всемерную бдительность, и внимательно следила, чтобы на их фабрику под видом слесарей-наладчиков или швей-мотористок не проникли иностранные агенты или морально неустойчивые личности.
К ее большому сожалению, за все время своей работы ей так и не удалось не только разоблачить, но даже встретить живого шпиона. Должно быть, фабрика «Красное веретено» не вызывала у них интереса. Правда, злые языки утверждали, что само существование этой фабрики являлось актом вредительства, потому что ни один нормальный человек добровольно не наденет пальто фасона «реглан» или юбку «трапеция», сходившие с ее конвейера. Варвара Ивановна такие разговоры, естественно, строго пресекала, тем более что пальто и юбки худо-бедно уходили в глубинку. Что же касается моральной неустойчивости – чаще всего попадались пьющие слесаря, а как с ними бороться, не знала не только Варвара, но и вышестоящее руководство.
Как бы то ни было, случилась перестройка, и швейную фабрику закрыли, поскольку ее продукция больше никого не устраивала – даже жителей замшелой провинции, которые предпочитали покупать турецкие куртки или китайские пуховики. Варваре пришлось искать новую работу, и она ее нашла – устроилась в регистратуру детской поликлиники номер сорок семь.
На новой работе она тоже старалась проявлять всемерную бдительность, поэтому когда к ее окошечку подошел скромный, неприметный мужчина в помятой кепочке и очках с толстыми стеклами и попросил выдать ему карточку Вани Птицына, Варвара Ивановна строго посмотрела на него поверх очков и проговорила:
– Не положено!
– Но мне очень нужно…
– На каком основании?
– Я его дедушка, – скромно сообщил мужчина.
– И что дальше? – осведомилась Варвара не без сарказма. – Мало ли что дедушка! Я вижу, что не бабушка!
– Но мне нужно отнести его карточку в кабинет…
– В какой кабинет?
– В кабинет физиотерапии.
– А вы записаны? Если записаны, карточку туда без вас передадут, а на руки выдавать не положено!
Варвара Ивановна порылась в бумагах, убедилась, что фамилии Птицын нет среди тех, кто записан на прием к физиотерапевту, и строго проговорила:
– Следующий!
Следующей стояла крупная женщина в малиновом берете. Она потеснила мужчину бюстом и громко потребовала:
– Мне номер к Степанову!
– Но постойте, мне же еще не дали карточку! – подал голос мужчина из-под ее бюста.
– Вам же сказали, что не положено! – рявкнула малиновая дама. – Не задерживайте людей!
Отшив назойливого старика, Варвара Ивановна испытала чувство глубокого удовлетворения. Вообще хоть она и не признавалась себе в этом, но именно за возможность унижать кого-то она ценила свою работу в отделе кадров. Особенно ей нравилось унижать мужчин. Таким образом она мстила им за свою неудавшуюся личную жизнь, за то, что они не хотели замечать за ее неказистой внешностью прочие достоинства, которые у нее, несомненно, имелись. Правда, в чем эти достоинства заключались, она не смогла бы сказать. Золотое сердце? Вряд ли. Хороший характер? Ну, характер у нее тоже был непростой, это приходилось признать. Готовила Варвара плохо, порядок в доме поддерживать не умела. Но ведь что-то хорошее в ней было!
В регистратуре у нее тоже была возможность унижать посетителей, и Варвара Ивановна этой возможностью пользовалась. Правда, мужчины сюда приходили гораздо реже, а унижать женщин не так интересно. Кроме того, некоторые посетители жаловались начальству, и тогда Варваре самой доставалось…
– Вы меня не слушаете? – повысила голос женщина в малиновом берете. – Карточку мне!
– Сейчас, сейчас! – недовольным голосом проскрипела Варвара Ивановна и двинулась между стеллажами на поиски нужной карточки, ворча под нос классическую формулу: – Вас много, а я одна…
Завернув за стеллаж с карточками, она с удивлением увидела того невзрачного мужчину в мятой кепочке, которого только что так удачно отшила. Правда, он странным образом изменился. Во-первых, в нем больше не было столь привычной Варваре униженности просителя. Напротив, он выглядел уверенно и решительно. Во-вторых, он снял свои старомодные очки с толстыми стеклами, и без них его глаза оказались цепкими и внимательными. И какими-то опасными.
Мужчина нагло хозяйничал в картотеке: вытаскивал с полки стеллажа карточки пациентов, разглядывал и ставил их на место.
– Что это вы тут делаете? – осведомилась Варвара Ивановна и приблизилась к нарушителю.
– Минуточку… – проговорил он озабоченно. – Ага, вот она, Ванина карточка…
– Что значит – минуточку? – процедила Варвара. – Кто вас уполнома… уполномочивал здесь хозяйничать? Немедленно покиньте помещение! И карточку поставьте на место!
– Я сказал – минуточку! – Мужчина повернулся к ней и пристально посмотрел.
От его взгляда Варваре стало страшно, по-настоящему страшно.
Прежде она боялась только двух вещей: пауков и начальства. Страх пауков был у нее врожденный, бессознательный, начальства же она боялась вполне осознанно и рационально.
Но этот взгляд напугал Варвару гораздо сильнее.
Она просто похолодела и затряслась, как будто в теплом помещении регистратуры температура упала до минус тридцати градусов. И привиделось вдруг Варваре Ивановне, что идет она зимней ночью по огромному заснеженному полю, мороз крепчает и начинается сильная метель. И нет в округе на ближайшие двадцать километров ни одного дома, да что там – сарая с прохудившейся крышей и то нет. И негде спрятаться от ветра и снега. И силы ее слабеют, и вот уже опускается она на снег, и через несколько минут заметает ее с головой. И знает Варвара Ивановна, что сейчас заснет и не проснется никогда и найдут ее тело не скоро. А может быть, и совсем не найдут, потому что никто не ходит здесь ни зимой ни летом. Разве что через несколько лет пастух, гоняя свое стадо, наткнется на выбеленные солнцем ее кости.
– Что… что такое… – пролепетала она и открыла рот, чтобы закричать.
Но странный мужчина поднес палец к губам и вполголоса сказал:
– Не надо!
Варвара Ивановна послушно закрыла рот и вжалась спиной в стеллаж с карточками, а мужчина подошел к ней вплотную и вдруг приложил к лицу ватный тампон, смоченный какой-то остро и неприятно пахнущей жидкостью. Варвара вдохнула – и тут же в глазах у нее потемнело и она сползла на пол.
Очнулась она от доносящегося откуда-то издалека раздраженного голоса:
– Безобразие! Сколько можно ждать? Я буду жаловаться!
Варвара Ивановна встряхнула головой, открыла глаза и удивленно огляделась. Она лежала на полу между стеллажами. Тут же, совсем рядом, валялись несколько растрепанных карточек и серый катышек свалявшейся пыли.
«Надо сказать начальнице, что Анна Федоровна плохо подметает», – привычно подумала Варвара.
Анна Федоровна была уборщица, и у Варвары с ней были постоянные трения.
«А вообще, почему я оказалась на полу, и что я здесь делаю?» – проступила в ее голове следующая мысль.
– Мне, наконец, выдадут карточку? – снова донесся до нее раздраженный голос.
И
