бы, но Бранд не мог и не должен был, для него это была бы не высшая правда, а уступка и компромисс. Всё то жестокое и суровое, что с первого взгляда так больно иной раз отталкивает от Бранда, получает особый смысл, освещается внутренней религиозной правдой, когда видишь за этим путём смерти зарю воскресения, зарю, к которой весь израненный, в венце терновом, с язвами на руках и ногах шёл великий Бранд.
Нужно пережить то, куда пришёл он, чтобы понять и простить. Бранд, как идущий к высшей правде, может рассматриваться только с той вершины, куда за ним не пришёл никто, а не с долины, не с точки зрения ничтожной, слабой, человеческой жалости, которая подменяет пламенную любовь – тепло-прохладным фразёрством. Куда же пришёл Бранд? Куда привёл его путь воли и связанный с ней путь кровавых жертв?
IV
Уже перед церковью, ожидая народ, дух Бранда вознёсся на самую вершину ледника и за снежной ледяной церковью – воли и самоотречения391, увидал подлинную Церковь – Любви и Свободы.
Какие горизонты мне открылись!
Ледники манили Бранда не сами по себе, он не видал другого пути к истинной Церкви любви, но жил он всегда мечтою о ней.
Любви не зная, но по ней тоскуя,
Я сердцем и душой ожесточался…
Путь жертв и воли привёл Бранда к истинной Церкви, в которую он призывал народ у храма.
Когда ж в такой борьбе одержит воля
Победу полную – и для любви
Очищен путь…
Бранд одержал победу, и в последнем действии перед нами Бранд уже с другой душой, в которой очищен путь для любви.
Бранд не хотел любви рабов, любви мелкой, слащавой, которой хотят подменить любовь Христову. Он не щадит самых жестоких слов, обличая всех фальсификаторов любви.
Нет более опошленного слова,
Забрызганного ложью, чем – любовь!
Им с сатанинской хитростью людишки
Стараются прикрыть изъяны воли,
Маскировать, что, в сущности, их жизнь —
Трусливое заигрыванье с смертью!
Любви такой Бранд не принимает. Он слишком чувствует Бога и хочет узнать Христа, чтобы опошливать это великое слово и слезливое, бездушное прощение, состраданьице, жалкое человеческое сочувствие, в котором, как мухи, липнут люди, называть любовью. Он знает, что любовь покупается дорогою ценою, она не даётся сразу, для этого надо освободить душу от всех цепей, – ценою крови покупается в душе место для любви. Он не боится казаться жестоким и быть жестоким в этой борьбе за право любить. Этот путь необходим, и кто не хочет пройти его, тот не научится любить никогда!392
Бранд победил, он у снежной церкви, раскрыта душа его для любви.
Но последний шаг к цели всегда самый трудный. Искушения с небывалой силой охватывают Бранда. Дьявол в виде Агнес нашёптывает ему:
Видел во сне ты, мой милый,
Всё своё горе, несчастье, борьбу.
Альф с твоей матерью старой;
Вырос он; мать же свежа и бодра;
Старая церковь на месте.
Дьявол требует одного – отречься от того пути, по которому Бранд прошёл к ледяной церкви, за которой раскрываются безграничные горизонты.
Бранд мой, согрейся в объятьях моих,
Сам обними меня крепче!..
Бранд встаёт во весь свой гигантский рост, когда, брошенный, израненный, одинокий, говорит видению, искушавшему его сладкими, но безумными словами: «Иди же за мною!»
Дьявол становится жалким, злобным, маленьким и шепчет растерянно:
– Я за тобой? Но куда же?
– Куда долг призывает: я должен
Правдой то сделать, что было лишь сном,
В жизнь провести свои грёзы.
И на все новые попытки искушенья грозно и властно гремят великие слова Бранда: «В этом мой долг!»
И видение исчезло. «В клубы тумана виденье свилось, прочь унеслось, как на крыльях, – будто бы ястреб огромный взвился!..»
Другое искушение. Своё страдание, свою борьбу признать абсолютным началом. Утвердить свой путь как цель – провозглашать себя Христом, церковь льда – Церковью Господней, волю, силу провозгласить любовью, жажду жизни – за самую жизнь. Не сделать последнего шага, где уже не видно ясно никакого самоутверждения и душа человека сливается с Божеством, – не пойти, а остановиться и провозгласить себя Богом. Высота так головокружительна, что чем выше подымается человеческий дух, тем легче ему провозгласить победу, свершавшуюся ради дела Господня, своей собственной победой.
Безумная Герд готова преклониться перед Брандом как перед спасителем мира.
Не преклониться ли мне пред тобой,
В ноги не пасть ли с мольбою?
Или даром ты кровь проливал,
Кровь для спасения мира?
Бранд с истинно христианским смирением отталкивает искушение Герд.
О, и свою-то я душу спасти
Жертвой не знаю какою!
Герд побеждена, последний акт воли свершён, самый трудный шаг, завершающий путь, сделан.
Куда же пришёл Бранд? «Знаешь ты, где ты?»
Да, Бранд знает, он говорит, что он достиг лишь первой ступени христианства, что он стоит только на первой ступени «лестницы, ввысь уходящей».
Бранду открывается снежная церковь, к которой пришёл он, и увидав её, эту снежную церковь человеческой воли, освобождающей человеческий дух, Бранд содрогнулся и пал перед Христом.
О, Иисус! Я всю жизнь Тебя звал,
Ты не хотел мне явиться;
Тенью лишь смутной мелькал, ускользал,
Точно забытое слово!
Бранд плачет. Душа его очищена для любви. И вместе с этим тает и снежная церковь, давая место Церкви любви:
Тает он; тает в душе моей лёд,
Сердце исходит слезами.
Тает на пасторе горном и с плеч
Катится снежная риза!..
Раньше не плакал зачем, человек?
Бранд знает, почему он не плакал раньше: он не мог, не должен был плакать, тот путь, который он избрал, освобождает дух только на вершине своей, у снежной церкви, когда воля победила всё, этот путь без слёз, но ведёт к радостным слезам любви.
Долгом считал я доселе – служить
Чистой скрижалью для Бога;
Чувством согрета и смысла полна
Жизнь моя будет отныне.
Цепь порвалась ледяная –
