ему, что абонент временно недоступен.
Он набрал еще несколько номеров – самых надежных, самых проверенных людей. И везде ответ был одинаковый: «Абонент временно недоступен».
Теперь Ледоколу стало по-настоящему страшно.
Он снова вернулся на кухню. Из крана опять лилась вода, а ведь он хорошо помнил, что закрыл кран! Значит, Петрович побывал здесь за эти несколько минут…
Что за дурацкая игра!
Ледокол снова закрыл кран, повернулся…
И вдруг увидел посреди кухни человека. Сутулого немолодого человека с обширной лысиной, в старомодных очках с толстыми стеклами.
Сердце Ледокола упало.
Бухгалтер.
Сколько раз он посылал Бухгалтера к тем людям, которые мешали ему, стояли у него на пути! И вот теперь он сам стал целью, Бухгалтера прислали к нему!
Теперь понятно, почему исчез Петрович, почему нет на месте охранника, почему молчат телефоны.
Значит, его приговорили… но вот кто?
– Здравствуй, Бухгалтер, – проговорил Ледокол незнакомым, охрипшим голосом. Он подумал, что шанс еще есть, но для этого нужно выиграть немного времени. Совсем немного.
– Здравствуй, Валентин, – отозвался киллер, и то, что он назвал Ледокола по имени, могло значить только одно – он действительно приговорен. О том же самом говорили тонкие резиновые перчатки на руках Бухгалтера.
– Значит, ты пришел за мной? – спросил Ледокол и как бы невзначай опустил правую руку в карман домашней куртки, где успокаивающей тяжестью лежал пистолет.
– Выходит, так, – ответил Бухгалтер.
– Кто же меня заказал?
– Обижаешь, Валентин! Ты же знаешь, что на такие вопросы никогда не отвечают.
Киллер чуть заметно улыбнулся, и Ледоколу показалось, что он расслабился. Он обхватил ладонью рукоятку пистолета, повернул его и, не вынимая из кармана, надавил на спусковой крючок.
Ровным счетом ничего не произошло. Только чуть слышно щелкнул боек.
– Обижаешь, Валентин, – повторил Бухгалтер, стирая улыбку с лица. – Неужели ты думаешь, что я забыл разрядить твой пистолет? Я, конечно, состарился, но не настолько…
Не забыл. Он никогда ничего не забывает.
Ледокол облизал пересохшие губы, украдкой огляделся – и увидел совсем рядом, на кухонном столе, деревянную стойку с ножами. Осторожно, медленно двинулся в ту сторону, прикинул расстояние, выбросил руку и уже почти схватил нож – но Бухгалтер с необыкновенной быстротой метнулся к нему, ударил по руке ребром левой ладони и в то же время брызнул в лицо из баллончика.
В глазах у Ледокола потемнело, он начал заваливаться на стол. Киллер подхватил его под руку и взвалил на плечо, приговаривая:
– Ну что ты, Валентин, как ребенок! Зачем мельтешить, суетиться, когда уже все ясно? Веди себя с достоинством, как серьезный, взрослый человек!
Он поудобнее перехватил Ледокола, вынес его из кухни в гостиную, свалил на диван, придал более естественную позу. Затем достал из кармана домашней куртки тот самый пистолет, которым не смог воспользоваться Ледокол, зарядил его, вложил в безвольную руку, поднес к правому виску и нажал на спусковой крючок.
Грохнул выстрел, голова Ледокола дернулась, на виске появилось аккуратное черное отверстие с обгорелыми краями.
Осмотрев труп и убедившись, что он выглядит вполне естественно, киллер подошел к принтеру, вложил в него листок с подписью Ледокола и напечатал предсмертную записку, в которой покойный авторитет признавался в целой серии преступлений, в том числе и в убийстве Ирины Чумаковой, и заявлял, что не может жить с таким страшным грузом на совести.
Только после этого Бухгалтер спокойно вышел из комнаты.
– Нравится? – Иван, улыбнувшись, обернулся назад, где Юля с Ежиком восхищенно разглядывали из окна машины деревья, покрытые желтой и багряной листвой.
Стояла прекрасная погода, и купола церквей золотились на солнце.
– Красиво… – прошептала Юлия. – Как в сказке.
Они проехали центр города и свернули на узкую, почти деревенскую улочку. За невысоким забором виднелся дом, вернее домик – в два этажа, с резным крылечком и нарядными резными же наличниками.
– Это родительской дом, – сказал Иван, – мама только в прошлом году умерла…
– Мама, это же теремок! – в восторге закричал Ежик.
Внутри домик оказался довольно комфортабельным и просторным – наверх из прихожей вела лестница с резными перилами.
– Отец, когда на пенсию вышел, занимался… – улыбнулся Иван.
Ежик шагнул к лестнице, но споткнулся о перила и упал на ступеньки. Юля бросилась к нему, но была перехвачена сильной рукой.
– Вставай, сын, – сказал Иван, – мы, Чумаковы, всего добиваемся сами!
Ежик закусил дрожащую губу и ухватился за перила. Юлия прижалась к сильному плечу Ивана. Чумаков… Теперь они все будут Чумаковы. Иван сказал, что обязательно Ежика усыновит. И вопрос с Лешкой решил необыкновенно быстро – просто дал денег на ремонт квартиры. Тот что-то орал насчет того, что не намерен продавать сына, но свекровь быстро его утихомирила. Соседки были правы – свекровь вышла из больницы через три дня. Мало изменилась, только волосы пришлось обстричь, обгорели все. Ну, это ее не сильно портило – и так не красавица. Юля больше не хотела их вспоминать, они с Ежиком закрыли эту страницу своей жизни.
Иван много занимался фабрикой, заключил сделку о продаже, а на полученные деньги намерился построить новую чуть в стороне от города. Пока они решили пожить здесь, в доме его родителей, потом построят свой. Иван будет очень занят, но Юле не придется скучать – они с Ежиком будут гулять, и еще у нее есть перевод.
Какое это счастье – иметь рядом мужчину, который запросто решит все ее проблемы!
Иван с Ежиком возились наверху – двигалась мебель, счастливо визжал сын. Потом Иван свесился со второго этажа.
– Юль, а мы дома будем обедать или в ресторан пойдем?
Ну что же это такое, ведь в поезде ели всего два часа назад! Нет, этот человек как бездонная бочка, может есть непрерывно!
– В ресторан пойдем, – сухо сказала Юлия, – а то ты всю еду съешь, на ночь ничего не останется.
