Последний приобрел их незадолго перед женитьбой, которая удивила всю Россию. Много лет не решался Николай Шереметев совершить этот шаг. Решился, наконец, в 1801 году, став хозяином дворцов в Разумовском переулке. Отсюда он повел под венец в стоящую ныне у подножия высотного дома на Новом Арбате церковь Симеона Столпника свою невесту, в которой души не чаял. Это была Прасковья Ивановна, на сцене Жемчугова, в миру Горбунова, Кузнецова, Ковалева, Ковалевская... Была она дочерью горбатого кузнеца (поэтому Горбунова, Кузнецова), по-украински - "коваля", отсюда - Ковалева, по-польски - Ковалевская. Последней "панской" фамилией хотели прикрыть прошлое Параши. Она родилась крепостной крестьянкой Шереметевых. Стала блистательной актрисой. Жила она в угловом доме, том, что под куполом. С ней вместе жила ее подруга - замечательная танцовщица Татьяна Гранатова, также бывшая крепостная. Недолго прожила после свадьбы Прасковья Ивановна всего два года, умерла от чахотки. Гранатовой суждено было воспитывать осиротевшего сына Жемчуговой, дожить до 90 лет!
Потомки Николая Шереметева во второй половине прошлого века сдали дворец Московской городской думе: тогда внутри здание перестроили капитально. После думы помещался в нем известный Охотничий клуб, так красочно описанный Вл. Гиляровским.
Этот клуб зародился вблизи Трубной площади, в трактире "Собачий рынок", где собирались охотники, любители собак; потом клуб занимал другой дом. Как пишет Гиляровский: "Полного расцвета клуб достиг в доме графа Шереметева... роскошно отделав загаженные канцеляриями барские палаты. Пошли маскарады с призами, обеды, выставки и субботние ужины... С Русским охотничьим клубом в его новом помещении не мог спорить ни один другой клуб..."
Не преминул упомянуть Гиляровский и о таком примечательном факте из истории клуба: в его большом зале еженедельно играла любительская труппа, которой суждена была большая жизнь. Руководителем этой труппы был тогда еще любитель-актер и режиссер Константин Сергеевич Алексеев, известный ныне всем под фамилией Станиславский.
В своей книге "Моя жизнь в искусстве" он вспоминал сцену Охотничьего клуба в доме Шереметева. С открытием клуба, писал К. С. Станиславский, возобновились еженедельные спектакли. На этой сцене Станиславский поставил впервые в Москве лирическую трагедию-сказку Гауптмана "Потонувший колокол", имевшую большой успех. Играли в этом спектакле Г. Бурджалов, В. Лужский, А. Санин, М. Андреева, будущие известные артисты.
Вскоре после этой постановки в Москве появился новый театр Московский Художественный.
Произошла революция. У дворца появился новый хозяин.
На фасаде дома красный камень мемориальной доски с барельефом Ленина. На доске надпись: "В этом здании 19 апреля 1919 года Владимир Ильич Ленин выступал с речью перед командирами Красной Армии, отправлявшимися на фронт".
Почему в этом дворце собрались командиры Красной Армии в "незабываемом 1919 году"? На этот вопрос отвечают страницы книги "Академия имени М. Ф. Фрунзе". Здесь тогда находилась Академия Генерального штаба Красной Армии...
...Решение Революционного Совета республики организовать такую академию в Москве было принято в 1918 году. В военные округа и штабы фронтов были разосланы телеграммы, извещающие о наборе слушателей. А здания будущая академия не имела.
И вот, "в конце октября, - как написано в книге, - начальник академии А. К. Климович и комиссар Э. И. Козловский случайно обратили внимание на здание Охотничьего клуба - бывший дворец графа Шереметева... Оно подходило для академии". ...В числе первых слушателей был командир Василий Чапаев. Он ходил на занятия три месяца, а потом вновь уехал на фронт.
Друзья задавали ему вопрос: чему же он научился? Как вспоминает друг героя и сам герой, награжденный тремя орденами боевого Красного Знамени, командир чапаевской дивизии Иван Кутяков, "Чапаев улыбнулся: чему, собственно, можно научиться за три месяца - очень немногому.
- Скажу прямо: топографию усвоил прилично. Я могу, например, из квадратного дюйма десятиверстной карты сделать верстовку и двухверстовку, чего вы, ребята, не сумеете сделать". Отвоевав, Иван Кутяков последовал примеру своего друга - стал слушателем академии...
Первым начальником академии стал бывший генерал-лейтенант старой армии А. К. Климович. Вскоре после открытия академии ему пришлось уехать на фронт; вторым начальником был назначен А. Е. Снесарев. Бывший генерал-лейтенант прибыл в Москву с фронта, участвовал в обороне Царицына, командовал Западной Армией...
