доступны. Потому что еще в детстве решил, что лучше не чувствовать ничего, чем боль и обиду.
Но Алиса дала мне понять, что есть и другие чувства. Вполне доступные мне. Восемь лет назад я был счастлив с ней. Любил. Надеялся. Верил. Но потом было проще вырвать эти чувства из себя, чем смириться с тем, что они сломаны, истерзаны, испачканы и пытаться заново собрать их воедино.
Но именно сейчас, глядя как врач осматривает Алису, светит фонариком ей в зрачки, задает мне миллион вопросов, я понимаю, что настоящие чувства стоят того, чтобы иногда подыхать от боли. Да, такое случается. Люди совершают ошибки. Люди за них расплачиваются. Но погасить в себе все эмоции, затолкнуть свои же чувства так глубоко, что и сам о них забываешь — не делает тебя сильнее, а твою жизнь спокойнее. Это делает тебя пустым, а твою жизнь пресной. До ужаса.
— Отравление угарным газом и скорее всего травма головы, — выносит вердикт док и проводит пальцем рядом с левым виском Алисы. — Вот здесь, видите, след от ушиба? Сделаем КТ, чтобы исключить сотрясение.
— Ее оглушили? — внутри все сжимается от этой мысли, а кровь, наоборот, начинает закипать. Я убью этого кретина! Кем бы он ни был, я его раздавлю как мошку!
Охранников скорее всего тоже вырубили, чтобы не успели среагировать… Твою мать. Я бросил ее там. Оставил одну. Беспечно думал, что до Фабрики они не доберутся, а если и хватит мозгов сунуться туда, то двух парней из охраны со стволами хватит. Как же я, мать вашу, просчитался!
— Характер скорее свидетельствует о травме при падении, но я думаю, девушка нам сама все расскажет когда очнется.
— Она…, — громко сглатываю и откашливаюсь, чтобы не мямлить как школьник. — Она очнется?
— Очнется, никуда не денется, — обнадеживает врач. — Общие показатели в норме. Думаю, по отдельности ни один из факторов не возымел бы такого эффекта, но все вместе… дым в легких, травма головы и не стоит забывать о пережитом стрессе… Все это сыграло роль в ее теперешнем состоянии. Организм просто не выдержал и отключился.
Подношу ладони к лицу и приношу корявые благодарности Господу. Я не знаю ни одной молитвы, но в этом деле ведь главное искренность, так? А я охрененно искренен сейчас.
Не думаю, что пожар стал катализатором. В принципе, я свои чувства понял еще несколько дней назад, но именно сегодняшний день вселил в меня уверенность. Нет, я не готов потерять Алису снова. Шести лет без нее мне хватило, чтобы понять, что только с ней я буду счастлив. Что только ее любил и… люблю, да.
Я провожу у ее кровати всю ночь. Пару раз доктор пытался выгнать меня из палаты, но я был непреклонен. Максимум на что я согласился — это принял душ, чтобы смыть с себя частички пепла и облачился в чистую одежду, которую привезла Ксюша. Сейчас двое парней стоят под дверью и еще четверо рассредоточены по этажу. Я облажался дважды. Пора приступать к решительными действиям.
Алиса приходит в себя ближе к утру. Томография подтвердила травму головы, но ни сотрясения, ни кровоизлияния, к счастью, не было. Однако, врач настоял на поддерживающей терапии в виде капельниц и сообщил, что раньше вечера ее отсюда не выпустит ни при каких условиях.
— Принцесска, — мягко произношу, едва она открывает глаза. — Как ты себя чувствуешь?
— Где я? Что…, — она обводит взглядом палату и останавливается на мне. — Что произошло?
— Ты потеряла сознание.
— Почему? Все же было нормально, мы даже…, — бледные щеки слегка розовеют и она смущенно прикрывает веки.
— Я бы хотел гордо заявить, что все дело во мне и моих любовных скиллах, — весело улыбаюсь. — Но док говорит, что у тебя отравление угарным газом, травма головы и стресс.
— О боже, — она пытается прикрыть лицо ладонями, но трубки и иголки в ее венах не дают этого сделать. — Который час?
— Час отдыхать, — твердо говорю. — Врач сказал, что если мы хотим избежать серьезных последствий всего этого, то тебе нужен полный покой.
— Ты не понимаешь, — настаивает она. — Мне нужно к сыну. Уже утро? Который час, Марат?
— Десять четырнадцать, — бросаю быстрый взгляд на часы. — Тимур под надежным присмотром, не переживай. Мои люди не позволят, чтобы с ним что-то случилось.
Я действительно доверяю им как себе. Если бы они вчера были на Фабрике, уверен, ни один кретин с канистрой бензина туда бы не пролез. Но там вчера были люди из охранного агентства. Лучшего в городе, мать их. Но тем не менее, они как-то проворонили нападающих. Одного из парней еще ночью нашли в кустах неподалеку, у него травма головы поопаснее Алисиной, но жить будет. Второй парень пока не найден и судя по груде обломков, оставшихся от здания — боюсь, найдут его не скоро.
Но с Тимуром мои лучшие люди. Вадиму я доверяю как себе, а поэтому уверен, что с сыном Алисы ничего не случится.
— Ты не понимаешь, у Саяры сегодня самолет. Саяра, это… она помогает мне с Тимуром. Они сегодня улетают на каникулы и мне нужно забрать сына до двенадцати.
— Хорошо, я скажу Вадиму, чтобы привез его.
— Нет, — хмурится она. — Как ты себе это представляешь? Незнакомый дядя сажает его в свою машину и везет куда-то? Твой Вадим напугает моего сына до чертиков. Я сама должна поехать.
— Тебе нельзя, принцесска, — мягко напоминаю. — Ты еще слишком слаба. Эта поездка может стоить тебе слишком дорого. Пожалуйста, дай своему организму небольшую передышку.
— Я не могу, Марат, — ее голос звучит слабо, но тем не менее, твердо. — Я не могу взять передышку от роли мамы. Мне нужно к сыну.
— Я привезу его, — предлагаю внезапно. — Оставлю тебе свой телефон и когда приеду туда, ты позвонишь сыну по видеосвязи, скажешь, что я твой друг и ему нечего бояться.
— Нет, — дрожащим голосом шипит она и даже мотает головой в такт. — Нет, Марат.
Один из приборов у кровати начинает истошно пищать и в палате тут же материализуется медсестра.
— Доктор же просил — никакого стресса, — смотрит на меня с укором, но затем поворачивается к Алисе
