– Мы все стреляли… Я не смеялся…
– Среди них был мой зять, – безжалостно продолжал Громов. – Он и обычный молоток в руках не умел держать как следует.
Жасман перестал воспринимать обращенные к нему слова. Он слышал только себя самого. Как если бы остался совсем один на этом свете.
– Пожалс-с-ст, – клокотало в его груди. – Пожалс-с-ст…
– Просишь о пощаде? Напрасно.
– Холодно… Хол…
Громов умолк, занявшись прикуриванием сигареты. Услышав щелчок зажигалки, Жасман принял его за звук взведенного курка и приподнял отяжелевшие веки, но увидел лишь крошечный рубиновый огонек, пылающий в кромешной тьме. Это была не просто ночная темнота. Она не снаружи сгустилась, а внутри Жасмана.
– Только одну затяжку, – попросил он, втянув ноздрями запах дыма.
Сигаретный фильтр, вставленный в его губы, был чуточку влажным. Дым, втянутый в легкие, горчил. Когда непослушные губы Жасмана выронили сигарету на грудь, она зашипела, пропитываясь кровью.
А потом прозвучал выстрел, наконец-то последний. Стало тихо-тихо.
Казалось, теперь поселок вымер окончательно.
Глава 17
В потемках
Уже почти стемнело, когда Громов вышел на околицу, чтобы призывно помахать Королькову, перетаптывающемуся на пустынной дороге.
Первое, что спросила Ленка, когда выбралась из примчавшейся в поселок «семерки», это:
– Об Андрее что-нибудь удалось выяснить?
– Нет, – Громов отрицательно качнул головой. В этот момент он пожалел о том, что выжил.
Что-то прочтя в его взгляде, дочь прикоснулась к его плечу:
– С тобой все в порядке, папа?
– Разумеется, – подтвердил Громов. Повернувшись к Королькову, он сказал: – Теперь твой черед поразмяться немного. Ты как, не возражаешь?
– Кто-нибудь из бандитской звездобратии уцелел? – Выдвинув нижнюю челюсть вперед, Корольков воинственно посмотрел по сторонам. Рядом с Громовым он чувствовал себя готовым к любым неожиданностям. – Что я должен сделать?
– Видишь эти трупы? Отволоки их во двор и возвращайся. Хочу показать тебе одну вещь.
– Какую?
– Действуй, Игорь. Всему свое время.
– Третий бандит сбежал? – спросила у отца Ленка, когда они остались вдвоем.
– От судьбы не убежишь. – Громов пожал плечами, демонстрируя дочери полнейшее равнодушие.
– А Андрей?.. Ты хотя бы узнал, где его могила?
– Могилы нет. И Андрея нет. Понимаю, как тебе больно, но тут ничего не попишешь.
– Значит, теперь мы возвращаемся домой? – спросила Ленка после недолгой паузы.
– Немного позже. Осталось еще одно небольшое дельце.
– Что за дельце? – заинтересовался приблизившийся Корольков.
Глядя на первую звездочку, проклюнувшуюся на синем небе, Громов пояснил:
– Сюда едут небезызвестные тебе братья Рубинчики. Хочу организовать достойную встречу их кодле. Но для начала…
– Но для начала? – откликнулся Корольков заинтригованным эхом.
– Верни мне джинсы и куртку. Я устал от этого бала-маскарада…
– Тысячи носов, и уши, и оскал, – прошептала Ленка опускаясь на корточки, – как на венецианском карнавале…
Она не помнила песни, в которой звучали эти строки. Не могла воскресить в памяти Андрюшино лицо, как ни старалась. И совершенно не представляла себе, как жить дальше. Маленькая девочка, заблудившаяся в темноте. Несчастная женщина, потерявшая все привычные ориентиры.
Переодевшиеся отец и Корольков приволокли из соседнего двора тяжеленный мешок, который был погружен в багажное отделение заметно просевшей «Нивы».
– Сколько же здесь килограммов, а? – возбужденно спросил Корольков. – Целая куча героина, даже не верится.
– Хочу поговорить с тобой об этом особо, – сказал Громов. – Дерьмо, которым набит этот мешок, уже погубило много народу, но это только цветочки. Как ты намереваешься им распорядиться?
– Нужно вывезти его в степь и… – Корольков обеими руками потер щеки. Поросшие щетиной, они издали неприятное шуршание.
– Договаривай, Игорь.
– Даже не знаю. – Шуршание возобновилось. – Может быть, закопать поглубже? Ну, чтобы никто не нашел.
– А как ты отнесешься к моему предложению облить героин бензином и сжечь?
– Да жгите на здоровье, – нервно сказал Корольков.
Громов заставил его опустить руки и заглянул ему в глаза:
– Это должен сделать ты. Сам. Я так хочу.
– Сам – так сам. – Корольков переступил с ноги на ногу и отвернулся. – Без проблем.
