Значит, будут взрываться автобусы и небоскребы, будет литься кровь, будут лететь клочки по закоулочкам, потому что богатые должны платить хотя бы по некоторым счетам бедных. Казахстан – одна из тех мышек, слезки которых однажды отольются кошке. Из маленьких дикарей, лишенных детства, вырастут новые террористы, экстремисты, смертники, захватчики заложников, поджигатели, убийцы, бандиты.
Двое из них вот-вот появятся на улице. Уничтожить их – то же самое, что распылить пару атомов в общей конструкции мироздания. По большому счету это ничего не изменит. И все же Громов их убьет. Почему?
Они разрушили его собственный мир. Его личную иллюзию счастья.
Жасман вышел из двора первым, смерил долгим взглядом пыльную улицу, исчерченную длинными вечерними тенями, и сказал:
– Вплотную ко мне не подходи, но и не отставай. Держись слева.
– В скольких шагах? – деловито спросил Марат.
– Примерно в десяти. Готов?
– Готов, готов.
– Тогда вперед.
– Может, на «Ниве» подъедем? – предложил Марат, кивнув на машину, оставленную возле двора Верки Смердючки. В ее задний бампер упирался облупленный «газик» цвета хаки с брезентовым верхом. На данный момент других транспортных средств у бандитов не имелось.
Мрачно полюбовавшись своими неказистыми машинами, Жасман покачал головой:
– Обойдемся без лишней помпы. А что, если этот Громов сдуру прострелит колесо или радиатор?
– Да, пешком оно надежнее, – согласился Марат.
– Вот я и говорю.
Они двинулись вдоль остатков заборов, напоминавших обглоданные рыбьи скелеты. Мимо сохлых кустов боярышника, мимо перекошенных окон и калиток. Над одной из крыш скрипел жестяной флюгер – чуть ли не единственная примета лучших времен, которые не повторятся никогда. Бетонные площадки у ворот едва проглядывали сквозь многолетние наслоения грязи.
Тишина. Запустение. Звуки собственных шагов: шварк-шварк-шварк-шварк.
– Я бы здесь ни за какие бабки не согласился жить, – произнес Марат, приглушая голос почти до шепота.
– Из-за Мануки? – усмехнулся Жасман.
– Тс-с! Старые люди говорят, что нельзя его к ночи поминать: непременно услышит и явится.
– Может, он уже здесь?
– Типун тебе на язык, – буркнул Марат, стиснув автомат до побеления костяшек пальцев. Его голова поворачивалась то вправо, то влево.
– Не пялься по сторонам, гляди вперед, – процедил Жасман. – Знавал я многих хороших пацанов, которые по собственной неосторожности…
Он осекся. Марат издал невнятное бульканье.
Из крайнего двора, в котором должен был скрываться Садамчик, вышел черноволосый мужчина в грязных штанах и драном свитере, напоминающем издали кольчугу. Поверх свитера торчала рукоять заткнутого за пояс пистолета. В руках мужчина держал автомат, в котором бандиты без труда опознали «калашников» своего третьего, видимо, уже покойного товарища. До мужчины было шагов пятьдесят. Но даже с этого расстояния можно было заметить, что глаза у него неправдоподобно светлые, наверняка те самые, о которых возбужденно толковал своим командирам Садамчик, переживший нападение в столовой.
– Громов? – изумился Жасман.
Его голос прозвучал в вечерней тишине как крик вспугнутой птицы.
– Он самый, – подтвердил мужчина, не торопясь выходить на середину улицы, перечеркнутую его черной тенью. На фоне закатного неба он и сам походил на тень, только пропорционально сложенную и вертикально стоящую на широко расставленных ногах.
Жасман пожалел, что держит свой «АКМ» стволом вниз, как последний фраер. Марат был не в лучшем положении. Похоже, он уже наполовину умер от страха или, по крайней мере, онемел.
– Ну как, добрый вечер выдался или не очень? – весело спросил Громов, держа обоих бандитов на мушке.
На уходящей вдаль дороге за его спиной по-прежнему торчала далекая человеческая фигурка в кожанке и джинсах. Вот тебе и покер. С джокером в рукаве.
– Это ты называешь честным поединком? – хрипло возмутился Жасман.
– А кто говорил о честном поединке? – удивился Громов. – Я обещал прийти, и я пришел.
– Как… Как Манука, – пролепетал Марат и вдруг выбил зубами короткую звонкую дробь, заставившую Жасмана вздрогнуть.
– Держи себя в руках, – разозлился он, после чего повысил голос: – Мы не собирались тебя убивать, мужик. Предлагаю переговорить и разойтись миром.
– О чем переговорить? – еще сильнее удивился Громов.
– Но ты ведь для чего-то искал с нами встречи?
– Не для пустой болтовни, парень. Ты и сам это прекрасно понимаешь.
