– Сними, – сказал Неофитов и протянул колоду бывшему сдающему.
Тот указательным пальцем сдвинул треть колоды. Неофитов снял ее сверху и положил вниз, оставив при помощи большого пальца зазор. И перед самой раздачей карт вернул колоду в прежнее положение. Этот шулерский прием назывался «вольт». Он всегда удавался Африканычу. Так что колода оказалась полностью приготовленной к тому, чтобы выиграть раздающему. И Неофитов начал раздачу: трем игрокам против себя он сбросил первые две карты лицевой стороной вниз, а вторые две – лицевой стороной вверх. Себе же он положил карты закрытыми – таковы были правила игры в «горку».
И пошло-поехало!
Четыре раза подряд снял кон Африканыч. Причем последний был ни много ни мало аж двенадцать рублей! Как ни косились на него «партнеры» по игре, как ни следили за руками и картами, а узреть лукавства не смогли. Уж очень искусно мошенничал Африканыч. К примеру, «держку» он исполнял так ловко, что у человека, сидевшего в полусажени от него, создавалось полное впечатление, что карта сдающим идет, как и положено, сверху колоды, в то время как она вынималась Неофитовым либо с конца колоды, либо с середины или из-под верхней карты. Это был верх мастерства, и Африканыч, играя сейчас в «горку», не единожды вспомнил добрым словом своего учителя Огонь-Догановского.
– Все, паря, с тобой играть – равно что денежку из своего кармана в твой перекладывать, – заявил Африканычу тот, что раздавал карты до него. – Не буду я более с тобой метать.
– И я тоже, – поддакнул его приятель.
– А я – буду! – уперто произнес приблудный купчина.
– Вот и ступайте куда-нибудь в иное место, – сказал мужик, которому, очевидно, принадлежал дом. – А я спать хочу…
– Две партии, – просительно произнес Африканыч. – Всего две партии. А потом… четверть с меня, идет?
Мужик молча пожал плечами, что означало скорее согласие, нежели отказ.
– Раздавай! – заявил приблудный.
– Может, по рублику? – спросил Неофитов.
– По трешнице! – парировал его предложение приблудный. – Раздавай.
Африканыч, конечно, раздал «крышу»: приблудному выпало три короля, а себе – три туза.
Шли в гору трижды. Наконец, вскрылись. Конечно, куш достался Африканычу.
– Давай по красненькой! – заявил приблудный.
Это было уже интересно, и мужики сгрудились вокруг игроков.
– У меня другое предложение, – сказал Африканыч. – Ежели я проиграю – отдаю весь выигрыш. С пятиалтынным пришел, с пятиалтынным и уйду. А ежели выиграю – ты, купец, уйдешь в портках, а я в твоей одежке. Идет?
– Идет, – ответил приблудный.
Играли с четверть часа. Когда на кону стояло шестьдесят рублей – вскрылись.
У купца была трынка – два туза и фалька. Африканыч выложил на стол даму, семерку и валета треф. Четвертой картой была бубновая шестерка, то бишь фалька. Хлюст!
Через четверть часа из дома с флюгером в виде петуха вышел человек. На нем были плисовые штаны, поддевка и сапоги из яловой кожи. Обличьем – купчина средней руки. В кармане его поддевки лежало девяносто четыре рубля восемьдесят пять копеек. Шел он весело и свободно, и в нем совершенно невозможно было узнать человека в портках, жавшегося к стенам домов и опасливо озирающегося всего четыре часа назад.
Все вроде было ладно. Единственная мысль, не дававшая покоя человеку в плисовых штанах, была следующей: где бы еще перехватить малость деньжат, дабы округлить имеющуюся в кармане поддевки сумму хотя бы до ста рублей.
Он миновал будку городового и потопал по направлению к Варваринской церкви. Время до двух часов пополудни у него еще было, так почему бы не успеть провернуть еще одну махинацию? Или парочку? И вернуться в нумер Севы Долгорукова как минимум с сотней целковых?
Проходя по Большой Лядской, Самсон Африканыч обратил внимание на аптечный магазин. Может, в нем попробовать увеличить свою сумму хотя бы на несколько рублей?
Дверной колокольчик известил о прибытии посетителя, и тотчас из задней комнаты к прилавку вышел аптекарь. Был он немолод, и на его морщинистом потемневшем челе, испещренном бороздами, было написано, что здесь мошенникам и аферистам ничего не светит. Кроме того, практика совершения надувательств научила Неофитова распознавать людей: кого можно облапошить, а с кем не стоит даже и начинать. Аптекарь был как раз из последних, а потому Африканыч просто кивнул ему головой, как бы одновременно приветствуя и прощаясь, и вышел…
Кондитерская на углу Большой Лядской и Комиссариатской манила прохожих запахом кофея.
