У нас возникли большие проблемы с первыми машинами новой модификации. Я перегонял их с завода в Бремене, на котором они производились, в Берлин. Понадобилось несколько испытательных полетов, чтобы проверить работу радиооборудования. Я уже собирался подняться на борт самолета, как у него сломалось шасси, и «Кондор» завалился на бок. Из его чрева вылез бледный как смерть бортинженер Цинтль. Он просто поставил ручку управления в позицию, в которую ее ставили на прежних моделях при заходе на посадку и торможении. Оказалось, что он поступил неверно и ее надо было повернуть в противоположную сторону. К счастью, ни один из этих самолетов не разбился и, следовательно, никто не погиб. Гитлер хотел лететь на новом самолете, поэтому мне пришлось доложить ему об этом происшествии, тем более что ремонт требовал нескольких дней. Он оправдал Цинтля, заявив, что вся вина лежит на производителе.
Рискованный полет в Виши
Шли переговоры по широкому кругу вопросов с Лавалем, премьер-министром правительства в Виши. Мне несколько раз приходилось летать в Дижон, чтобы забрать его оттуда и доставить в Оберзальцберг. Переговоры продолжались целый день, затем я доставлял Лаваля обратно в Дижон, а уже оттуда он отправлялся на поезде в Виши. В один прекрасный день я ясно понял, что вся территория Франции будет оккупирована. Однажды утром меня вызвали в Оберзальцберг. Оттуда я вылетел в Дижон и доставил французского премьер-министра Лаваля к Адольфу Гитлеру. На следующее утро я доставил его обратно, но на этот раз прямо в Виши, а не в Дижон, как обычно. Риббентроп предупредил меня, что в Дижоне меня будет ожидать эскадрилья истребителей. Он также сказал, чтобы я соблюдал осторожность, поскольку меня могут попытаться арестовать и доставить в Виши. Когда я приземлился в Дижоне, истребителей там еще не было. Они приземлились только через полчаса.
К счастью, из Виши сообщили, что на поверхности земли лежит туман, поэтому Лаваль все еще не подозревал, что мы ему не доверяем. Когда прибыл эскорт из французских истребителей, я обсудил все детали с командиром эскадрильи. Самолеты должны были кружиться над Виши, а я оставаться на земле. Я не буду выключать двигатель. Как только премьер-министр и его окружение покинут самолет, я намеревался взлетать. Если возникнет непредвиденная ситуация, я подам сигнал трассирующими пулями из пулемета.
Незадолго до полудня из Виши пришла сводка погоды, согласно которой туман там рассеялся, так что мы могли взлетать. В аэропорту Виши для встречи премьер-министра выстроили почетный караул. Лаваль спросил меня, не хочу ли я там немного задержаться. Он пригласил меня позавтракать с ним. Я извинился, сказав, что согласно полученным приказам должен вылетать в Берхтесгаден немедленно. Лаваль поблагодарил меня за успешный полет, и я снова поднялся в воздух. Истребители сопровождали нас до демаркационной линии, а затем повернули на свой аэродром.
Полеты с царем Борисом и рейхсадминистратором Хорти
Соединения германских бомбардировщиков появились над Белградом. Началась Югославская кампания. Одноколейная железная дорога вела в сторону от Нойштадта в окрестностях Вены. Она тянулась через горы, часто петляя и ныряя в туннели. Во время войны в Югославии специальный поезд Гитлера стоял на этой железной дороге примерно в 25 километрах от Нойштадта. В этой гористой местности было невозможно найти аэродром в ближайших окрестностях, поэтому мы оставались в Нойштадте. Локомотив постоянно находился под паром, так что в случае атаки с воздуха поезд можно было быстро отогнать в туннель. Для поддержания связи между нами в Нойштадте и штаб-квартирой в Мёнихкирхене (название ближайшего городка) я использовал «Шторьхи». Гитлер все это время оставался в своем специальном поезде и даже отпраздновал там свой день рождения.
Как раз перед окончанием кампании меня отправили в Софию, чтобы забрать оттуда царя Бориса. Царь, который всегда летал в гражданской одежде, на этот раз облачился в свой парадный мундир. Мы приземлились в Нойштадте в девять часов утра. Оттуда царь Борис отправился на машине к Гитлеру. Он был в хорошем расположении духа и сказал мне, что собирается лететь обратно в Софию после полудня. Я напомнил ему: «Ваше величество, вы должны быть в аэропорту не позднее пяти часов вечера. Позднее мы просто не сможем вылететь. В противном случае мы подвергнем себя риску быть сбитыми нашей собственной зенитной артиллерией – отсюда невозможно предупредить зенитчиков о нашем полете заранее. Нас могут перепутать с каким-нибудь заблудившимся английским самолетом. Гитлер дал мне строгое распоряжение не летать с вами в ночное время».
