— Что же он сказал вам о Крите? — Ролли с некоторой враждебностью уставился на Хойта.
— Все осуществляется в соответствии с генеральным стратегическим планом, дружище. Мы наносим противнику потери и отходим. Невероятно умный план! Пусть противник пользуется Критом. Что такое Крит, и кому он нужен?!
Ролли с величественным видом встал из-за стола.
— Яне могу здесь больше оставаться, — хрипло заявил он, дико сверкая глазами. — Я не могу слушать, как ренегат-англичанин оскорбляет британские вооруженные силы.
— Что вы, что вы! — попытался успокоить его Кэхун. — Садитесь.
— Что особенного я сказал, старина? — встревожился Хойт.
— Англичане проливают кровь! — Ролли стукнул кулаком по столу. — Они ведут отчаянную, беспощадную борьбу, защищая землю союзников. Англичане гибнут тысячами… а он болтает, что это делается в соответствии с каким-то планом! «Пусть противник пользуется Критом…» Знаете, Хойт, я давно наблюдаю за вами и пытаюсь понять, что вы за птица. Боюсь, как бы мне не пришлось поверить тому, что говорят о вас люди.
— Послушайте, дружище! — Хойт покраснел, его голос зазвучал пронзительно, срываясь на высоких-нотах. — Я думаю, что вы просто-напросто жертва страшного недоразумения.
— Вот если бы вы были в Англии, — с угрозой проговорил Ролли, — вы бы запели совсем по-другому. Вас отдали бы под суд еще до того, как вы сказали бы десяток слов. Вы же распространяете уныние и панику, а это в военное время, да будет вам известно, является уголовным преступлением.
— Ну, знаете… — едва слышно пробормотал Хойт. — Ролли, старина!
— Хотел бы я знать, кто вам за это платит. — Ролли вызывающе выставил подбородок к самому лицу Хойта. — Очень хотел бы… и не надейтесь, что все это останется между нами. Об этом узнают все англичане этого города. Можете не сомневаться. «Пусть противник пользуется Критом»! Каково, а? — Он с силой поставил рюмку на стол и отправился обратно к стойке.
Хойт вытер платком вспотевший лоб и с тревогой посмотрел по сторонам, пытаясь определить, кто из окружающих слышал эту тираду.
— Боже мой! — горестно покачал он головой. — Вы даже не представляете, как трудно сейчас быть англичанином! Вокруг либо сумасшедшие, либо неврастеники, и ты не смеешь разинуть рот… — Он встал. — Надеюсь, вы простите меня, но я в самом деле спешу в студию.
— Пожалуйста, — ответил Кэхун.
— Очень жаль, что я не смогу участвовать в пьесе, но вы же сами видите, как все складывается.
— Да, конечно.
— Всего хорошего.
— До свидания. — Кэхун кивнул все с тем же бесстрастным выражением лица.
Они с Майклом молча смотрели на красивую спину элегантного киноактера, получающего семь с половиной тысяч долларов в неделю. Хойт прошел мимо стойки, мимо защитника Крита и отправился на студию «Парамаунт», где сегодня в десяти милях от английского побережья должен был загореться на фоне декоративных облаков его бутафорский самолет.
— Если бы у меня и не было язвы, — вздыхая, проговорил наконец Кэхун, — то теперь она все равно появилась бы. — Он подозвал официанта и попросил счет.
Майкл увидел, что к их столику направляется Лаура. Он углубился было в изучение своей тарелки, но Лаура остановилась перед ними.
— Пригласите меня сесть, — сказала она.
Майкл равнодушно взглянул на нее, Кэхун же сразу заулыбался.
— Хэлло, Лаура, — приветствовал он ее. — Может, ты присядешь с нами?
Лаура не заставила себя просить и заняла место напротив Майкла.
— Я все равно сейчас ухожу, — добавил Кэхун и, прежде чем Майкл успел что-нибудь возразить, оплатил счет и поднялся. — Вечером встретимся, Майкл, — бросил он на ходу и медленно побрел к двери. Майкл проводил его взглядом.
— Ты мог бы быть повежливее, — проговорила Лаура. — Мы разведены, но это не значит, что мы не можем оставаться друзьями.
Майкл взглянул на сержанта, который пил пиво за стойкой. Сержант заметил Лауру, когда она шла по залу, и сейчас смотрел на нее с откровенной жадностью.
— Я вообще не одобряю так называемых дружественных разводов, — пожал плечами Майкл. — Если люди развелись, то никакой дружбы между ними быть не может.
Веки Лауры дрогнули. «О боже мой! — подумал Майкл. — Она все еще не отвыкла плакать по каждому поводу».
— Я просто подошла, чтобы предупредить тебя… — робко проговорила Лаура.
— Меня? О чем? — удивленно спросил Майкл.
— Чтобы ты не сделал какого-нибудь необдуманного шага. Я имею в виду войну.
