В настоящее время в связи с организацией Первого главного управления, расширением добычи солей урана и пуском завода по получению металлического урана возникла необходимость изменения существующего порядка учета и хранения урана и одновременно более тщательного контроля за его учетом и распределением…»
Это письмо Сталину свидетельствовало о том, что атомный поезд потихоньку тронулся в путь. По мнению Берии, уран уже не столь же дефицитен, что и золото. А ведь совсем недавно его было столь мало, что приходилось собирать его по крохам. Теперь же счет шел на тонны — именно столько нужно было Курчатову для первого экспериментального котла.
8 октября И.В. Сталин подписывает Постановление СМ СССР По нему все запасы А-9 (т. е. урана) передаются Первому главному управлению. Однако контроль за А-9 и его солями по-прежнему остается за Министерством финансов, где в Управлении драгоценных металлов штат увеличивается на 12 человек. А Министерству внутренних дел приказано создать специальные подразделения для охраны А-9 как на складах, так и во время перевозок.
Нет, Сталин не согласился, что уран теперь дешевле золото — его следовало учитывать и охранять столь же тщательно и строго…
Можно ли расстаться со «Средней Машей»?
Однажды академик Е.П. Аврорин рассказал о том, как он попал в Арзамас-16. Он был молодым, многообещающем теоретиком, который работал в группе академика И.Е. Тамма. Все у него складывалось хорошо, а потому, когда ему предложили поехать поработать на «Объект» он попытался отказаться. Но мудрый Игорь Евгеньевич Тамм сказал ему: «Молодой человек, со «Средней Машей» не спорят, ей просто подчиняются…»
Аврорин оказался в Арзамасе-16.
Туда регулярно приезжал академик Тамм. Он встретил там своего ученика, поинтересовался — как ему работается? Аврорин сказал, что очень доволен. «Вот видите, — улыбнулся Тамм, — я был прав: «Машеньку» нужно слушаться.»
Я много раз слышал о том, что все заявки Средмаша удовлетворялись полностью. Более того, ни одно министерство, ни одно из предприятий любой отрасли не имели права отказать атомному министерству, так как за ним всегда маячила фигура Берии.
И только после того, как были созданы боевые образцы термоядерного оружия, когда они были поставлены на межконтинентальные ракеты, когда принципиальные проблемы в этой области физики остались позади, только тогда ученые и крупные организаторы промышленности смогли уйти из «Средней Маши». Да и то единицы — только такие крупные ученые, как Зельдович, Сахаров, Щелкин, Феоктистов. По тем или иным причинам их нельзя было удержать в атомном ведомстве.
Но это было уже при Хрущеве, через много лет после того, как прах расстрелянного Берии был развеян по ветру, а Сталин вынесен из Мавзолея.
Одна история «Атомного проекта» все-таки хранит факт уникального для этого ведомства события.
В первых числах января 1948 года Л. Берия пишет И. Сталину:
«Постановлением Совета Министров СССР 29 ноября 1947 г. первым заместителем директора комбината № 817 Первого главного управления при Совете Министров СССР был назначен т. Садовский С.В., ранее работавший директором Сталиногорского азотно-тукового комбината.
Тов. Садовский после ознакомления на месте заявил, что он не сможет справиться с порученным ему делом в связи со сложностью и новизной производства.
Тт. Первухин и директор комбината № 817 Музруков просят освободить т. Садовского от работы на комбинате № 817, разрешив использовать его на прежней работе…
Прошу Вашего решения».
Сталин поставил свою подпись, и С.В. Садовский уже через несколько дней навсегда покинул Челябинск— 40. И никогда уже в своей жизни он не упоминал, что побывал на строительстве Плутониевого комбината.
О других «отказниках» документы и материалы «Атомного проекта СССР» не упоминают…
Черный день академика Капицы
Капица был врагом № 1 для Берии. Он демонстрировал свою независимость, и это больше всего бесило всесильного министра. Бесспорно, его люди мгновенно нашли бы для Капицы сотни поводов для ареста, но «Хозяин» не разрешал трогать ученого, хотя и ему тот доставлял не только радость. Но голос Капицы был одним из немногих, которые умели говорить правду, а для вождя «всех времен и всех народов» надо было знать мнение и той части интеллигенции, к которой принадлежал ученый. Возможно, определенная независимость Капицы даже импонировала Сталину. Но допускать ее можно было только до тех пределов, пока она не мешала делу.
