со мной, даже мальчишкой. Никогда не оставался рядом, если я появлялась с его братом, словно не мог выносить мою близость. Так почему же сейчас я поднимаю ладонь и опускаю на его плечо? Почему осторожно провожу по нему, касаясь татуировки?
— Тебе холодно? У тебя мурашки по телу. Вот здесь…
Картер не отвечает, и я поднимаю ладонь выше, осторожно касаясь длинных царапин. На самом деле они намного глубже и боль от них не унять одним прикосновением, но мне бы очень хотелось ему помочь.
— Я уже согрелась, давай отдам тебе куртку. Ты же не виноват, что я — «еще одна глупая девчонка, каких вокруг сотни», — вспоминаю его слова. — Ты был прав, когда сказал это.
— Нет. У тебя пальцы холодные. Убери их!
Ему неприятно моя близость, слова царапают раздражением, и я с ужасом понимаю, что сделала. Отнимаю от парня руки, подавшись назад. Это все стресс виноват не иначе, в другом случае я бы никогда на такое не решилась!
— Извини, я не хотела!
— Черт, Холт, издеваешься? Просто, твою мать, обхвати меня!
Просьба ясна и понятна. Наверняка он не первый раз возит девчонок. Но чтобы обхватить Райта, мне нужно к нему прижаться. Кое-как застегнув под подбородком шлем, я обнимаю парня, и он тут же выдергивает футболку из-под моих рук, оставив их лежать на обнаженной коже. Так близко к его сердцу, что у меня захватывает дух. Объясняет сухо, без лишних эмоций, включая двигатель и дальний свет фар.
— Будет холодно. Держись крепче! И забудь, что сегодня здесь произошло!
Горячая кожа, стук сердца и запах, в котором хочется укрыться. Это будет трудно забыть. Но Райт даже не представляет, как мне хочется стереть из памяти все, что случилось до него в доме Донны. Как я уже ненавижу завтрашнее утро, в котором услышу позади себя шаги Николаса и увижу его самодовольную усмешку. В котором посмотрю в колючие глаза Пилар, чувствуя сердцем ее обиду. Как я не хочу, чтобы оно наступило!
Дорога домой мне кажется гораздо короче, чем путь с девчонками на вечеринку. Мы проносимся по ночному городу, как птицы, и уже скоро оказываемся на нашем холме. Случайно или нет, Картер останавливает мотоцикл не у моего двора, а под густой сенью Белого дуба — куда не проникает даже лунный свет. И заглушив двигатель, устало выдыхает, поймав равновесие ногами.
Ничего не говорит, просто ждет.
Оторвать руки от обнаженной кожи трудно, но наконец-то я это делаю.
Стягиваю с головы шлем и отдаю ему. Снимаю куртку и набрасываю на широкие плечи. И вновь не в силах отнять пальцы, опускаю голову и касаюсь Райта щекой.
— Картер… спасибо. Я рада, что ты оказался там.
Наверное, я бы могла так просидеть пол ночи, грея его собой… если бы не голос, надтреснутый раненым шепотом:
— Ради всего святого, Холт — иди в дом. Я и так в аду со своей совестью.
Глава 34
Я встаю с мотоцикла и ухожу к своему дому. Открываю дверь, поднимаюсь наверх и говорю маме, которая через несколько минут заглядывает в мою спальню, что хорошо провела субботний вечер. Что все было чудесно — и танцы, и вечеринка. И в ту секунду, когда смотрю в окно на улицу и знаю, что он там… когда прогоняю все лишние вспоминания, а помню только, как обнимала Картера… я хочу верить, так и есть.
***
— Лена, я нашла твои вещи на пороге дома. Даже не знаю, что и думать. Как они могли туда попасть?
Рано утром я спускаюсь к завтраку пораньше, чтобы не столкнуться в кухне с Ником, и мама показывает мне мою сумочку, в которой лежит телефон, и джинсовую куртку. Я удивлена не меньше ее, но догадавшись, кто именно вернулся в дом Донны, нашел мои вещи и привез их мне, стараюсь ответить спокойно, хотя сердце и стучит чаще:
— Не волнуйся, мам! Я просто забыла их. Хотела подышать свежим воздухом, но так устала от вечеринки, что вошла и уснула…
Пилар не позвонила, и на мои звонки не ответила. Весь день воскресенья я провожу в своей комнате, разучивая красивый этюд для концерта на День благодарения, который мы подобрали с мистером Вайманом, искренне надеясь, что с подругой все хорошо.
Вечером Николас уезжает — я слышу во дворе их голоса с Марком, а затем удаляющийся звук двигателя мотоцикла, поэтому не сильно переживаю, когда родители отправляются на ужин в ресторан.
На отчиме рубашка, замшевая куртка и брюки, на маме — красивое розово-коралловое платье, каблуки и плащ. Марк заставил ее надеть драгоценности, и фарфоровая шея Адели в поздних лучах заката выглядит идеально. Я и сама засматриваюсь на маму, когда она поправляет золотые локоны и машет мне рукой, уговаривая, чтобы я не скучала и в случае чего обязательно ей звонила — они ненадолго! И со вздохом окунаюсь в шлейф ее духов, возвращаясь в дом.
Мне хочется верить, что она хоть немного счастлива, а я сама не совершаю ошибки, скрывая от нее поведение Ника. Поэтому я не замечаю ястребиный взгляд Марка и нетерпение в его глазах, когда она ненадолго задерживается возле меня.
Белый дом Холтов — большой и просторный, я люблю бывать в нем одна, хотя до конца не чувствую своим. Но сейчас, закрыв двери, беру из спальни корзину для белья и спускаюсь в прачечную, собираясь выстирать и просушить свои вещи, а заодно и почитать что-нибудь в свободные от занятий минуты.
Я незаметно увлекаюсь книгой, поэтому вскрикиваю от неожиданности, когда внезапно вижу перед собой Николаса. Бесшумно появившись в тишине, он останавливается в дверном проеме.
Здесь некуда бежать и некого звать на помощь. Всего один прямой взгляд в серые глаза, и весь ужас пережитого на вечеринке возвращается ко мне в полной мере.
Спрыгнув с подоконника, я прижимаюсь к нему спиной.
— Так вот ты где, Трескунок? А я тебя наверху обыскался. Что, весь день пряталась от меня, да так и не спряталась, сестричка? Зря, согласись. Все равно я тебя нашел!
Николас заходит в полуподвальную комнату и оглядывается — он бывает здесь нечасто, но совершенно точно знает, что мы в доме одни, и это заставляет его губы растянуться в усмешке. Подцепив пальцами бельевую корзину, он опрокидывает ее на пол, и когда вещи рассыпаются, выбирает мое платье, в котором я была на вечеринке в доме Донны.
— Красивое, — поднимает перед собой. — Мне понравилось, как ты вчера
