— Предлагаю выпить за знакомство, — Сайкин двумя пальцами ухватился за тонкую ножку своего фужера и пригубил напиток.
— Не рано? — укоризненно спросил Гриша. — Или здесь принято пить прямо с утра?
— Здесь нет утра, милостивый государь, — небритый Борис Петрович вдруг опрокинул смакуемое до того вино в рот и проглотил его одним большим глотком. — Как, впрочем, вечера, дня или ночи. Все зависит от ваших собственных биологических ритмов…
— Странное место, — не выказывая столь явных сомнений, как Антончик, я отпил из своего бокала вина и, решив «закинуть удочку», спросил: — Где же мы оказались? В космосе?
— Ну что вы, — Сайкин отрицательно покачал головой, — гораздо глубже!
Я не успел расспросить, что находится глубже космоса и как такое вообще возможно, потому что к столику подсели недостающие двое. Парочка была, пожалуй, самой молодой в нашей случайно формирующейся компании, но взгляды юноши и цепляющейся за его рукав девушки были исполнены той же опытности, что и у седеющего Сайкина. Парнишка молча принялся поглощать свой завтрак — или что там у него за прием пищи значился по внутренним часам, — не удосужившись ни представиться, ни даже посмотреть в нашу сторону. Девушка не была столь невежлива и, прежде чем начать обед (ужин, завтрак?), коротко нам кивнула и тихо пробормотала свое имя: то ли Нина, то ли Инна — никто толком не расслышал.
— Молодежь! — с многозначительным снисхождением сказал Сайкин и почти изящно ковырнул мизинцем в белых зубах.
Я почувствовал, как под столом к моей ноге прижимается бедро Алены. Я покосился на девушку и обнаружил, что ее бокал пуст, а в глазах горят те же огоньки, что очень часто украшали ее взгляд, когда мы оставались одни. Я вдруг осознал, что все происходящее направлено на то, чтобы не дать нам ни единого шанса хоть немного задуматься. Сверхнепривычный комфорт располагал только к отдыху, и ничему другому. Нас совращали, причем успешно. Именно поэтому белоглазые, похитив Алену, не спрятали ее, чтобы потом попытаться заставить меня сделать нечто неприемлемое, а поместили ее рядом со мной. Я налил еще вина Алене, себе и, отсалютовав Сайкину, выпил. Антончик хотел было что-то сказать, но махнул рукой и тоже осушил один за другим пару бокалов.
Исподволь наблюдая за реакцией небритого старожила на свое поведение, я заметил, что, когда завтрак перешел в застолье, Борис Петрович заметно расслабился. Видимо, в его задачи входила именно такая трансформация, и, выполнив задание, он мог немного отвлечься. Антончик, продолжая разыгрывать из себя туповатого простачка, изредка обменивался с нами совершенно трезвыми взглядами, оставаясь в то же время «захмелевшим» для Сайкина и Нины-Инны с партнером. Мы с Аленой пожирали глазами друг друга и рассеянно поддерживали никчемный разговор, пытаясь косвенными вопросами все-таки выведать, куда же занесла нас судьба, где находятся остальные сотрудники нашей лаборатории и чего от нас, собственно, хотят. Все трое «старожилов» были подсажены специально, это было ясно сразу, но кто их подсадил и с какой целью — оставалось неразрешимой загадкой. Как, впрочем, и очень многое другое.
— Отдыхайте, друзья мои, — Борис Петрович радушно улыбнулся и пропустил нас вперед, к выходу из лифта.
Мы, нетвердо ступая, подошли к двери своих апартаментов и уставились бессмысленными взглядами на белую поверхность. Дверь отъехала в сторону, и мы вошли внутрь, не пожелав ничего Сайкину на прощание потому, что чувствовали себя не самым лучшим образом. Героическая борьба с опьянением отнимала у нас все силы. Антончик, шатаясь, добрел до своей кровати и рухнул на нее ничком. Я держался более уверенно. Пройдя в душ, я открыл воду и встал под горячие струйки прямо в одежде. Алена уселась рядом со своей кроватью на пол и принялась что-то негромко напевать, безуспешно пытаясь раздеться.
Когда сопение Гриши перешло в раскатистый храп, я закончил принимать водные процедуры и, шлепая босыми ногами по мгновенно высыхающему полу, вышел из ванной. Алена подняла на меня плавающий взгляд и, с усилием шевеля губами, спросила:
— Нас отравили?
— Не совсем, — бодро ответил я, стягивая мокрую сорочку и выжимая ее на пол.