Неофитов вошел, прошел к буфетной стойке и спросил себе чашечку «Мокко».
– Еще что-нибудь желаете? – спросил буфетчик.
– Нет, благодарю вас, – ответил Африканыч, протягивая ему трешницу.
Буфетчик отсчитал Неофитову сдачу – два рубля восемьдесят копеек. Африканыч отхлебнул глоток, потом принял сдачу и вдруг спохватился:
– Простите, у меня, оказывается, была мелочь. Давайте мне рубль, а я вам – десять гривен. Вам ведь нужна мелочь, правда?
– Нужна, – согласился буфетчик и протянул Неофитову рубль.
– Вот, держите, – Африканыч, приняв рубль, протянул буфетчику мелочь.
– Но тут всего девяносто копеек, – пересчитав гривенники, сказал буфетчик.
– Да? – спросил Неофитов.
– Да, – ответил буфетчик.
Неофитов хмыкнул.
– Сколько, вы говорите, я вам дал?
– Девяносто копеек, – повторил буфетчик.
– Тогда давайте так: я дам вам еще два рубля десять копеек, а вы мне трешницу, хорошо?
– Хорошо, – пожал плечами буфетчик и выдал Неофитову трехрублевую купюру. После чего Африканыч отдал буфетчику два десять. Затем мошенник быстро допил кофе и вышел из кондитерской, унося с собой восемьдесят копеек навару.
«Теперь у меня девяносто пять рублей шестьдесят пять копеек. Где бы добыть еще пятерку»?
С такой мыслью Неофитов перешел Пушкинскую улицу и начал подниматься на Университетский холм. Пройдя здание университета и Воскресенский собор, Африканыч увидел стеклянную витрину. Галантерейный магазин господина Шляпникова имел большой выбор шелковых и суровых нитей, кожаных перчаток, ремней и ремешков, а также разноцветных лент и гребешков. Неофитов, постояв немного, толкнул дверь и вошел в магазин. Тотчас к нему подскочил молодой приказчик с вечным вопросом:
– Чего изволите?
– Гребешок для волос, – ответил Неофитов, поглядевшись в напольное зеркало и пригладив волосы.
– Прошу сюда, – пригласил его приказчик к прилавку, выдвинул полочку и выложил перед Африканычем дюжину гребешков и гребней. – Вот, – сказал приказчик, – гребни и гребешки на любой вкус и тип волос. Вам подешевле или подороже?
– Позвольте, я выберу сам? – не очень вежливо произнес Африканыч.
Он выбрал костяной гребень, стоивший целых два рубля.
– Хороший выбор, – сказал приказчик, отсчитывая Неофитову сдачу восемь рублей с червонца.
– Знаю, – нехотя ответил Африканыч, принимая сдачу.
Потом он отошел на два шага и вернулся:
– У меня, оказывается, было два рубля. Верните мне мою десятку, а я вам верну ваши рубли. Не люблю возиться с мелочью, – добавил Африканыч.
Приказчик отдал Неофитову купюру. Тот, отсчитав девять рублей, протянул их приказчику.
– Но тут только девять рублей, – два раза пересчитав, сказал приказчик.
– Неужели? – спросил Африканыч.
– Вот, смотрите сами, – ответил приказчик и снова пересчитал деньги, но уже на глазах Неофитова.
– Верно, – согласился Африканыч. – Я вам дал девять рублей. – Он немного подумал: – Тогда давайте так: давайте мне двадцатку, а я вам дам еще одиннадцать рублей. Идет?
– Ага, – машинально ответил приказчик и выдал Неофитову двадцать рублей. В ответ на что Африканыч отдал приказчику пятерку и две трешницы…
* * *
Когда, с последним ударом часов на Спасской башне, Африканыч вошел в нумер Долгорукова, в кармане его поддевки лежало сто три рубля шестьдесят пять копеек. Что и было зачтено единственным и неповторимым арбитром Огонь-Догановским.
– Итак, господа аферисты, – подвел итог соревнованию Алексей Васильевич, когда Сева Долгоруков вышел из ванной комнаты, – места в вашем споре распределились следующим образом: почетное и самое перспективное третье место занял восходящая звезда Российской империи по части афер и мошенничеств господин Ленчик. Этот аферист умудрился явиться к назначенному сроку в одежде монастырского послушника и с итоговой денежной суммой в девяносто четыре рубля пятьдесят семь копеек.
– Ого! – произнес Африканыч. – Минут сорок – сорок пять назад у меня было примерно столько же.
– Молодец, – сказал Давыдовский и хлопнул Ленчика по плечу. Его подбитый глаз совершенно заплыл, и лицо «графа» приобрело какое-то насмешливо-издевательское выражение.
– Совсем не худо, – промолвил Всеволод Аркадьевич Долгоруков, уважительно поглядывая на Ленчика. – Я бы даже сказал, замечательно!
