– Я должен поспать хотя бы немного. Ровно в полночь, – он постучал указательным пальцем по циферблату часов, – разбудишь меня. Конечно, если братья Рубинчики появятся на сцене раньше, то буди меня до срока.
– Конечно, – слабо улыбнулась Ленка, бледное лицо которой призрачно белело в глубине салона «семерки». – Не на Игоря же мне надеяться.
– Почему бы и нет? – хмыкнул Корольков, сверкнув глазами поверх поднятого воротника пальто. – Я уже не тот, что вчера.
– Побудь с Леной, пожалуйста, – мягко попросил Громов. – Только не надо выяснять отношения. Чем пронзительнее голоса, тем дальше они разносятся по степи.
С этими словами он забрался на заднее сиденье «Нивы» и улегся там на бок с подогнутыми ногами. Через минуту Корольков, заглянувший внутрь машины, вытаращил глаза и, приблизившись на цыпочках к Ленке, растерянно пробормотал:
– Он и в самом деле спит. Проклятье, я не уснул бы сейчас даже под балдахином королевской опочивальни.
– И напрасно, – холодно сказала Ленка. – Некоторые люди гораздо симпатичнее, когда спят…
– Зубами к стенке? – быстро спросил Корольков. – Послушай, тебе не надоело демонстрировать неприязнь ко мне?
– Надоело. Жду не дождусь, пока мы расстанемся.
– А вот я…
Ленка сузила глаза:
– Терпеть не могу эту манеру недоговаривать. Если тебе есть что сказать, то говори, а не жеманничай.
– Я как-то привык к тебе, – признался Корольков, пожимая плечами. – Даже к твоему скверному характеру. И я хочу сказать тебе, что твоя беда…
– Тема закрыта, – глухо сказала Ленка, отодвигаясь в глубь салона и отворачиваясь. – Моя беда – это только моя беда. Тебя она не касается.
– Зря ты так. Я от чистого сердца.
– Чушь.
– Ты не веришь моим словам?
– Я не верю, что у такого человека, как ты, сердце может быть чистым. Если оно у тебя вообще есть.
Королькову пришлось нагнуться, чтобы увидеть собеседницу в проеме распахнутой дверцы. Это напоминало шутовской поклон, но его голос звучал по-настоящему проникновенно:
– У меня есть сердце, Леночка. И оно, между прочим, бьется.
– Просто тебе за пазуху забралась летучая мышь. Или тарантул.
– А ты попробуй, – предложил Корольков, забираясь внутрь «семерки» и выпячивая грудь.
– Ты для меня лишь манекен, обряженный в пальто, – холодно сказала Ленка. – И я подозреваю, что ты не просто так передо мной распинаешься. Что тебе от меня надо? Только честно.
– Что ж, давай напрямик, – согласился Корольков, усаживаясь к собеседнице боком. – Мы взрослые люди. Более того, – он многозначительно поднял палец, – мы современные люди. А время сейчас такое, что зевать нельзя. Упустишь свое – не воротишь.
Ленка заметно напряглась:
– Я так понимаю, что ты склоняешь меня к сожительству?
– О женщины! У вас всегда одно на уме! – Если бы не теснота автомобильного салона, Корольков непременно всплеснул бы руками. В данном случае он ограничился скорбным покачиванием головы.
– Вот что! Или выкладывай, что там у тебя на уме, или выметайся. Только театра одного актера мне сейчас не хватало.
– Это не театр, это жизнь. Реальная жизнь, без прикрас. Полная грязи, несправедливости, жестокости. – Корольков яростно щелкнул суставами переплетенных пальцев. – Особенно остро это понимаешь в таких диких краях, как эти, где выживают лишь сильнейшие.
– Или те, кто к ним примазался, – заметила Ленка.
– Нет. Никто ни к кому не примазывался. Нас свела судьба. Твой отец как-то сказал мне, что мы – одна команда, и это действительно так. Наталья не в счет, она выбрала свою дорогу, что ж, попутного ей ветра. Но мы втроем выдержали выпавшие на нашу долю испытания. – Заподозрив, что это звучит чересчур пафосно, Корольков поправился: – Окунулись в дерьмо с головой и вынырнули в том же составе. Для чего?
– Понятия не имею, для чего некоторые окунаются в дерьмо.
– Хорошо, скажем так: прошли огонь, воду и медные трубы.
– Прицепом, – обронила Ленка.
– Прицепом?
– На буксире у моего отца.
– Не в этом дело, – поморщился Корольков. – Оглянись назад. Что ты видишь?
– Ну, бандитская «Нива» стоит.
– А в ней что?
– В ней спит мой отец, который в одиночку расправился с ее бывшими владельцами.
– Не только. В ней наша награда. Компенсация за те опасности, через которые мы прошли. – Корольков прижал руки к груди. – Честное слово, я очень уважаю твоего отца, но его предложение сжечь миллион долларов – это же чистейшей воды безумие.