– Договорились, – кивнул Громов, отведя помрачневший взгляд. – Тогда давай погрузим в «Ниву» бандитский арсенал. Во-первых, он нам еще пригодится. Во-вторых, незачем оставлять туземцам такую гору оружия. У них тут и без того жизнь чересчур насыщенная.
– Ого, – приговаривал Корольков, перетаскивая из «газика» оружие, – да тут даже пулемет имеется. Крупнокалиберный?
– Да, – подтвердил Громов, укладывая завернутый в дерюгу «Прибой» на заднее сиденье «Нивы». – Это имеет для тебя какое-то значение? Ты предпочитаешь пулеметы особой конструкции?
– Честно говоря, мне еще никогда не доводилось держать в руках такую штуковину. С ней прямо настоящим Рэмбо себя чувствуешь.
– До первой крови, – пробормотал Громов, но не был услышан.
– А это что за трубы? – восхитился Корольков, оглаживая цилиндрические корпуса, сложенные на полу «газика». – На тубусы для чертежей похожи. Когда-то с такими ходили студенты. От сессии до сессии… – Он хохотнул.
– К счастью для преподавателей, не с такими, – возразил Громов, нагружая его пустотелыми металлическими трубами, каждая из которых весила около двух с половиной килограммов. – Это реактивные противотанковые гранатометы одноразового применения, сокращенно РПГ-18. Сейчас они находятся в походном положении, поэтому такие короткие.
– Что значит одноразовые? Это ведь не шприцы.
– Обратно в походное положение гранатомет не переводится, не приспособлен он для этого. Если отпала надобность в выстреле, гранату просто отстреливают.
– В белый свет, как в копеечку? – хохотнул Корольков.
– Лучше в сторону противника, – сказал Громов.
– А если его нет, противника?
– Так не бывает, Игорь. Противник всегда имеется. Нужно только уметь его вовремя обнаруживать и распознавать.
– Где же сами гранаты? – полюбопытствовал Корольков, возвратившийся за новой партией груза.
– Внутри, – пояснил Громов. – Это цельная конструкция. Все вместе именуется «мухой».
– Представляю, как она кусается, – воскликнул Корольков, покряхтывая под тяжестью штабеля из металлических цилиндров цвета хаки.
– Нет, не представляешь. Эти штуковины заряжены противотанковыми кумулятивными гранатами РКГ-3. Они мгновенно прожигают броню, создавая температуру до трех тысяч градусов. При прямом попадании башню танка напрочь срывает, а она весит несколько тонн.
– Ух ты! Вот бы пальнуть из этой хреновины!
– Не такое уж это великое удовольствие, – усмехнулся Громов. – Особенно для тех, кто не заметит стрелку с надписью «направление стрельбы». Такие случаи сплошь и рядом происходят.
– И что потом?
– Суп с котом.
– Н-да, еще тот супчик, наверное.
– Хочешь, я дам тебе опробовать «муху»? – равнодушно предложил Громов. – В качестве мишени используем мешок с героином.
– Нет уж, нет уж. Мы, как говорится, перебьемся. Обойдемся без лишней, ха-ха, помпы…
Когда Корольков отнес в «Ниву» очередную партию оружия и вернулся за новой, его лицо уже не сияло прежним детским восторгом, а было сосредоточенным.
Покосившись на него, Громов промолчал. Мало ли, кто какие мысли в голове вынашивает. Людей судят по поступкам. К Королькову на данном этапе претензий не было. Парень беспрекословно выполнял команды, не привередничал, характер не показывал. Носил железяки в «Ниву» и молча сопел в две дырочки. Может быть, размышлял о том, сколько людей погибнет от приобретенного им оружия.
– Садись за руль «семерки», Лена, – велел Громов, когда погрузочно-разгрузочные работы закончились. – Пропустишь нас вперед, сама езжай следом.
– Мы далеко собрались? – спросил Корольков, забираясь на пассажирское сиденье «Нивы».
– Выедем за черту поселка и остановимся. – Громов повернул ключ зажигания.
– Устроим засаду на Рубинчиков?
– Правильно мыслишь. По-партизански.
– Пусть земля горит под ногами врагов, – дурашливо провозгласил Корольков и добавил, выбрасывая перед собой сжатый кулак: – Но пасаран!
Его смех резанул слух Громова даже чуточку сильнее, чем скрежет барахлящего карбюратора.
* * *
Ночь выдалась светлой, дорога серебрилась в лунном свете, звезды сияли, как прорехи на бархатном пологе, которым кому-то вздумалось накрыть землю. С удовольствием втянув ноздрями порцию свежего воздуха, Громов поскреб жесткую щетину на подбородке и сказал дочери:
– Я должен поспать хотя бы немного. Ровно в полночь, – он постучал указательным пальцем по циферблату часов, – разбудишь меня. Конечно, если братья Рубинчики появятся на сцене раньше, то буди меня до срока.
