Я чувствую себя голой. Голой.
«Господи, как бы ни написать это? Соберись!»
Но я не могу, руки не слушаются, ноги не держат. «Мне нужно больше времени проводить со Стасом, чтобы понять, так ли сильно то, что происходит между нами. Ведь, если бы он по-настоящему привлекал меня, то я бы даже не вспоминала о Никите. Ведь так? Или я загоняюсь? А что, если нам с Никитой нужно просто поговорить? От этого явно хуже не станет. Но что, если я потом стану думать о нем еще больше и еще сильнее запутаюсь?»
Я с трудом справляюсь с заданием учительницы и на ватных ногах бреду к своему месту. Ощущение такое, будто вся одежда на мне надета наизнанку. Мой мозг буквально наводнен взаимоисключающими мыслями, и поиск решения каждый раз заканчивается коротким замыканием. Сев за парту, я чувствую невероятное облегчение.
– Что с тобой? Ты как зомби. – Шепчет Тая.
А я и есть. И потому просто молчу.
Остаток дня я провожу подальше от Высоцкого. Прихожу на игру к Стасу, наблюдаю за ним с трибун. Он великолепен. Честно говоря, приятно ощущать себя девушкой ключевого игрока, максимально влияющего на ход игры. Он каждую минуту стягивает на себя по несколько противников и расправляется с ними, словно с малыми детьми. Кощеев – местная звезда футбола, и если он продолжит развиваться в этой области, его точно ждет большое будущее. Я ощущаю гордость за него, и блин – это жутко приятно!
А после игры мы с ним обедаем на берегу. Долго целуемся, лежа на песке, а потом не менее долго целуемся на заднем сиденье в его машине. И когда приходит ощущение, что одних поцелуев нам уже не хватает, я аккуратно отодвигаюсь, давая понять, что на данный момент это предел, и я еще не готова к переходу на следующий уровень. Стас реагирует спокойно. Кажется, он все понимает.
Решив соврать, что мне пора на репетицию, я прошу подвезти меня до дома. Мы договариваемся встретиться позже, и он уезжает. Мне приходится принять душ, чтобы прийти в себя. Я чувствую себя отвратительно. Ощущение такое, будто я изменяю Высоцкому. Глупо, да? Ведь я ему ничего не должна. Но мое сердце почему-то решило, что именно так и правильно, и ни в какую не хочет уступать. Бесит!
Я снимаю стресс, как привыкла – игрой на гитаре. Это странно, но без Никиты я не способна придумать даже крохотный проигрыш, не то что целую мелодию. Мне как будто не хватает его текстов, его подсказок, его вдохновения или просто – присутствия. Я как оркестр без нот – играть могу, а что и как не знаю. Бренчу, истязая струны, в прямом смысле этого слова и никак не могу сосредоточиться.
Всё. Хватит!
Отложив гитару, решительно встаю и иду к двери. Выхожу из дома, перехожу дорогу, спускаюсь по тропинке и направляюсь к Берлоге.
Где же Никите еще быть за час до репетиции? Наверняка, он там, подключает оборудование или, как я, мучает гитару.
Сердце колотится, как сумасшедшее. Я не знаю, о чем буду с ним говорить. Не знаю, стоит ли нам разговаривать вообще. Знаю одно – увижу его и пойму.
Я застываю у двери, собираясь с духом, и вдруг слышу неспешный гитарный перебор. И меня перемыкает. Я не могу. У меня не хватит смелости смотреть ему прямо в глаза.
Я медленно подхожу к окну и заглядываю в него. Никита сидит на диване, в его руках гитара. Рядом – Полина. На ней короткое платьице. Он что-то поет для нее, и она улыбается.
Мой желудок сковывает спазмами, сердце обрывается, дыхание застревает в горле.
Я почти бежала сюда, боясь, что брошусь ему в объятия, а обратно плетусь так, словно этот обросший зеленью склон превратился в крутую гору, вершину которой не видно. Поднимаюсь вверх с таким трудом и так долго, будто у него нет ни конца, ни края, а из моего тела вынули все кости, и мне не на что опираться.
Поднявшись на вершину склона, я с надеждой смотрю в небо. Солнечный свет льется с него водопадом на поверхность моря и на верхушки деревьев. Мне хочется его обнять и до последней капли впитать в себя, но руки ощущают лишь пустоту, и я обнимаю саму себя, словно ребенок, ищущий защиты от жестокого взрослого мира.
16.3.
НИКИТА
– Сыграй мне! – Она прыгает на диван и устраивается удобнее.
– Полин, позволь мне сказать…
– Сначала ты должен мне сыграть! – Радостно хлопает в ладоши девушка.