– Скажи ему об этом.
– Бесполезно.
– Чего же ты хочешь от меня? – вкрадчиво поинтересовалась Ленка. – Чего добиваешься?
– Уговори отца не делать глупостей, – жарко заговорил Корольков. – Он тебя послушается. Героин можно вывезти в Россию и сбыть, а деньги поделить на троих.
– Да у тебя прямо-таки наполеоновские планы! Вот уж губы раскатал, так раскатал. А морда не треснет?
Корольков потупился, признавая чрезмерность своих амбиций.
– Ладно. Я согласен на четвертую часть. Даже на пятую. Вам с отцом перепадет приличная сумма. Тебе ведь тоже нужны деньги, Леночка. Все-таки молодая вдова, мать-одиночка. Дочурку-то как-то растить надо? Надо. Мужа не воротишь? Не воротишь. И потом, не зря говорят, что деньги не пахнут.
– Такие – пахнут, – возразила Ленка. – Еще как.
– Послушай, – заторопился Корольков, – ты не понимаешь, от чего отказываешься. Мы можем организовать какой-нибудь совместный бизнес, ты и я. В конце концов, у меня приличная квартира, и, если ты захочешь перебраться в Москву, я буду только рад, потому что…
Ленкины глаза опасно сверкнули, оборвав собеседника на полуслове.
– Теперь я вижу, что ты действительно окунулся в дерьмо, – процедила она. – С головой. Да только ты не вынырнул, Игорек. Так и пребываешь в самой гуще. Проваливай! От тебя несет, как… Как от твоих поганых денег.
Выбравшись наружу, Корольков побрел прочь с понурым видом побитой собаки, но, не пройдя и пяти шагов, вернулся к машине и просунул в нее голову.
– Извини меня, – его голос дрогнул. – Сам не знаю, зачем к тебе с этими глупыми разговорами пристал. Жаба давит, понимаешь? Ведь такие бабки пропадают! – Он жалко улыбался, но взгляд его был пристальным.
– Это все? – осведомилась Ленка, вскинув голову так, словно всю жизнь училась этому искусству у особ королевской крови.
– Не рассказывай о нашем разговоре отцу, ладно? – просительно произнес Корольков. – Он не так меня поймет.
– Он-то как раз поймет тебя правильно.
– Ну, Леночка…
– Иди уже, змей-искуситель. – Ленка пренебрежительно махнула рукой и отвернулась. – Вернее, ползи.
– Спасибо тебе, – сказал Корольков, пятясь. Его язык беспрестанно ощупывал потрескавшиеся губы, а взгляд был застывшим, оцепеневшим.
* * *
В назначенный срок Ленка разбудила отца.
– Теперь поспи ты, – предложил ей Громов.
– А ты останешься на боевом посту в гордом одиночестве, да? – спросила Ленка. – Будешь пялиться в темноту и играть желваками?
– Пялиться в темноту совсем не обязательно, достаточно держать ушки на макушке. Шум двигателя будет слышен издалека. Мы ведь в степи.
– В степи. Господи, как я ее ненавижу!
Громов выбрался наружу, чтобы осторожно погладить дочь по волосам.
– Ничего, девочка. Скоро мы повернем обратно. Осталось потерпеть совсем немного.
– Всю оставшуюся жизнь, – возразила Ленка, прежде чем отойти со сложенными на груди руками.
Громов вздохнул, постоял с минуту в одиночестве, а потом неожиданно сорвался с места и помчался по дороге так стремительно, как будто преследовал какого-то невидимого врага, самого заклятого из всех, которого может нажить себе человек.
Проследив за его удаляющейся фигурой, Корольков несколько раз присел, наклонился и стал вертеть шеей, словно проверяя, насколько надежно сидит на ней его голова. Когда он принялся скакать на месте, его щеки запрыгали почти так же активно, как он сам, а селезенка откликнулась на сотрясение короткими всхлипами.
– Как самочувствие, Игорь? – поинтересовался Громов, бесшумно возникший из темноты.
– Отличное, – откликнулся порядком запыхавшийся Корольков. – А настроение – самое боевое. – Он вытащил из-за пояса свой пистолет, повертел его в руках, потом подышал на ребристую затворную рамку и принялся протирать ее рукавом своего пальто.
– Спрячь, – нахмурился Громов. – Стрелять тебе не придется.
– А вдруг? – Корольков прицелился из пистолета в темноту, щелкнул языком и сказал: – Знаете, благодаря этому путешествию я сильно изменился. В лучшую сторону. Избавился от многих комплексов, которые только мешают жить.
– М-м? Например?
– Нужно быть хладнокровным и жестоким. Как вы. Никаких бессмысленных рефлексий, никаких терзаний и угрызений совести. – Корольков крутнул пистолет на пальце и, заткнув его за пояс, произнес: – И это правильно.
