Да, я вышла замуж за лорда Сент-Саймона, но ведь слова своего я не нарушила. Наши чувства нам неподвластны, но как поступать, мы решаем сами. Конечно же, я шла к алтарю с твердым намерением стать хорошей женой. Но представьте себе, что я почувствовала, когда, подходя к алтарной ограде, случайно оглянулась и увидела в первом ряду Фрэнка, который стоял и смотрел на меня. Сначала я подумала, что это призрак, но, когда повернулась снова, он все еще был там и продолжал смотреть на меня. И глаза у него были такие выразительные, будто он хотел спросить, рада ли я его видеть. До сих пор не могу понять, как мне удалось тогда не лишиться чувств. Перед глазами у меня все поплыло, слова священника слились в непонятный гул. Я растерялась. Что мне было делать? Остановить службу и устроить сцену прямо в церкви? Я снова посмотрела на него, и мне показалось, Фрэнк понял, о чем я думаю, потому что он прижал палец к губам, давая знак молчать. Потом я увидела, что он что-то написал на клочке бумаги, и догадалась, что это записка мне. Проходя мимо его ряда, я прямо ему под ноги уронила букет, и он, когда отдавал цветы, незаметно сунул мне в руку записку. В записке была всего одна строчка, он просил меня выйти к нему, когда он подаст знак. Конечно же, я ни на секунду не сомневалась, что, несмотря ни на что, теперь я снова принадлежу Фрэнку, и была готова сделать все, что он скажет.
Вернувшись домой, я все рассказала своей горничной, которая знала Фрэнка еще в Сан-Франциско, они даже были друзьями. Я велела ей никому ничего не говорить, собрать вещи и приготовить мое пальто. Я понимала, что должна была поговорить с лордом Сент-Саймоном, но нельзя же было это делать прямо на глазах у его матери и всех тех важных людей, которые собрались в банкетном зале. Поэтому я и решила, что лучше всего будет убежать и объясниться потом. Я просидела за столом не больше десяти минут, когда увидела в окне на противоположной стороне улицы Фрэнка. Он кивнул мне и пошел в сторону парка. Тогда я вышла из зала, взяла свои вещи и пошла за ним. На улице ко мне пристала какая-то женщина, она начала что-то говорить о лорде Сент-Саймоне… Я ее не слушала, но, по-моему, она говорила, что у него до нашей свадьбы тоже была какая-то тайна. Мне удалось от нее отделаться, и скоро я догнала Фрэнка. Мы сели в кеб и отправились на Гордон-сквер, где он снимал квартиру. И это была моя истинная свадьба после стольких лет ожидания. Индейцы не убили его, он какое-то время пробыл у них в плену, потом сбежал. Приехав в Сан-Франциско, он выяснил, что я, потеряв надежду с ним встретиться, уехала в Англию. Он последовал за мной, искал и нашел меня как раз в день свадьбы.
– О свадьбе я узнал из газет, – счел нужным пояснить американец. – Там сообщалось название церкви и имена новобрачных, но адреса леди указано не было.
– Мы поговорили о том, что нам теперь делать. Фрэнк настаивал на том, чтобы открыться, но мне было так стыдно! Больше всего мне хотелось исчезнуть и больше никогда ни с кем из этих людей не встречаться… Разве что послать записку папе, чтобы он знал, что я жива. У меня мороз по коже шел, когда я представляла себе всех этих лордов и леди, которые сидят за праздничным столом и дожидаются моего возвращения. И тогда Фрэнк собрал мою свадебную одежду, свернул ее в узел и, чтобы меня никто не выследил, выбросил его в укромном месте. Мы уже решили, что завтра отправимся в Париж, но сегодня вечером к нам пришел этот добрый джентльмен, мистер Холмс (хотя как он узнал, где мы находимся, я не могу понять), и убедил нас, что я неправа, лучше сделать так, как говорит Фрэнк, и что мы навредим себе, если не раскроем нашей тайны. Потом он сказал, что может устроить так, чтобы мы встретились с лордом Сент-Саймоном без посторонних, и мы тут же направились сюда.
Роберт, теперь ты знаешь все, и мне правда очень жаль, что я причинила тебе такую боль. Надеюсь, ты не думаешь обо мне слишком плохо.
Лорд Сент-Саймон слушал этот длинный рассказ все с тем же каменным лицом. Брови его по-прежнему были нахмурены, губы сжаты.
– Прошу прощения, – сказал он, – но я не имею привычки обсуждать личные дела в присутствии посторонних.
– Так ты меня не простишь? Мы не пожмем друг другу руки, перед тем как расстанемся?
– Отчего же, если это тебе доставит удовольствие. – Он холодно пожал протянутую руку.
