К несчастью, в постели с Кираном молодую женщину не покидало ощущение того, что она выполняет привычную работу. У нее больше не было желания говорить: «Я хочу, чтобы твое сердце стало моим, чтобы твои губы были моими, чтобы ты весь, без остатка принадлежал только мне».
Амрита обрадовалась, поняв, что, похоже, Киран ничего не заметил.
Потом они лежали рядом. В открытое окно врывался ветер; луна, словно огромная жемчужина, сияла на синем небе в окружении блистающих, как бриллианты, звезд.
Во взгляде Кирана были глубокое удовлетворение, невысказанная благодарность и трепетная радость.
– Я рад, что мы снова вместе.
– Ты будешь часто приходить?
– Как получится, – уклончиво ответил Киран. – Днем я вынужден заниматься делами. Вечерами меня, случается, зовут в гости люди, от чьих приглашений я не могу отказаться. Мне часто приходится уезжать на несколько дней – имение нельзя оставлять без присмотра. – Он ободряюще улыбнулся. – Надеюсь, ты не будешь скучать!
– Постараюсь. Я найду чем заняться. Тара и Камал предложили мне выступать вместе с ними.
– Ты хочешь сказать, что собираешься танцевать на улицах? За деньги?
– Чаще не на улицах, а в богатых домах. На праздниках, свадьбах, во время совершения обрядов.
Киран затаил дыхание.
– Послушай, Амрита… У тебя будет достаточно денег.
– Я собираюсь делать это не ради денег. Ради того, чтобы продолжать заниматься танцами.
– Я не против танцев. Я выбрал эту квартиру именно потому, что здесь есть просторная комната. Ты можешь продолжать танцевать… для себя, для меня. Но только не на публике и не в компании Тары.
– Она тебе не нравится?
– Нет. Ее нельзя назвать порядочной женщиной.
– Почему? Тара – верная жена и заботливая мать.
– Однако прежде она жила в военном лагере с английским офицером и неизвестно, с кем еще. Ей повезло, что она вышла замуж за танцовщика, никто другой не согласился бы жениться на такой женщине! Однажды я видел их выступление на свадьбе богатого индийского купца. Полуголые, размалеван ные, в дешевых побрякушках…
– Они артисты, – спокойно сказала Амрита.
– Я не хочу, чтобы ты стала такой, как они. Я желаю, чтобы ты забыла о том, что была девадаси.
Амрита не ожидала услышать таких слов. Не значит ли это, что он стыдится ее прошлого?
– Я была девадаси на протяжении десяти лет и никогда не смогу об этом забыть. Тара – моя лучшая подруга, она мне почти как сестра. Ее история похожа на мою. Только Тара раньше нашла свое счастье. Ты прав, Камал хорошо знает храмовые обычаи и жизнь девадаси. Никто не способен понять меня так, как эти люди. Ты хочешь лишить меня единственных друзей! Киран смягчился.
– Я не против того, чтобы ты с ними дружила. Но в остальном ты должна вести себя, как порядочная женщина.
У Амриты вырвалось:
– Как твоя жена?
Это было сказано не без иронии, но Киран притворился, что ничего не заметил.
– Главное достоинство Мадхур именно в том, что она истинная индианка. Преданная, послушная, скромная, верная… – Ты ее любишь?
– По-своему. Она хорошая женщина, прекрасная мать. Но с ней часто бывает скучно, ее мир ограничен узкими рамками. В постели с ней никогда не испытаешь того, что можно испытать с тобой.
На лице Амриты появилось загадочное, чуть насмешливое выражение.
– И все потому, что я служила в храме. А ты хочешь, чтобы я об этом забыла!
– Я хочу, чтобы ты была только моей.
Амрита в волнении соскользнула с кровати и остановилась посреди комнаты. По ее плечам и груди стекал серебристый свет, ее тело было полно чувственной силы, взволнованный взгляд устремлен на Кирана.
– Что будет, если твоя жена узнает о моем существовании? – спросила она.
– Ничего. Есть вещи, которые не подлежат обсуждению. Мой долг – заботиться о Мадхур и детях, в остальном я волен поступать так, как считаю нужным.
Голос Кирана звучал равнодушно и твердо: его не волновали чувства законной супруги.
«Я вынуждена мириться с тем, что у Кирана есть жена, а Мадхур – с тем, что он имеет любовницу», – подумала Амрита.
На следующий день она отправилась к Таре и сообщила о том, что не сможет танцевать вместе с ней и Камалом.
– Тебе запретил Киран! – догадалась та.
– Да, – призналась Амрита, – и я вынуждена смириться с его решением.
К великому огорчению молодой женщины, Тара презрительно расхохоталась и заявила:
– Ты ведешь себя, как настоящая продажная женщина!
Амрита побледнела.