Ох, как же с ней трудно.
Я был буквально разорван в клочья утренней сценой поцелуя Алены с Кощеем. Стоял за деревьями, наблюдал за ними и в прямом смысле рассыпался на части. Я пришел туда убедиться, что она нормально доберется до школы, но затем приехал этот тип и начал грязно приставать к ней на глазах у всей улицы.
Нет, я понимаю – двое отдаются страсти, если их тянет друг к другу, но, черт подери, он как будто собирался ее сожрать! А его лапы? Они же нагло и бессовестно гуляли по ее телу, хватаясь за все, что им вздумается!
Не знаю, как я это выдержал. Неужели, Алене нравится такое обращение? Да. Наверняка, нравится. Глупо себя обманывать: я видел, как она на него смотрит, как улыбается ему, и, похоже, что это совершенно искренне. Стоит признать, я почти окончательно ее потерял. Даже не знаю, что могло бы помочь мне обратить ее внимание на себя?
Я смутно помню, как прошел день. Кажется, были занятия в школе и даже тренировка на поле: я бегал, пока от усталости не начали неметь ноги. А потом на этих же ватных ногах плелся до дома, ругая себя последними словами за нерешительность и за то, что все испортил. Теперь я даже просто другом быть Алене не могу – она не хочет со мной общаться, а ведь ей сейчас, наверняка, необходима поддержка: представляю, как она переживает из-за отца! И, честно говоря, мне бы хотелось быть рядом с ней, когда о нем появятся какие-то вести.
Зато Полина целый день разрывала мне телефон. Сначала я сказал ей, что занят. Потом – что не могу пойти с ней на химию. Потом – что не хочу идти с ней вечером гулять, и что завтра тоже не получится, и послезавтра – у меня просто нет желания. Но она оказалась из тех, до кого доходит не сразу, и в половину шестого без приглашения приперлась ко мне домой.
– Никита! – Позвала меня мать, только вернувшаяся с работы. – Тут к тебе пришли.
Я слетел по лестнице с такой скоростью, будто за мной демоны гнались. Думал, это Лелька. И чуть с тапок не спрыгнул, увидев в гостиной Полину.
– Привет, – скромно улыбнулась она.
– Привет. – Смутился я. – Мам, это Полина. – Пришлось мне представить гостью.
– Его девушка. – Подчеркнула Матвеева, гордо задрав подбородок.
– Очень приятно. – Удивленно произнесла мама.
– Вообще-то… – собирался поправить Полину я.
Но мать перебила:
– Может, чаю?
– Ой, я с удовольствием. – Пожирая меня хищным взглядом, проговорила Матвеева. – Мне зеленый со льдом, фенхелем и долькой апельсина. Никакого сахара, пожалуйста.
Будто надиктовала заказ официантке. И пока мама изумленно хлопала глазами, я поспешил взять ситуацию в свои руки.
– Не надо чая, мы уже уходим. – И, взяв Полину за руку, потащил ее на выход.
– Я думала, мы посидим в твоей комнате. – Прошептала Матвеева, цепляясь в прихожей за ремень моих джинсов.
– Нет, нам нужно поговорить, и мы сделаем это в Берлоге, где никто нам не помешает.
– Где?
– В гараже. – Вытолкав ее за дверь, я указал на соседнее строение. – Мы там репетируем с группой. Сейчас там никого нет.
– Отлично, я так скучала! – Она лихорадочно обвила меня за талию и потянулась губами к моим губам. – Ну, же, поцелуй меня, Никита. В прошлый раз не вышло, и я до сих пор не могу простить себе, что испортила такую возможность!
У меня не получилось извернуться: на мгновение ее губы коснулись моих, а ее язык проник в мой рот.
– Погоди, не здесь. – Мне пришлось буквально удерживать ее вездесущие, ловкие руки, чтобы она не просунула их под пояс моих джинсов, и максимально отклонить голову назад, чтобы ее язык не достал до моего рта.
– Ты прав. Прав. – Полина отдернула юбку. – Твоя мама смотрит в окно.
Она улыбнулась и успела помахать ей прежде, чем я увел ее подальше от дома.
– Входи. – Открыв перед Полиной дверь Берлоги, я пропустил ее вперед.
У меня на языке все еще оставался привкус ее малинового блеска для губ, и мне жутко хотелось прополоскать рот.
– Ух, ты ж! – Воскликнула Матвеева, проходя внутрь. – Как тут…
– Круто?
– Грязно. – Выдохнула она, оглядываясь. – Ты не думал, что нужно поклеить здесь обои? Положить ламинат, постелить ковры. И я бы выбросила этот диван и поставила новый, обитый бархатом винного цвета!
Полина