— Иди ко мне… — томно позвала Алена, медленно снимая наконец-то расстегнутую блузку.
Я подошел, осторожно снял с нее остальное и легко подхватил на руки. Алена страстно обняла меня за шею и, пытаясь что-то шептать, прижалась к моему лицу горячей щекой. Я даже на секунду заколебался, раздумывая, не поддаться ли на ее исключительно заманчивую провокацию, но потом развернулся и решительно отнес девушку в душ. В себя Алена пришла довольно быстро. После первой же смены горячего потока мелких капелек холодным она взвизгнула и попыталась выпрыгнуть из кабинки. Я со смехом втолкнул ее обратно и, выдержав несколько секунд борьбы, сменил гнев на милость. Сидя под «дождиком» сносной температуры, Алена лихорадочно промывала от косметики глаза и громко ругалась. Я же стоял у двери и, усмехаясь, любовался этой картиной с видом большого ценителя искусства.
— Что ты смеешься, изверг?! — наконец, снова обретя способность видеть, крикнула девушка. — И нечего рассматривать меня, как в зоопарке!
— Что ты сказала? — Я вдруг оттолкнулся плечом от косяка и подошел к ней поближе.
Что-то крутилось в голове, никак не находя верную дверцу, чтобы вырваться наружу точным словом. Единственное, что я знал наверняка, — наше положение будет описано всего одним словом. Коротким и правильным. Только это случится немного позже, когда у нас будет достаточно информации.
Алена почему-то отпрянула и удивленно посмотрела на меня, словно я собирался ее ударить. Спустя несколько секунд она помотала головой и совершенно трезвым голосом произнесла:
— Наше положение, конечно, напоминает… пребывание в зоопарке, но…
— Но что?
— Не знаю, как-то не укладывается такое в голове. — Алена, совершенно забыв о наготе, перешагнула невысокий порожек душевой кабинки и, небрежно прихватив с вешалки толстое полотенце, вышла из ванной.
Я натянул влажную рубаху и прошел следом. Мы наспех вытерлись одним полотенцем и, не сговариваясь, стащили Антончика с кровати. На полпути к душу Гриня попытался вырваться, но в поле его зрения попала еще не одевшаяся Алена, и он сразу же пришел в себя.
— Я сам дойду, — сказал он, пытаясь встать.
Мы опустили его на пол, и он, поднявшись, побрел в ванную.
Когда Антончик, потряхивая головой, как гвардейский рысак, вышел из душа, дверь в комнату внезапно распахнулась, и к нам вошли семь или восемь крепких ребят с короткими дубинками в руках. Мне вовсе не хотелось испытывать острые ощущения, но было похоже, что нам предстояло довольно контрастное, в сравнении с завтраком, испытание.
Все могло обернуться весьма скверно, если бы не внезапно подоспевшая «кавалерия».
Гулко и неожиданно за спинами агрессоров прозвучали два выстрела, и арьергард нападающих понес потери в количестве двух легкораненых.
В комнате повисла гробовая тишина. Люди с дубинками попятились, но не прячась за нашими спинами, а скорее — обходя нас с флангов. Эффектно появившийся в дверном проеме Дремов скривился и прострелил бедренные кости еще двоим. Атака захлебнулась. Последней жалкой попыткой двоих из четверых оставшихся невредимыми воинов была потасовка с прикрывающим мой тыл Антончиком. Гриша, видимо принимая стрельбу капитана за сигнал к действию, точным ударом в нижнюю челюсть послал одного в нокаут, а второму хорошенько поддал его же собственной дубинкой уже я. Врагов осталось двое, и тактическое превосходство было явно не на их стороне. В руке капитана поблескивал внушительный пистолет, а мне он протягивал длинный боевой нож. Кажется, мы становились чем-то вроде вооруженного до зубов подразделения необульской армии.
— Бросить палки, — негромко приказал солдатам Дремов, — руки на голову.
Парни нехотя подчинились. Они, не отрываясь, смотрели на его пистолет.
— Зачем пожаловали? — спрашивая, он вытолкнул воинов в коридор и указал им на лифт.
Пленные подошли к дверям лифта и остановились, ожидая дальнейших указаний. Отвечать они, похоже, не собирались.
— Так я не понял, — развязно переспросил капитан, — зачем это вы сюда явились, да еще с дубинками?!
Воины угрюмо молчали, словно проглотили языки еще при рождении. Дремов приставил ствол пистолета к паху одного из них и спросил:
