Девятнадцать рейнджеров своими ногами вышли из той битвы. Еще троих в тяжелом состоянии отправили в тыл, двое из них выжили, но встать в строй они больше не смогут и поэтому вернутся домой. Также есть еще двое, можно сказать, забытых рейнджеров, тех, кого я отправил в тыл с тяжелыми ранениями во время битвы за Бобруйск. Один из них поправился и вернулся в строй. Итого первый взвод первой роты первого батальона рейнджеров имеет в составе двадцать одного солдата… Брок, Ривз, Коулмэн и многие другие рейнджеры, пошедшие за мной к почти незримой, ускользающей цели, – погибли. И мне горько сознавать это. Но те, кто выжил, – рядом и готовы вновь идти за мной.
Вечером того же дня, во время ужина, мы помянули всех погибших и порешили, что следующий день станет шагом вперед в нашей жизни. И теперь нам предстоит работать еще усерднее, дабы смерть не могла до нас добраться…
Потом все пошло как по маслу! Вместе с опытными сержантами-рейнджерами Кингом, Пайсом и Кейвом мы быстро и продуктивно справились с организацией обучения, и уже через день все волнения и трудности как рукой сняло. Новобранцы усердно тренируются и изучают новые военные науки, бывалые бойцы им помогают. Опыт – серьезная штука, с которой сложно спорить. Иногда теория сильно проигрывает опыту. Подтверждением тому стали вечерние посиделки рейнджеров, на которых не утихали обсуждения тех или иных аспектов их знаний. Что-то переоценивалось и становилось на новый, качественно иной уровень, что-то отбрасывалось за полной ненадобностью или даже вредностью, а что-то даже улучшалось или вовсе – рождалось заново. Придуманные вечером тактические приемы на следующее утро уже проходили первичную «обкатку» на полигоне. В один прекрасный день к нам присоединились и советские коллеги – Аверьянов, Сиротинин и мой брат.
После нашего серьезного разговора Леха сильно радовал – с водочкой дружить перестал и депрессию придушил. Одним словом – человеком опять сделался. Ну, дык, ему пообещали, что на фронт он попадет вместе со взводом, которым руководит на данный момент. А мне пришлось сильно попотеть, вынося мозги Дерби и Карпову, убеждая их, что так будет лучше всем: и мне на душе спокойнее, и за остальных попаданцев можно не бояться. С этого всем одни плюсы будут! Короче – убедил отцов-командиров, и они согласились.
Так вот, возвращаясь к теме, собрались мы вечером сокращенным составом – я, Кинг, Кейв, Пайс, Хорнер, Джампер и Гэтри и трое товарищей-энкавэдэшников. Местом для совещаний выбрали столовую. Рассевшись на длинных скамейках, приступили к обсуждению насущных проблем. И первым взял слово Гэтри, заведя разговор о проблемах вооружения, которые, по его мнению, имели место быть:
– Про боевые характеристики говорить не будем. Все, что имеется у нас на вооружении, проверено в боях и сомнению не подвергается. Я обратил внимание на иной аспект – на удобность оружия. – Вечерние беседы мы вели без «сэрканий» и уставщины. Все равны. – О винтовках скажу одно – рейнджерам нужны более короткие винтовки. Эргономика у «джонсонов» и СВС – великолепная, но вес и длина – удручают. Рейнджеры в условиях городского боя и боя на открытой местности преимущественно сражаются на коротких и средних дистанциях, в основном огонь по противнику ведется из засад. Скоротечный огневой контакт и отход. Перестрелки на дальних дистанциях сводятся к уничтожению противника огнем снайперов или массированным огнем пулеметов. Поэтому считаю, что лучше пожертвовать дальнобойностью винтовок и получить их большую мобильность. – И на меня смотрит. Я киваю, соглашаясь с его доводами. Хорошо боец размышляет, основательно. – К автоматическому оружию. Ручной пулемет Джонсона, пулемет Дегтярева со специальным модулем для ленточного питания и пистолет-пулемет Томпсона не доставляют никаких проблем при обращении с ними. У этих экземпляров удобные пистолетные рукоятки и приклады, и они правильно расположены на оружии для достижения максимального комфорта при удержании в руках и ведении