я хочу отпраздновать возвращение. Третий, четвертый. А после и пошло по деревне.
Каждый, кто гулял у фронтовиков, стал отгащивать — приглашать к себе, приглашать всех подряд, не только тех, кто его приглашал. В будние дни сабантуи не собирали, в праздники или с субботы на воскресенье. Не один двор не обойдут гулянием. Всякий хозяин старается из последних сил, зиму будет сидеть без мяса, других припасов, но — сабантуй устроит. Иначе со стыда сгорят. Мы, ребятишки, узнавали о гуляниях в школе.
— А у нас завтра сабантуй, — скажет кто-нибудь. — Мамка стряпню заводит. Я открыл квашню, понюхал тесто — пахнет вкусно. Приходи, поглядишь пляски.
Гуляли и у нас ежегодно, почему-то всегда по теплу уже, в марте-апреле. И не по праздникам, а в обычные воскресенья. Мать скажет:
— Праздник сам по себе хорош, отгуляем в воскресенье, ничего. Не мешайтесь под ногами, без вас хлопот хватает. Отгостим, вся стряпня вам достанется.
Я и братья не шибко-то любили эти самые сабантуи — они отнимали сразу половину продуктов, приготовленных на зиму. Хорошо, что родители собирали застолье весной, когда ждешь уже тепла, лето и не так думаешь о еде. Но все равно я считал, что можно было бы обойтись без гулянок, просто отмечая праздники. Но родителей наших с уважением приглашали в каждый двор, они никогда не обижали хозяев, не отказывались от приглашения, шли, а потом в определенное время, удобное для себя, с таким же уважением старались отгостить. Приглашения пропускали редко, если уж болел кто-то или по какой другой важной для приглашенного причине.
К сабантуям начинали готовиться загодя, заводили наперед выпивку, побольше да покрепче, каждый двор старался побить один другого угощением. Мать пересматривала запасы, планируя, сколько чего надобно взять. В такие дни работы мне и братьям прибавлялось, нужно было посмотреть и в избе, и на дворе, а на дворе всегда было полно дел всяких.
Нам больше нравилось, когда приглашали родителей и они уходили, а мы оставались одни, ожидая, принесет ли мать постряпушек и что принесет. Так уж повелось: хозяйка, у кого гуляли, видя, что гости начинают расходиться, предлагала бабам для ребятишек что-то из стряпни. Никто не отказывался взять, брали так, чтобы каждому из детей досталось хотя бы по пирогу или шаньге. И наша мать так же делала — совала бабам в карманы фуфаек и жакеток стряпню, обижаясь, если те вдруг отказывались взять. Ребятишек в любой семье полно, полуголодные постоянно.
Лежишь на печи, ждешь. Вот девять часов, десять, начало одиннадцатого. Иногда родители возвращались к полуночи. Братья спят, в избе тихо, фитиль лампы прикручен, свет падает на потолок, на стены, слабо освещая стол и широкую скамью. По углам темнота, темень за окнами, немного боязно — и спать совсем уже неохота. Обычно я слышал, как подходили родители к избе, голоса их. Одни они никогда не возвращались, шли с кем-нибудь из своего края, шли с песней. Услышав, как родители всходили на крыльцо, я соскакивал с печи, спеша открыть дверь. Пол в сенях ледяной, а я снова не обулся. Прыгаю с ноги на ногу. Ух ты! Ну и холодина!
— Спите? — спрашивает мать, входя первая. — Помоги раздеться отцу.
Иногда отец был сильно выпивши, иногда самую малость, для настроения.
— Сам разденусь, — говорил он, — чего тут. Валенок вот только, милок, поставь на плиту. Костыли положи под кровать, чтоб не мешали. Вот и все.
Сняв солдатскую форму свою, укладывался под дерюгу и сразу засыпал. Мать, оставив узелок с гостинцами на столе, раздевалась в горнице. Я развязывал узелок, там бывало шесть постряпушек, каждому по одной. И на годовалого. Мать уже сейчас приучает его к взрослой пище, соски хлебные дает. Я подхожу к окну, оно густо заснежено, и ничего не увидать, что делается на дворе. Слышно было, как шумит ветер, наметая снег.
— Возьми себе, — говорит мать, кивая на постряпушки, — остальные им. Утром встанут, обрадуются. Три пирога с творогом, три с яйцами и луком. Какой?
— Я не хочу сейчас, мам, — отказываюсь я, — завтра вместе со всеми съем. Кто с чем захочет, тот и выберет. Или ты сама нам разделишь, чтоб без обиды.
И я взбирался обратно на печь. Мать сложила стряпню на тарелку, поставила в шкап, за занавеску. Мать еще некоторое время сидит за столом, под висевшей на стене лампой, расчесывает на ночь волосы. Чешет медленно, раздумчиво. Чувствуется, что она в мыслях сейчас спокойных.
— Хороший сабантуй был у Панкиных, — говорит мать, как бы для себя. — Веселый. Пели много, плясали. Две гармошки было. Без шума обошлось, слава богу. Прошлый-то раз у Фатеевых передрались мужики насмерть. Вот уж лихота, как сцепятся на гулянках. Ни стыда ни совести. Глаза б не глядели.
Бывает, мужики скандалят на сабантуях. Прицепится один к другому из-за ерунды какой-нибудь — и до драки. А то начнут прошлое воспоминать, войну. Один кричит:
— Я воевал, а ты тут бабами командовал! Нажрал шею за бабьими спинами! Нажрал морду, боров! За юбки бабьи хватался! Зна-ем!
Мать не любит скандалов, да и кто их любит. У нас несколько раз собирались, а ничего, держались мужики молодцами. Удавались гулянки. Скандалистов позже настыдят бабы, так они стихают, глаза прячут — стыдно самим.
Нас, ребятишек, родители не пускали на сабантуи, но в двух-трех избах побывал я все же, посмотрел. Ежели у товарища твоего родители затевают сабантуй, то можно пойти, залезть на печь и наблюдать оттуда. Взрослые сердятся, когда в такое время ты крутишься подле, попадаешь на глаза, а тихонечко если — ничего, можно. Шурка ко мне приходил поглядеть, как у нас все гуляют, а я к ним ходил несколько раз. Еще к одному приятелю.
Все сабантуи, у кого бы ни гуляли, похожи один на другой. В избе прибрано, расставлены столы и скамейки, взятые у соседей. На стенах три-четыре лампы, тоже от соседей. На столах выпивка, закуска. Тарелки, стаканы, вилки-ложки хозяйка собирала до завтра по ближним дворам. Часу в седьмом примерно начинают сходиться гости. Здороваются, хоть и виделись уже, раздеваются, складывают одежду на кровать, стоят некоторое время возле двери, за общим разговором. Вот собрались все или почти все, хозяева приглашают гостей за стол, те рассаживаются, где кому глянется, хозяева поднимают первые стопки, обходя вокруг стола, чокаясь со всеми. Гости выпивают, начинают закусывать. Хозяева просят не стесняться, а никто и не стесняется. Разговоры громче, затевают песни. Поют, выбираются из-за столов на круг, пляшут, выходят на двор освежиться, снова садятся за столы, выпить-закусить. И так весь вечер напролет. До полуночи,
