Слушаю я его, а сам думаю: когда же он наконец вспомнит о своем звонке к Книгину по поводу удостоверения? Однако не напоминаю ему об этом. Это ведь очень важный факт. Вот я ставлю себя на его место. «Если следователь знает об этом, значит, он говорил только с матерью Книгина. Но по какой причине? Получается, что следователь знает, что Книгин напал на инкассаторов. И почему бы ему тогда не спросить об этому самого Книгина? Или его не задержали, или он показания не дает? А может, он мертвый?»
А теперь думаю я: если Финеев был третьим в той компании, то, когда они остались вдвоем, а затем разбежались в разные стороны, спасаясь от преследовавших их милиционеров, он вполне может не знать о самоубийстве Книгина. И это мой, в сущности, единственный серьезный козырь. И я продолжаю задавать ему вопросы, множество вопросов относительно последних двух суток его пребывания в Москве. Я всячески подводил его к телефонному разговору с матерью Книгина. Когда же убедился в том, что он уходит от этого умышленно, а не по забывчивости, наконец решаюсь сделать первый сильный ход. Резко говорю ему: «Я уже битый час слушаю все это ваше вранье! Хватит вешать лапшу на уши». И наблюдаю за его реакцией. Все зависит от его реакции. Что он должен ответить, если ни в чем не замешан? Возмутиться? Взорваться? А он молчит. Не удивляется моей резкой реплике и не переспрашивает. Значит, что — пошло? И я продолжаю: «Конечно, когда такое дело проваливается, никто не хочет быть паровозом, зная, чем это пахнет. Вот и начинают валить друг на друга». А он слушает и молчит. Только бледнеет. И я понимаю: в цвет! Если я это говорю, вероятно, думает он, значит, у меня уже был разговор с Книгиным. Других-то участников я пока не знаю. И если это так, значит, Книгин дал показания. И я продолжаю жать на него. «Финеев, — говорю, — вы же сами работали в милиции и знаете, что больше веры вызывает тот, кто говорит первым. Вот когда вы захотите давать показания после предъявленных мною доказательств, когда я вас загоню в угол, цена таким показаниям на суде будет другая. Поэтому я предлагаю вам взять бумагу, ручку и изложить все, как было, с самого начала. Начните с самой идеи. Это очень важно». Он молчит. А я и не произношу фамилии Книгина. Но продолжаю нажимать: запираться бессмысленно, от этого зависит дальнейшая судьба и, если хотите, сама жизнь…
Молчал он и мучился, это же видно, примерно с час. Потом вдруг спрашивает: «А как рассказывают Книгин и Субачев?»
Я чуть не заорал: какой еще Субачев?! Их же трое было! Значит, четверо? И мать Книгина упоминала, помню, эту фамилию в числе приятелей сына. Не знаю, как я успел поймать себя за язык. И говорю, изо всех сил сохраняя спокойствие: «За кого вы меня принимаете? Мне истина нужна, а совсем не ваши показания друг против друга. Вы сами должны знать, что в подобных ситуациях каждый стремится спасти исключительно собственную шкуру. Если я вам скажу, как рассказывают они, а потом им скажу, как говорите вы, какое же это следствие?»
«Дайте закурить, — говорит он. Долго молчит и продолжает: — Я расскажу».
Я тут же приказал принести аппаратуру, чтобы произвести видеозапись. И дал команду следственно-оперативной группе немедленно найти и взять Субачева. Закончив с Финеевым, я взялся за Субачева, уже имея на руках подробные показания об организации банды, о распределении ролей при нападении на инкассаторов.
Субачев вначале яростно запирался, но недолго. Он понимал, что его вина по сравнению с другими членами банды гораздо меньшая. Его твердо опознали свидетели происшествия, которые стояли на автобусной остановке. Он был в военной форме и с противогазной сумкой через плечо, стоял у соседнего дома и наблюдал за происходящим, а когда преступники с деньгами побежали к машине, он надвинул козырек фуражки и скрылся за бойлерной. Было такое ощущение, словно он контролировал ситуацию. В сумке же его, как мы выяснили позже, при обыске в его квартире, были приготовлены бутылки с зажигательной смесью. Их он должен был бросить в машину сопровождения, чтобы отсечь преследователей. Но машина неожиданно сломалась, не приехала, и Субачев был здесь, в общем, больше наблюдателем, чем исполнителем.
