромсающие друг другу потную плоть, то кричит сам огонь. Войско воков смешалось с неприятельскими рядами. Чьи головы сейчас слетали под окровавленные копыта коней, разобрать было невозможно. Битва была в самом разгаре, степь раненой волчицей стенала от огня и горя.
Единорог едва не вышиб Вальке мозги, лязгнув копытом меньше чем в полуметре от его головы. Вот Оззо, как мог, разогнался в зажатом, замкнутом решеткой пространстве и... вышиб лбом стенку. На миг замер, чутко поводя ушами, тревожно зыркая умным глазом... затем встал на дыбы, заржал и вылетел стрелой в горящую степь. Он мчался, волоча за собой привязанного к копыту человека. Тот истошно орал и выл от беспрерывной боли - ушибы и раны сыпались на него как из черного рога изобилия. Как никогда дьявол был щедр к нему. Он позаботился о человеке на свой излюбленный лад... Пот и кровь мутной пеленой застлали Вальке глаза - до смерти напуганные, казалось, не увидящие впредь ничего, кроме горелой травы, промерзшей костлявой земли, кое-где припорошенной не то грязным снегом, не то холодным пеплом, кроме мертвых тел и голов, кроме единорога, которого дьявол гнал в никуда. Боже, неужели это будет длиться вечно?
Чудом на Дьяченко не наступали разгоряченные кони. Две конницы, схлестнувшись в кровавом поединке, продолжали топтать истерзанную степь. Бой шел не на жизнь, а на смерть - не на чужую, так на свою. Мечи и дротики вдруг обрели силу единого языка, владевшего миром до падения библейской башни. Теперь никому не было дела ни до алчных богов, вымогающих у людей жизнь и смерть, ни до скудных приношений им. Может быть, впервые стало ясно Коло-Ксаю, одноглазому царю воков, в эти минуты заколовшему девятого варвара, что судьба жертвы никогда не будет доступна пониманию человека. Никогда.
Дьявольской рукой гонимого единорога вынесло в глубь степи. Позади, заглушенные шумом огня, падали кони и люди. Здесь уже хозяйничала мертвая тишина. Трава выгорела, небо набухло от слез, жирные вороны искали в пустых глазах убитых и раненых семя правды. Бока Оззо мирно дымились - так зимой парует хлев, в котором заснула сытая скотина. Остановившись на мгновение, чтобы перевести дух и высечь копытом из земли ледяную искру, единорог помчался дальше. А Дьяченко, последний раз вскрикнув, забылся в беспамятстве. Лопнула веревка, связывавшая его с безумным миром нечеловеческих превращений.
...Вальку шатало из стороны в сторону. Когда он наискосок переходил перекресток, его едва не сбила машина. Чуток задела за плечо боковым зеркалом. Взвизгнув, мгновенно затормозила. Замер на полпути и Дьяченко - его продолжало мутить.
- Эй ты, алкаш гребаный! - крикнул ему водитель, поленившись выйти из кабины. - Пойди в "Шабо" и опохмелись, чертов сын!
С этими словами он швырнул Вальке под ноги смятую купюру. Машина, газанув, резко сорвалась с места.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