Царь Борис надеялся вернуться на аэродром к пяти вечера, но не смог уложиться в отведенные сроки. В 5.30 я отдал приказ завести самолет обратно в ангар. Еще через тридцать минут со всей своей свитой приехал царь Борис. Водитель, привезший его на аэродром, получил по заслугам. Царь лично отчитал бедолагу. Покончив с этим, он направился ко мне со словами: «Герр Баур, где самолеты? Я должен лететь обратно в Софию!» Я напомнил ему о состоявшемся сегодня утром между нами разговоре и о полученных мной распоряжениях. Мы не сможем долететь до Софии раньше восьми вечера, а в это время уже будет стоять кромешная тьма. Царь объяснил мне, что его просьба вызвана крайней необходимостью. Он хотел сегодня же вечером проинформировать население по радио, что Гитлер пообещал передать ему Македонию. Премьер-министр, который также здесь присутствовал, должен созвать заседание кабинета министров, чтобы сформулировать свою позицию относительно предложений Гитлера по передаче как Македонии, так и Бургоса, порта на Средиземном море.
Я вынужден был отказать. Я не мог себе позволить пойти на риск, полетев ночью в Софию. Однако можно отправить домой премьер-министра и всю остальную свиту. В ходе разговора выяснилась истинная причина его опоздания. Во время поездки из ставки в Нойштадте на аэродром царь наткнулся на замок своей тетушки. Поскольку он там провел часть своей молодости, то захотел посмотреть, как он выглядит в настоящее время. Пока он осматривал замок, время все шло и шло. В конце концов царь Борис согласился отложить полет до завтрашнего утра, а я ему посоветовал вернуться в замок его тетушки и провести там ночь. Однако он ответил: «Моя тетушка уже давно продала этот замок, и я не знаю людей, которые теперь в нем живут».
Глава службы протокола фон Дёрнберг отметил, что царь на ночь может остановиться в отеле «Империал» в Вене. Царь согласился, и колонна автомобилей отправилась обратно в Вену. Мы договорились встретиться следующим утром в венском аэропорту Асперн. На мой вопрос о времени вылета царь Борис сказал, что мы полетим ровно в девять часов утра. Это просто означало, что я не должен быть в Асперне раньше указанного срока, а на самом деле он точно не знает, когда мы вылетим. Но его приказы следовало исполнять буквально. На следующее утро в 8.30 моторы уже прогревались. Когда я собирался вылететь в направлении Асперна, меня вызвали к телефону. Из отеля «Империал» мне сообщили, что вылет откладывается. Его величество попросил, чтобы я совершил посадку в аэропорту в 11.30 утра. Я был там в точно указанное время, на этот раз царь также оказался пунктуальным. Он попросил прощения, но, по его словам, он не мог прибыть раньше, поскольку все было так замечательно и фон Дёрнберг устроил ему такой чудесный праздник. И у них был повод, достойный того, чтобы его отпраздновать. Болгары будут снисходительны к нему, когда они услышат его обращение к ним по радио сегодня после полудня. Этот «узник трона», как он сам себя называл, чувствовал себя в Вене очень вольготно и раскованно. Здесь он опять «ощущал себя просто человеком, самым обыкновенным гражданином».
Полет в Софию и обратно прошел без происшествий. Я немедленно отправился к Гитлеру и доложил ему обо всем. Когда я описывал приподнятое настроение царя, среди прочего также упомянул и о том, что царь в качестве средиземноморского порта предпочел бы иметь не Бургос, а Салоники. Гитлер ухмыльнулся и сказал: «А, Салоники! Мы прибережем их для себя. Когда война закончится, нам также будет необходим порт на Средиземном море. Триест, ранее входивший в состав Австро-Венгерской империи, теперь находится в руках у итальянцев. Поскольку итальянцы ныне являются нашими союзниками, попытаемся избежать любых разногласий с Муссолини. После войны я думаю превратить Салоники в нейтральный порт, который послужит и нашим интересам».
Хорти, правитель Венгрии, также получил заверения Гитлера относительно того, что он приобретет некоторые территории. Адольф Гитлер пообещал ему область Банат (в бассейне реки Дунай), Закарпатскую Украину, а также часть Галиции. Я летал вместе с ним из Будапешта в Нойштадт и обратно. После этого Хорти наградил меня орденом, который носили на ленте вокруг шеи.