Андрей Евгеньевич Снесарев - фигура ярчайшая. Его жизнь не укладывается в привычные рамки. Блестяще закончив механико-математический факультет Московского университета, защитив кандидатскую диссертацию, он тем не менее продолжал искать свой путь в жизни. Отличный голос, музыкальная одаренность, и вот Андрей Снесарев - студент Московской консерватории, солист Большого театра. Третий поворот судьбы: он увлекся военной профессией, закончил военное училище. Академию Генерального штаба с отличием. На фронте командует дивизией, корпусом. А. Е. Снесарев, кроме того, - известный востоковед, знал 14 языков, участвовал в географических экспедициях на Востоке. Писал труды по военным вопросам, географии, педагогике, востоковедению. Центральный Исполнительный Комитет СССР в 1928 году присвоил ему почетное звание Героя Труда "за многолетнюю и полезную деятельность по строительству вооруженных сил". Андрей Снесарев возглавил Институт востоковедения Академии наук СССР...
Третьим начальником академии стал Михаил Тухачевский, выдающийся полководец Красной Армии, будущий Маршал Советского Союза. А в 1924 году начальником академии был назначен Михаил Васильевич Фрунзе, чье имя она теперь и носит.
ЗАМОК НА ХОЛМЕ
С момента своего появления на Ваганьковском холме напротив Боровицких ворот Кремля этот дом вызывает восторженные отзывы всех, кому довелось его увидеть. Проходят века, поколения, меняются стили, вкусы, а отношение к этой постройке остается неизменно восторженным.
Конструктор Останкинской телебашни, приверженец железобетона Николай Никитин, создавший высочайший столп на земле, на мой вопрос, какое из зданий Москвы ему больше всего нравится, не задумываясь ответил - "Пашков дом". Бывало, что, оставив дела, он приходил к нему просто так, чтобы насладиться архитектурой.
На рисунке Делабарта конца XVIII века, где изображен этот дом, перед его оградой толпятся люди; они приходят сюда в праздники, чтобы полюбоваться через ограду великолепным садом с фонтанами, диковинными птицами. Можно было также подняться на крышу, где парит в небе на высоте 35,3 м бельведер, и с него, как со смотровой башни, с высоты птичьего полета, обозреть близлежащий Кремль и всю Москву.
Сохранился еще более ранний рисунок - Антинга, сделанный вскоре после сооружения дома; сад, разбитый перед домом на склоне, еще не успел разрастись, а на крыше бельведера восседал Марс с копьем в руке, взирая на окрестности города. Побывавший тогда в Москве немецкий путешественник И. Рихтер был среди тех, кто поднимался на бельведер. Он оставил нам первое по времени дошедшее до нас описание дома, выдержанное в восторженных тонах: "...на значительном возвышении возносится этот волшебный замок. Сзади из переулка вы входите через великолепный портал в пространный двор, постепенно расширяющийся от ворот. В глубине этого двора вы видите дворец, в который ведут несколько ступенек..."
Эти слова опубликованы в 1799 г. в изданной в Лейпциге книге о Москве. И по сей день во двор входят с переулка, чтобы попасть в старое здание библиотеки на Воздвиженке. Оно-то и вошло в историю архитектуры под названием "Пашков дом".
У него счастливая судьба, несмотря на то, что в дни пожара 1812 г. огонь не пощадил здание, исчезли ограда и расположенный за нею сад, изменилась внутренняя планировка комнат, не раз менявших назначение... Тем не менее рисунки прошлого свидетельствуют о том, что дом в основном сохранился таким же, каким им любовались двести лет назад. Никто из архитекторов, занимавшихся перестройкой здания, не поднял руку на это творение, не отважился изменить его фасад. Это редкий для центра Москвы случай, когда дворец XVIII века внешне не претерпел особых изменений.
Кому же Москва обязана появлением дворца, который относят к шедеврам мирового искусства? Одно имя хорошо известно - Пашков Петр Егорович. По традиции многие исторические здания носят имена прежних владельцев, но среди них встречаются и те, кто не всегда заслуживает людской памяти. Но мне всегда казалось, что человек, решившийся построить ТАКОЕ здание, не пожалевший средств и сил, чтобы воплотить в камне столь дерзновенный проект, сумевший его оценить по достоинству и не исказить своей волею хозяина, достоин внимания потомков. Попытку составить биографию Пашкова предпринимал в прошлом веке историк И. Е. Забелин, констатировавший с грустью, что биография его неизвестна. В пожар 1812 г. архив Пашковых сгорел. До нас дошло, что Петр Егорович был капитан-поручиком лейб-гвардии Семеновского полка, учрежденного Петром I. В свое время Петр щедро одарил землями отца капитан-поручика, служившего губернатором и оставившего сыну много крепостных, денег и земель. За последние Пашкову долго пришлось судиться с соседями-помещиками. Один из них, Андрей Тимофеевич Болотов, оставил для потомков пространные записи - "Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные им самим...". В этих записках "г. Пашков" упоминается с нелестными эпитетами много раз, однако даже Болотов вынужден признать, что его противник имел основания претендовать на ту землю, за которую шел спор. Попутно Болотов описал встречу с Пашковым, случившуюся в 1773 г. Неожиданно для себя автор увидел на окраине хутора "превеликий зеленый шатер". Самого Пашкова он встретил в избе, где тот мылся "из серебра и на серебре", свыше часа совершая туалет. Последовавший за этим обед происходил в шатре под музыку. Подавали все блюда в серебряной посуде. Из описания Болотова можно заключить, что Пашков жил с причудами, отличался предприимчивостью, живостью ума и богатством, которому постоянно искал применения, вкладывал в разные постройки.