– Прошу тебя, Тара, не произноси таких слов!
– Почему, если это правда? Он платит тебе за то, что ты с ним спишь и выполняешь его требования! Не удивлюсь, если он запретит тебе приходить в наш дом и ты согласишься, потому что побоишься потерять содержание!
Амрита постаралась взять себя в руки. Она не желала ссориться с лучшей подругой.
– У тебя есть Камал, а мы с Аминой одни. О нас некому позаботиться.
– Ты сама в состоянии позаботиться о себе! – вскричала Тара. – Завтра мы танцуем на свадьбе. Пойдем с нами, и у тебя появится несколько десятков рупий!
Амрита покачала головой.
– Ты мне больше не подруга, – отрезала Тара. – Выбирай: или мы и Натараджа, или заминдар и его деньги!
– Тара! – в смятении прошептала молодая женщина, но та отвернулась, не сказав больше ни слова.
Амрита подождала еще немного, потом вышла из дома и побрела по улице, стараясь сдержать слезы. Она не ожидала такого удара и была близка к отчаянию.
В конце улицы ее догнал Камал.
– Не сердись на Тару, – сказал он, – она всегда говорит то, что думает.
Амрита вытерла слезы.
– Ты тоже меня осуждаешь?
– Вовсе нет. Отныне ты вольна распоряжаться своей жизнью. Тебе лучше знать, как нужно поступить. Просто Тара рассчитывала на твою помощь. Вчера она сообщила мне о том, что ждет ребенка. Она думала, ты заменишь ее, когда она не сможет танцевать.
– Вот как… Прости, я не знала.
– Ничего, я справлюсь один, – сказал Камал и улыбнулся.
Амрита вспомнила о том, что он так же улыбнулся ей, когда отец привел ее в храм, – тогда эта улыбка согрела ей сердце.
Молодая женщина внимательно смотрела на него. В тридцать лет Камал по-прежнему был строен и красив, и волосы все так же падали на плечи густыми смоляно-черными прядями. Но в его глазах уже не было того поразительного огня, каким они горели в те дни, когда он служил в храме Шивы.
Они пошли рядом.
– Ты не жалеешь? – спросила она.
Он понял.
– Нет. Я променял небесную звезду на земную и счастлив. А то, что искусство порой превращается в ремесло, так это неизбежно. Волшебство исчезает, остается реальность. В сезон дождей у меня сильно болела нога, но я выступал каждый день и улыбался сквозь боль, потому что нам нужны были деньги. Конечно, теперь мои танцы не похожи на священнодейственные танцы Натараджи, сотрясающие основы вселенной, танцы, способные восхитить и богов, и демонов.
– Стало быть, все уходит? – грустно промолвила молодая женщина.
– И возвращается. На смену нам в храм Шивы придут другие, те, что моложе и талантливее нас, но и наше искусство еще послужит людям.
Неожиданно он обнял молодую женщину и прижал к себе. Амрита уловила отзвук далекого прошлого, погребенного под обломками времени, почувствовала молчаливое понимание и поддержку.
– Тара не права, Амрита, я хочу, чтобы ты знала, что я это понимаю. Думаю, она тоже поймет и вы помиритесь, – отрывисто произнес он. – Я верю: рано или поздно ты вернешься и будешь с нами. Натараджа тебя не отпустит. И еще мне всегда хотелось тебе сказать: я рад, что у меня есть не только жена и дочь, но и ты.
Амрита поцеловала Камала. Не как любовника, а как друга. – Я тоже рада, что у меня есть ты.
Он улыбнулся, и в его улыбке были теплота, свет и тень легкого сожаления о чем-то несбывшемся.
Камал оказался прав: очень скоро Тара явилась к Амрите с извинениями. Она не заговаривала о танцах. Сказала только, что, ожидая Уму, выступала едва ли не до шестого месяца и сейчас собирается сделать то же самое.
И все же Амрите чудилось, что их отношения изменились. Они будто оказались по разные стороны невидимой границы и перестали понимать друг друга так, как понимали прежде.
Никогда еще жизнь Амриты не была столь однообразной и беззаботной. Она имела достаточно денег, чтобы покупать себе и Амине все, что заблагорассудится, у нее было много времени, чтобы заниматься собой и дочерью, и очень мало желаний. Она быстро пресытилась бездельем и зачастую не знала, чем занять ум и тело. Если Амрита и упражнялась в танцах, то больше для того, чтобы не утратить своих умений, а вовсе не потому, что ей этого хотелось. Она не могла танцевать для себя самой – в этом случае танец утрачивал и жизнь, и смысл.
Киран приходил к ней раз в три-четыре дня и проводил с ней ночь. Перед этим они немного разговаривали и он играл с Аминой. Он односложно отвечал на вопросы Амриты и не стремился посвящать ее в свои дела.