Быстро были установлены и двое военнослужащих, подчиненных Субачева, которые по его указанию приготовили ему бутылки. Кроме того, Субачев обеспечивал банду боеприпасами, хранил дома патроны для изготовленных Книгиным обрезов, малокалиберную винтовку, другое оружие и большое количество боеприпасов к нему. Он же обеспечил Финеева бланками повесток, похищенных им во время командировки в военную прокуратуру Московского гарнизона. По этим повесткам Финеев беспрепятственно приезжал с «химии» в Москву, где разрабатывал план нападения на инкассаторов. Шли дни. Я уже плотно задержался в Москве, принял это дело к своему производству. Изучал личности участников банды. Кто они, эти люди, столь безжалостные и к своим жертвам, и к собственным товарищам?..
Тридцатилетний Книгин, успевший сменить в своей недолгой жизни более десятка служб — поступал в военное училище, но был отчислен, работал на металлургическом заводе и школьным учителем, редактором в издательстве и постовым в ГАИ, инспектором уголовного розыска и егерем. Из органов уволен в августе 84-го года за совершение поступка, дискредитирующего звание офицера милиции.
Финеев, самый молодой из банды, ему исполнилось 27 лет. Комсомолец. Учился в техникуме, служил в армии, был мастером в стройуправлении. Затем рекомендован для работы в органах внутренних дел. Вместе с Книгиным работал в 114-м отделении милиции. По служебному несоответствию уволен из органов в июле 84-го года. Но месяцем раньше, занимаясь делом об ограблении склада, сумел в прямом смысле выбить нужные показания у совершенно непричастного к делу человека. За это, уже будучи уволенным из милиции, осужден к трем годам лишения свободы условно с направлением на стройки народного хозяйства, так называемую «химию», в городе Калинине.
Субачев, ровесник Книгина. Вместе с ним поступал в военное училище. В настоящее время был заместителем командира роты военно-строительного отряда по политической части, расквартированной в Одинцове Московской области, где и проживал. Во время воинской службы «проявил себя в целом с положительной стороны, занимаемой должности соответствовал», но вместе с тем в мае 84-го года «за потерю политической бдительности и использование служебного положения в личных целях был исключен из рядов КПСС». Все-таки поразительные давались людям характеристики!
И последний — Голубков, 46-го года рождения. Член КПСС. После увольнения из органов госбезопасности некоторое время руководил охотничьим хозяйством Владимирской области, где егерем у него работал Книгин. Последний и привлек его, как владельца «Жигулей», к нападению на инкассаторов. Он же сам и произвел контрольные выстрелы в своего товарища.
Вот такая публика… И вот еще один факт. У Книгина была дача в Немчиновке, а Субачев жил в Одинцове. Ну, Книгина уже ни о чем нельзя было спросить, а вот Субачев…
Дело вот в чем. В феврале 85-го года в ночной электричке, следующей из Одинцова в Москву, в пустом вагоне был обнаружен убитый младший сержант милиции Л. Смирнов, который нес в этом электропоезде дежурство. Оружия при нем не нашли. Исчез пистолет Макарова N 14444 и две полных обоймы. Вместе с тем на полу была найдена гильза от пистолета иностранного производства, а на теле убитого обнаружено два ранения: колото-резаное и огнестрельное. Из чего сделали вывод, что преступников, завладевших оружием милиционера, было двое или больше. И преступники скоро нашлись, а после соответствующих «допросов» признались в совершенном ими преступлении. Сперва, естественно, отказывались, потом неожиданно признались, причем все трое дружно. Потом отказались от своих признаний, а затем снова подтвердили их. И хотя оружие убийства — ни нож, ни пистолет — найдены не были, людей осудили и одного из них приговорили к расстрелу.
Так вот, пистолет Макарова, взятый у Смирнова, неожиданно всплыл при убийстве инкассаторов. Как показала баллистическая экспертиза, здесь бесспорно «работало» табельное оружие Смирнова.
Конечно, далеко не факт, что похищенное оружие не могло быть передано или продано преступниками, уже теперь осужденными, убийцам инкассаторов. Но… И я вернулся к Субачеву. Мне важно было знать сейчас судьбу пистолета. Даже если Субачев станет все валить на Книгина.
Я оказался недалек от истины. Субачев рассказывает, что операцию с «Макаровым» провернули Книгин с Финеевым, потому что необходимо было серьезное оружие для проведения новых операций.
Повторяю, я помнил, что по убийству милиционера Смирнова были привлечены другие люди, один из которых приговорен к расстрелу. Я же знаю, что это такое: приговор может быть исполнен в любой момент. И поэтому пишу записку: «Немедленно проверьте, исполнен ли приговор?» — и передаю помощнику. В тот же день было истребовано дело… Конечно, это разговор особый. Суть же в том, что невинно осужденные люди были освобождены. По факту нарушения законности в ходе самого расследования было возбуждено уголовное дело.