боя. – За инженером закрепилось прозвище – «Smart», что с аглицкой мовы переводится как «Умный». Ни о каком презрении речи не идет. Прозвище заработано инженером исключительно за заслуги. Ведь Гэтри окончил Массачусетский технологический институт по направлению «инженерное дело». Но ум умом, а словечки он выкидывал иногда заковыристые. Как, впрочем, и любой технарь или гуманитарий с высшим образованием, по привычке использующий в речи всевозможные термины. – А вот у ППШ только приклад удобен. Больше ухватиться не за что, – пожал плечами Гэтри, всматриваясь в лица собеседников. – За деревянное цевье – держаться невозможно, за магазин – можно, но это не очень удобно и, по сути, эта идея не самая лучшая. Может перекосить патрон, а это чревато! Если держаться за цевье, то расстояние между точками хвата маленькое, и это доставляет неудобства. К примеру, в те моменты, когда нужно быть готовым открыть огонь в любую секунду, пытаться держаться за цевье и приклад автомата – мучение! Если бы у ППШ было цевье на кожухе ствола, подобно тому как это было на ППД, клянусь, я бы выбрал этот автомат в качестве личного оружия, – с легким огорчением произнес инженер. – А вообще кто-то говорит, что ему по нраву «гангстерская» рукоятка у томмигана, или он бы сделал приклад пулемета Джонсона короче и так далее… Вопросов удобства оружия для каждого отдельного бойца полно. Максимальная эффективность всех рейнджеров по отдельности требует эм… индивидуальной подгонки оружия. Или вот еще проблема. Мне о ней рядовой Кваху рассказал. При входе в подвал или иное темное помещение все рейнджеры сталкиваются с проблемой освещения. Штатные нагрудные фонарики TL122 приходится включать, убирая одну руку от оружия, и это может быть чревато. На Кваху, когда он спустился в подвал и отвлекся на включение фонарика, напал польский солдат. Лишь выучка спасла рейнджера, – серьезно и с чувством прояснил ситуацию инженер.
– Еще мысли? – Чувствую, что идеи у людей есть, и их надо услышать.
– А я был бы не прочь установить на пулемет Джонсона прицел с его же винтовки, – произнес капрал Джампер, привлекая внимание к себе.
– Мне пришлась по нраву ракетница «Дракон». Дробовые патроны и гранаты к этому компактному оружию – бесспорно отличная вещь. – Кинг, деловито рассевшись на скамье и подперев щеку рукой, лениво озвучил свое желание. – Только в бою стрелять из «Дракона» – одно мучение. Будучи отдельным оружием, ракетница годится для одного выстрела в горячке ближнего боя, и то если она была заряжена и крепко зажата у тебя в руках. На открытой местности еще куда ни шло, но в городе – ракетница мешает. Только лишний вес таскаешь. Уж лучше ручные гранаты или дробовик.
В голове появились некоторые мысли по поводу разрешения озвученных проблем. Но удовольствия от близости к ответу не было, и в основном из-за невозможности выдать на-гора готовое решение, продуманное не мной и в другом мире. Почему так уверенно говорю о невозможности? Да просто я пытался уже «придумать» тактический обвес со съемными рукоятками, прицелами, сошками и прочими приблудами военной техники, – но ничего не вышло. Одно разочарование. Сейчас надежда на местных людей: у них проблема, они ее видят, значит, и решение какое-нибудь будут искать…
– Comrades. I have an idea…[61] – Сергей, до этой секунды либо внимательно слушавший американских коллег и переводивший их слова Лехе и Коле, либо что-то черкавший карандашом в блокнотике, нарушил нависшую тишину. Аверьянов, сидевший рядом с братом, даже дернулся от неожиданности, когда все резко перевели взгляд на Сергея. – Мне кажется, я кое-что придумал. – Звенящее удовлетворение в голосе брата сильно настораживало. – Вот, взгляните. – На середину стола легла бумажка с каким-то чертежом.
– Что это? – Нависший над чертежом Кинг задумался.
Столпившись вокруг стола, бойцы засопели, внимательно вглядываясь в линии рисунка. А Сергей смотрит на меня и лыбится, словно карту пиратских сокровищ добыл. Чего он там такого начеркал?..