Через год после начала работ над атомной бомбой Сталин уже понимал, что Капица не может быть ключевой фигурой в этом проекте. Есть Курчатов, есть Харитон, есть другие. Да и сам Петр Леонидович осознал: атомная бомба — это прежде всего организация, а наука пока на задворках. Конечно, Капица ничего не знал о работе советской разведки, он не входил в число «посвященных», но чувствовал, что игра идет по крупному, а потому пешкой в ней он не хотел, да и не мог по складу своего характера быть.
Просьба Капицы о выходе из Спецкомитета была удовлетворена быстро. Конфликт его с Берией был слишком очевиден, да и ученый не скрывал его.
Но кроме бомбы у Капицы еще был кислород. Он был начальником Главкислорода при Совете Министров СССР, и, что греха таить, считал решение этой проблемы не менее важным, чем создание атомной бомбы. Ему казалось, что на этом направлении он работает хорошо.
Но Берия никогда и ничего не прощал своим противникам…
Именно по его подсказке была определена группа экспертов, которая начала «копать» под Капицу. Потом состоялось заседание специальной комиссии. На нем академик Капица впервые в жизни (по-моему, и в последний раз!) был «проработан» по полной программе. После заседания оскорбленный ученый пишет Сталину письмо. В частности, в нем он отмечает:
«… Я, конечно, верю в то, что я стою на правильном пути, я готов вовсю работать как ученый и брать на себя риск как человек, но этого еще мало, необходимо, чтобы мне верили как ученому и уважали как человека. Сейчас же, на заседании комиссии, меня, как человека и ученого, так оплевали Ваши министры, и в особенности Малышев и Первухин, что у меня одно желание — подальше уйти и бросить работать с ними. Так работать бессмысленно.
Поэтому я решительно прошу Вас, хотя бы из уважения ко мне как к ученому, чтобы Правительство поскорее четко решило судьбу развития кислородной проблемы. Или надо смело и честно помогать, или просто меня полностью устранить от кислорода. Промежуточного решения не должно и не может быть».
П.Л. Капица знал, что «Хозяин» его письма читает. Он надеялся: Сталин станет на его сторону, как это было раньше, когда он повздорил с Берией. Однако ситуация развивалась довольно неожиданно. 17 августа 1946 года Сталин подписывает Постановление СМ СССР
№ 1815-782 с «О производстве кислорода по методу академика Капицы».
Уже первые строки этого документа показывают на чей стороне Сталин:
«На основании материалов проверки Правительственная комиссия в составе тт. Сабурова, Тевосяна, Первухина, Малышева, Казакова, Коробова, Касаткина, Бардина, Гельперина, Герша и Усюкина Совет Министров Союза ССР устанавливает, что начальник Главкислорода при Совете Министров СССР и директор Института физических проблем Академии наук СССР акад. Капица не выполнил решений Правительства о создании новых, более совершенных, кислородных установок по производству газообразного кислорода для технологических целей промышленности…»
И далее подробно описывается, как академик Капица вместо того, чтобы руководить такой мощной организацией, «занимался только экспериментальной работой со своими установками», причем он совершенно не обращал внимания не только на мнение советских ученых, но и игнорировал зарубежный опыт.
Совет Министров постановил:
«1. За невыполнение решений Правительства о развитии кислородной промышленности в СССР, неиспользование существующей передовой техники в области кислорода за границей, а также неиспользование предложений советских специалистов снять акад. Капицу с должности начальника Главкислорода при Совете Министров СССР и председателя Технического совета Главкислорода с должности директора Института физических проблем Академии наук СССР».
В пунктах 10 и 12 этого постановления значилось всего два слова — «Особая папка». Хотя гриф у этого документа стоял «Секретно», тем не менее пункты 10-й и 12-й не раскрывались.
Между двумя «Особыми папками» в пункте 11 значилось, что директором Института физических проблем назначается член-корреспондент АН СССР профессор А.П. Александров.
10-й и 12-й пункт Постановления от 17 августа 1947 года имели самое непосредственное отношение к «Атомному проекту».
