И вдруг что-то изменилось. Может, это луна так осветила сцену впридачу к свечам - я очень ясно увидела, что сквозь танцующих видны декорации на заднем плане. Ведь это же призраки, вот что! И тут я, наконец, словно очнулась от наваждения и осознала, что в темном, каком-то словно гулком от пустоты зале никого не было, кроме меня. Впервые за всю ночь стало не по себе. Я оглянулась на тот коридор, через который пришла сюда. Он был в конце зала, за амфитеатром. Я потихоньку встала и пошла к нему, постоянно оборачиваясь к сцене, теперь уже не только, чтобы не пропустить ни одного. Никто не обращал на меня внимания. Наверно, они никого и видеть не могли - от этой мысли стало спокойнее.
Думаю, если бы кто-то из призраков обратился ко мне, у меня бы, наверно, сердце так заколотилось от страха, что я бы начала задыхаться. И все же я теперь заметила, что яркие краски их костюмов - скорее отблески, как бывает у перламутра, или как радужные переливы на поверхности воды. Эти отсветы меня и сбили с толку - на самом деле все танцующие были прозрачными. Никто не заметил, как я проскользнула в спальню, под одеяло, как будто призраки и меня ненадолго сделали невидимкой.
До чего же обидно, что наши, настоящие актеры не умеют так дивно танцевать. Как бы они блистали на сцене! Конечно, я никому ничего не рассказала - Театр именно мне открыл свою тайну, и, как мне показалось, просто так болтать было нельзя. Только от мамы бы я не скрыла. Как жаль, что мы с ней никогда не сможем поговорить - ни об удивительнейшей ночном происшествии, ни о чем... И в нашем спектакле она меня не увидит, а ведь Нерсален говорит, что у меня неплохо получается. Мама бы пришла на новую постановку, порадовалась бы за меня. А потом, на выходных, мы бы пили чай с пирожными и праздновали мой дебют.
Я так соскучилась по нашим разговорам, мне хочется так много рассказать, пожаловаться на обиды, которые иногда бывают от девочек, посоветоваться кое о чем... Тут мне от этих мыслей стало ужасно стыдно - мама умерла, а я грущу только о себе, а не о ней. А ведь и ей самой, даже в последний день, хотелось радоваться солнцу и жизни, и говорить со мной, и знать, как я живу... Какая же я эгоистичная, что думаю только о себе. Я расстроилась и ни с кем не говорила до самого завтрака. Но потом начались мелкие утренние происшествия - кого-то облили водой во время умывания, кто-то перепутал пары - и я отвлеклась от мыслей о себе. Но то, что случилось ночью, забыть было невозможно.
После завтрака нас не повели гулять, и я отпросилась в библиотеку. Но, добравшись до лестницы, тут же побежала вниз. Я очень спешила, чтобы не попасться, но нужно было проверить одну мою мысль. Так и есть - напротив подвала не было никакого коридора! Там не было даже двери - одна глухая стена! Припомнив, где должна быть дверь, положила руку на стену - ничего, холодная немая поверхность. Нужно поскорее уйти отсюда - не заметил бы кто-нибудь около подвала. Пока поднималась к библиотеке, вдруг подумала: надо попробовать прийти сюда ночью. Может быть, потайной ход открывается только в это время?
Все-таки, иногда думалось мне, стоило рассказать обо всем Стелле. Во-первых, она моя подруга, а значит, не совсем хорошо скрывать от нее такие вещи. Во-вторых, она наверняка подсказала бы что-нибудь дельное. К тому же, у нее могли бы появиться идеи о пропавших учениках - почему-то появилось ощущение, что это таинственные вещи связаны.
Но Стелла подозрительно относится ко всему волшебному, да и вообще называет волшебное "эльфийским". Вдруг она скажет, что Театр показал мне все это потому, что почувствовал во мне что-то родственное, чародейное. Нет уж, не хочу опять слышать такое. Может, и открою это ей, но не когда-нибудь после...
Я размышляла о тайнах Театра. Наверно, это и в самом деле необычное, странное, волшебное и зловещее место. И тут мне, наконец, пришла в голову очевидная мысль - удивительно, что не раньше. Именно, что - место! Конечно, историю Театра я читала. Но искала только случаи исчезновения. А ведь, возможно самое важное, на каком месте построили Театр, что тут было раньше. Да и вообще, может быть, когда его строили, тоже происходили какие-нибудь таинственные происшествия. И я после обеда снова побежала в библиотеку, сейчас уже действительно туда, а не к подвалу. Опять взяла книги по истории Театра, но теперь стала выискивать в книгах вообще упоминания о любом таинственном происшествии. Необычных случаев хватало, некоторые я бы даже назвала волшебными, если бы точно знала, что тут не сплетни и не легенды (такие, как любит Тийна).
Загадка Театра не поддавалась, не то, чтобы дверь к тайне не приоткрылась даже на маленькую щелку, хуже - даже замочной скважины не было видно. Да и сама дверь, пожалуй, тоже была непонятно где... Я задумывалась на уроках, не играла с девочками на переменах, кое-как делала задания после занятий. Когда Стелла падала на кровать с книгой, я лежала, глядя в потолок и думая все об одном. Однажды я взялась начертить план Театра и попробовать понять, как может проходить невидимый ход, который был открыт тогда ночью. И вдруг сообразила - а ведь ни в какой книге не оказалось плана Театра. Очень странно. Но какой тут вывод?
Я поглядела на Стеллу, читающую очередной исторический роман. Надо все же рассказать ей... Без нее я ни до чего не додумаюсь. Но все-таки промолчала. Тем более, что была еще одна вещь, занимавшая не меньше, чем прошлое Театра. И на репетициях и на занятиях я постоянно размышляла о призрачном балете. Я понимала, что между тем, как танцуем мы и как танцевали призраки - огромная разница.
Нам разрешали приходить в зал для занятий танцами - когда он был свободен - и отрабатывать различные упражнения и движения, если что-то не получалось. Я, конечно, ходила туда или в выходной или накануне, когда почти никого не оставалось в училище, и в зал можно было попасть очень легко. Я все вспоминала призрачный балет, то одно, то другое... А больше всего то, как они удивительно делали прыжки на сцене - как будто взлетали. Ну, с одной стороны, понятно, что, раз они призраки, то им нетрудно и вправду летать. С другой стороны...
Почему-то казалось, что непременно надо попробовать сделать такой же прыжок, когда танцовщица взлетает высоко-высоко и - вот что самое удивительное - словно замирает на одно мгновение там, в высоте... Это не давало покоя. У меня никогда так не было раньше, непонятно было, что это за странное чувство, когда понимаешь, что не успокоишься, пока не добьешься своего.
И вот, в выходные, я начала тренировать такой прыжок, который назвала "парящим". Может быть, он, на самом деле, как-то назывался, но я никогда такого не видела и не слышала о нем. Сначала ничего не получалось. Я тратила много времени на одно и тоже - прыжок, прыжок, снова прыжок... То из одной танцевальной позиции, то из другой. Но выходило не то. И никакого "парения" в воздухе не выходило. Я вспоминала, как танцевали призрачные балерины, как они начинали прыжок, прогибали в воздухе спину и вскидывали руки. И вот однажды... В один из вечеров, наконец, начало получаться. А потом - все лучше и лучше. К сожалению, выйти из прыжка в танец у меня никак не выходило, я сразу останавливалась, а продолжать было неудобно, не могла держать равновесие. И тогда я придумала новый пируэт - он был не совсем похож на то, что мы делали на занятиях, зато связывал прыжок с остальным танцем.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