— Я и не собираюсь.
— А может, ты все-таки предложишь мне что-нибудь выпить? — тихо сказала Лаура.
— Официант, два виски с содовой! — попросил Майкл.
— Я слышала, что ты в Лос-Анджелесе.
— Да. — Майкл снова взглянул на сержанта, который по-прежнему не спускал глаз с Лауры.
— Я надеялась, что ты позвонишь мне.
«Вот они, женщины! — мысленно усмехнулся Майкл. — Они ухитряются играть своими чувствами, как жонглеры шарами».
— Я был занят, — ответил он. — Как у тебя дела?
— Неплохо. Сейчас я занята на пробной съемке в студии «Фоке».
— Желаю успеха.
— Спасибо.
Сержант у стойки принял позу, которая позволяла ему, не вытягивая шею, разглядывать Лауру. Майкл понимал, почему он проявляет такой интерес к его бывшей жене. В своем строгом черном платье и крохотной, сдвинутой за затылок шляпке она выглядела прямо-таки очаровательной. На лице сержанта ясно читалось выражение одиночества и затаенного желания. Военная форма особенно подчеркивала эти чувства.
«Вот оно, одинокое человеческое существо, барахтающееся в водовороте войны. — Майкл задумчиво посмотрел на сержанта. — Возможно, завтра его пошлют умирать за какой-нибудь покрытый джунглями остров, названия которого никто и не слышал, или месяц за месяцем, год за годом гнить в забытом богом и людьми гарнизоне. У него, вероятно, нет в городе ни одной знакомой девушки, а тут, в этом дорогом ресторане, он видит штатского чуть постарше себя, который сидит с красивой женщиной… Возможно, он представляет сейчас, как я буду беззаботно пьянствовать и развратничать то с одной хорошенькой девушкой, то с другой, а ему придется в это время обливаться потом, плакать и умирать вдали от родины…»
У Майкла возникла безумная мысль — подойти к сержанту и сказать: «Послушай, я угадываю твои мысли, но ты ошибаешься. Я не собираюсь проводить время с этой женщиной ни сегодня, ни когда-либо вообще. Будь это в моих силах, я отправил бы ее сегодня с тобой. Клянусь богом».
Но он не мог этого сделать. Он продолжал сидеть, чувствуя себя виноватым, словно присвоил награду, предназначенную кому-то другому. Майкл понимал, что отныне эта мысль не даст ему покоя. Всякий раз, входя в ресторан с девушкой и заметив там одинокого солдата, он будет испытывать чувство вины; всякий раз, нежно и нетерпеливо прикасаясь к женщине, он будет чувствовать, что она куплена чьей-то кровью.
— Майкл! — обратилась к нему Лаура и с легкой улыбкой посмотрела на него поверх своего бокала. — Что ты делаешь сегодня вечером?
Майкл оторвал взгляд от сержанта.
— Буду работать, — ответил он. — Ты допила виски? Мне пора идти.
10
Если бы не ветер, можно было бы кое-как терпеть. Христиан тяжело заворочался под одеялом и провел кончиком языка по обветренным губам. Песок… Всюду этот проклятый песок! Ветер нес его с невысоких каменистых хребтов и злобно швырял в лицо, в глаза, забивал горло и легкие.
Христиан с трудом приподнялся и сел, кутаясь в одеяло. Только начинало светать, и пустыня все еще была скована безжалостным холодом ночи. У него стучали зубы. Пытаясь согреться, он сидя сделал несколько вялых движений.
Некоторые из солдат спали. Христиан с удивлением и ненавистью посмотрел на них. Гарденбург и пятеро солдат лежали у самого гребня. Над зубчатой кромкой виднелась только голова Гарденбурга. Лейтенант внимательно рассматривал в бинокль расположившуюся неподалеку транспортную колонну англичан. На нем была длинная толстая шинель, но даже под ее складками было видно, как напряглось его тело.
«Черт бы его побрал! — мысленно выругался Христиан. — Да уж спит ли он когда-нибудь? Вот было бы здорово, если бы Гарденбурга сейчас убили!»
Христиан с наслаждением стал развивать эту мысль, но тут же отбросил ее и вздохнул. Нет, это невозможно. В это утро могут убить всех, только не Гарденбурга. Достаточно раз взглянуть на него, чтобы понять: этот выживет до конца войны.
Гиммлер, лежавший у гребня рядом с Гарденбургом, осторожно, стараясь не поднимать пыли, сполз вниз, разбудил спавших и что-то шепнул каждому из них. Солдаты зашевелились, двигаясь с осторожностью людей, которые находятся в темной комнате, сплошь заставленной хрупкой стеклянной посудой.
Гиммлер на четвереньках добрался до Христиана и осторожно присел рядом с ним.
— Он тебя вызывает, — шепнул он, хотя до англичан было добрых триста метров.