– Я надеялся, – сказал Холмс, – что вы присоединитесь к нам за дружеским ужином.
– Думаю, вы просите слишком многого, – ответил его светлость. – С обстоятельствами я вынужден смириться, но это отнюдь не значит, что я испытываю по этому поводу радость. Теперь позвольте пожелать вам всем всего самого наилучшего. – С общим поклоном он развернулся и вышел из комнаты.
– Что ж, может быть, хоть вы окажете мне честь? – спросил Холмс. – Для меня большое удовольствие познакомиться с американцем, мистер Маултон, поскольку я отношу себя к тем людям, которые считают, что стародавние просчеты одного премьер-министра и недальновидность одного монарха{98} не помешают нашим потомкам стать гражданами единой мировой державы, на флаге которой наш «Юнион Джек»[23] будет соседствовать с американскими звездами и полосами.
– Дело было довольно интересным, – заметил Холмс, когда наши гости ушли. – Оно очень четко показало, каким простым может оказаться решение, казалось бы, самой невероятной головоломки. Что может быть банальнее, чем история, рассказанная этой юной леди, но какие неожиданные выводы легко приходят в голову кому-нибудь вроде мистера Лестрейда из Скотленд-Ярда.
– А вы, значит, взяли нужный след сразу же?
– С самого начала для меня были очевидны два факта: леди совершенно не противилась свадьбе – это раз; уже через несколько минут после возвращения домой она о ней горько жалела – это два. Понятно, что в течение утра произошло нечто такое, что заставило ее изменить свое мнение. Что же это? С кем-нибудь посторонним поговорить она не могла, поскольку все время находилась рядом с женихом. Может быть, она кого-то встретила? Если так, это должен был быть кто-то из Америки, так как в этой стране она пробыла слишком мало и вряд ли успела попасть под чье-нибудь влияние настолько, чтобы один вид этого человека мог заставить ее изменить столь кардинально свои планы. Как видите, методом исключения мы уже выяснили, что она повстречала американца. Далее, что же это за американец и почему он имеет такую власть над ней? Это мог быть любовник или муж. Я знал, что юность ее прошла в необычных и даже суровых условиях. Следующий шаг мне помог сделать рассказ лорда Сент-Саймона. Когда он поведал о мужчине в церкви, о внезапной перемене настроения невесты, о столь примитивном способе передачи записки, как оброненный букет, о перешептывании с горничной и, что очень важно, об упоминании «прыжка через голову» (что в среде старателей обозначает завладеть чем-то, на что уже имеет право другой человек), мне все стало совершенно ясно. Она сбежала к другому мужчине, любовнику или бывшему мужу. Я больше склонялся ко второму варианту.
– А как вам все-таки удалось их найти?
– С этим могли возникнуть трудности, но, к счастью, Лестрейд снабдил меня информацией, ценности которой сам так и не понял. Да, то, что на записке стояли инициалы, разумеется, было очень важно. Но еще более важным было то, что нам стало известно, что этот человек не более семи дней назад оплатил счет в одной из самых фешенебельных гостиниц Лондона.
– А как вы узнали, что это была фешенебельная гостиница?
– По ценам. Брать восемь шиллингов за номер и восемь пенсов за бокал хереса могут только в очень дорогих гостиницах. В Лондоне таких не так уж много. Во второй гостинице, в которую я зашел, на Нортумберленд-авеню, пролистав книгу записей, я узнал, что некий Фрэнсис Х. Маултон, американец, только вчера выехал из своего номера. А сверив записи, стоящие напротив его имени, я удостоверился, что они полностью совпадают с пунктами, которые я видел на копии счета, обнаруженного в кармане свадебного платья. В гостинице он оставил указания пересылать пришедшие на его имя письма на адрес Гордон-сквер, 226. Туда я и направился, и мне повезло застать обоих влюбленных дома. Я взял на себя смелость выступить в роли советчика и сумел убедить их, что для их же блага им лучше перестать прятаться и в первую очередь рассказать обо всем лорду Сент-Саймону. Я предложил им встретиться с ним здесь, потом пригласил и самого лорда.
– Хотя из их встречи ничего хорошего не вышло, – заметил я. – Вообще он был не очень-то любезен.
– Ах, Ватсон, – улыбнулся Холмс, – возможно, вы бы и сами забыли о любезности, если бы после бесконечных хлопот, связанных с ухаживанием и свадьбой, лишились вдруг и жены, и состояния. Я думаю, что нам нельзя судить лорда Сент-Саймона слишком строго. Хорошо, что мы с вами вряд ли когда-либо попадем в подобную переделку. Придвигайте кресло ближе и подайте мою скрипку, потому что теперь нам осталось решить лишь одну задачу – чем занять эти долгие холодные осенние вечера.