Конечно, Жасман понимал. Изобразив ухмылку, он прошептал, цедя слова сквозь зубы, чтобы не выдать себя движением губ:
– Когда кашляну, стреляем одновременно.
– Клац! – то ли согласился, то ли возразил Марат. – Клац-клац.
Бросив на него скучный взгляд, Громов нажал на спусковой крючок. Грохот автоматной очереди оглушил Жасмана, но ему показалось, что он слышит остервенелое чмоканье, с которым пули впиваются в грудь товарища. Это продолжалось секунды две-три. Все это время Марат удерживался на ногах, сотрясаясь при каждом попадании. Казалось, что сквозь него пропустили высокое напряжение. Жасман отчетливо видел, как из его спины вылетают рваные клочья, а из разинутого рта – кровавые сгустки, потом очередь оборвалась, и наступила мертвая тишина.
Марат продолжал стоять, раскачиваясь, как дерево на ветру. Мертвое дерево. Срубленное под корень.
Не в силах оторвать от него взгляда, Жасман услышал сквозь пробки, образовавшиеся у него в ушах:
– Ладно, если тебе так уж приспичило поговорить, я не возражаю. Выкладывай, что там у тебя наболело.
В этот момент Марат рухнул лицом вниз. Его изрешеченная спина дымилась.
– Наболело, – тупо повторял Жасман. – Наболело… Наболело?
– Ну, если ты собрался изображать из себя говорящего попугая, парень, то мне это неинтересно, – предупредил его Громов.
Рука Жасмана, стиснувшая автомат, упорно не желала слушаться хозяина. Ее парализовало. Умом Жасман понимал, что его единственный шанс – это открыть ответный огонь, но проклятая рука никак не поднималась, вот беда. Очень уж тяжелым оказался «АКМ». Прямо-таки неподъемным.
– Это мы напали на колонну с оружием, – сказал он, беспрестанно глотая набегающую слюну. Сплевывать под ноги он не решался. Светлоглазый противник мог истолковать это как вызов. Разумно ли бросать вызов, когда тебя держат под прицелом, а твой автомат направлен в землю и пользы от него – не больше, чем от обыкновенной палки.
– Продолжай, – кивнул Громов. Вид у него был вполне благосклонный, но «калашников» в его руках нетерпеливо повел стволом, давая понять, что лично ему на всю эту болтовню начхать – свинцовыми брызгами.
– Я могу бросить оружие и поднять руки, – предложил Жасман. – Он был почему-то уверен в том, что эти движения дадутся ему легко.
– Стой как стоишь. И не умолкай, пока я тебя не остановлю. Выговорись как следует.
– Мы напали на колонну с оружем. Водителей, э-э… ликвидировали.
– Всех? – быстро спросил Громов.
– Всех, – подтвердил Жасман, подозревая, что наградой за его мужественное признание будет короткая автоматная очередь. Или длинная, что не так уж и важно.
Но «калашников» молчал. Как и Громов, лицо которого окаменело.
– Охранники были вооружены, но они не успели оказать сопротивление, – продолжал Жасман, часто двигая кадыком. – Мы отслеживали те «КрАЗы» от самой границы. Маршрут был известен заранее.
– Документы водителей сохранились? – осведомился Громов.
– Зачем? Мы их сожгли. Трупы бросили на месте. Говорят, от них почти ничего не осталось. Тут завелась собачья стая, которая…
– Про собачью стаю я знаю. Их нынче чересчур много развелось, собачьих стай… Дальше.
– Оружие мы обменяли на семьдесят килограммов героина, он находится в погребе Тулигена.
– Кто таков?
– Местный житель. Его дом по правой стороне улицы, в самом конце. – Жасман не решился отвернуться, чтобы показать на упомянутый дом. Просто уточнил: – Голубые ворота. На них Чебурашка намалеван, здоровенный, как медведь. Не ошибетесь.
– Не ошибусь, можешь быть уверен. Дальше.
– Напротив наши тачки стоят, «Нива» и «газик». В «газике» сложено оружие: автоматы, пистолеты, пулемет, несколько РПГ. Это такие…
– Не утруждай себя комментариями. Дальше.
– Сегодня ночью за наркотой должны приехать заказчики. Москвичи. Братья Рубинчики. Они нам пятьдесят штук зелени везут за работу. – Жасман оживился: – А героина в мешке примерно на лимон баксов. Если у вас есть канал сбыта в России, то…
– Канал есть в стволе автомата, который на тебя направлен, – перебил его Громов. – Не отвлекайся. Кроме тебя и Рубинчиков еще кто-нибудь причастен к нападению?
– Здешний бай, Сарым Исатаевич Кабиров. Сволочь пузатая, а не человек. Кровосос. – Жасман чуть не поперхнулся слюной, которую забыл проглотить. – Всю степь под себя подмял, рабов держит, во дворце живет. Это в двадцати километрах отсюда, на север. Центральная усадьба бывшего колхоза.
