Вскоре все остальные постояльцы уже сидели за длинным деревянным столом рядом с Иоландой и то смеялись, то безутешно плакали над трагедией урагана, ужасами войны и той невероятной пустотой, что осталась после всех смертей. Жена хозяина время от времени отправляла дочерей спать, но уже через несколько минут девчонки вновь, босые, появлялись на кухне, жевали блинчики и с интересом принюхивались к рому. Тем временем Эрик, продолжая свою жизнеутверждающую деятельность, чем-то напоминавшую библейское сказание о рыбе и хлебах, ухитрился сделать так, что бокалы всю ночь оставались полными; кроме того, он лично испек на старой черной сковородке восемь партий блинов, подбрасывая их вверх так, что они описывали в воздухе мертвые петли. Он танцевал, пил, потел и, стоя у плиты, рассказывал периодически возникающим девочкам какие-то байки (где хозяин гостиницы взял топливо для того, чтобы растопить чудовищное устройство, понятия не имею, но, по-моему, как-то раз он оттащил на задний двор пару тумбочек и вернулся обратно уже с целой охапкой дров). Наконец, в шесть часов утра Эрик на цыпочках прошел над распростертыми на полу девочками, вытащил из-за стола сидевшую неестественно прямо Иоланду и под музыку «Святого Михаила-архангела» начал танцевать с ней, обмениваясь сомнительными шуточками и хохоча изо всех сил. Затем наступила моя очередь.
— Вставайте, Клеопатра! — наклонившись надо мной, сказал он. — Станцуйте со мной фокстрот, мой прекрасный синий чулок, моя принцесса, моя милая фурия, моя русалка…
— Должно быть, вы пьяны, — сурово сказала я.
— Совершенно пьян, — ответил он.
— Господи, ну давай же! — сказала Иоланда. — Она ведь так коротка.
— Кто она?
— Жизнь! — рявкнула Иоланда.
И мы начали танцевать. Обняв за талию, Эрик закружил меня в ритме мамбо. Он вертел меня так, что мои руки мотались из стороны в сторону, волосы развевались, а ботинки, казалось, вообще не прикасались к полу. Когда я откидывала голову, в глазах сверкали искры и я смеялась — впервые за последние восемь дней. Сначала я растерялась, но потом в моей душе без труда отыскались те взрывные нотки, которые как раз и составляют лучшую часть сальсы и рок-н-ролла. А когда он начал крутить меня так, как это делали в пятидесятые годы, я вдруг начала, запинаясь, выкрикивать полузабытые строчки песен; Эрик согнулся пополам от смеха, а остальные участники торжества наградили меня нестройными возгласами «Давай, давай!».
А потом музыка кончилась, я слышала только шум крови в висках и царапанье иглы по пластинке. Бросив возмущенный взгляд на проигрыватель, Эрик скривился.
— Вы однозначно лучшая из тех никуда не годных танцоров, с которыми я когда-либо имел удовольствие разгромить чужую кухню, моя решительная красавица! — воскликнул он, и я обнаружила, что мы стоим, крепко вцепившись друг в друга, земля вертится у нас под ногами, а окружающие предаются тому совершенно фантастическому пьянству, которое помогло нам на какое-то время избавиться от всех тяжелых мыслей.
Именно в этот момент я кое-что услышала.
— За леди, которая умерла, — сказал один из сидевших за столом жителей городка — красивый пожилой мужчина, уже выпивший большую часть рома и потому выговаривавший слова с предельным старанием.
Я услышала, как звякнули бокалы, и почувствовала запах налитого рома. Иоланда сидела во главе стола, словно королева, ее ковбойская шляпа была лихо сдвинута набок; услышав тост, она величественно кивнула, продолжая в такт музыке меланхолично водить пальцами по воздуху.
— Какую леди? — спросила я, вспомнив, что уже слышала об этом.
— Ту леди, которая умерла, парень, — сказал сосед.
— Ты хочешь сказать — «леди», — вмешался другой.
— Почему «леди»?
— Чего?
— Я сказал про ту леди, которая умерла.
— Ты сказал «тут одна леди умерла, парень», а надо было «тут одна леди умерла, леди», потому что эта девушка тоже леди.
— Ну да, я это и имел в виду. Леди, которая умерла.
— Леди?
— Леди.
— О чем вы, черт возьми, говорите? — не выдержала я.
— Этим североамериканским девушкам палец в рот не клади, — сказал кто-то.
Это был один из жителей городка, а может, и постоялец; внезапно понурив голову, он вдруг начал плакать. У остальных, в том числе и у хозяина, глаза тоже наполнились слезами, и все снова начали говорить об ущербе, который причинил ураган, о бессмысленности жизни и о том, что никто из исчезнувших больше не вернется.
— Кто-то умер, — скорбно заметила Иоланда.
— Не расстраивайте моих девочек, — попросила жена хозяина и подхватила троих дочерей с пола кухни, а четвертую — из гостиной. — Эта тема плохо сказывается на их эмоциональном состоянии.
— И на моем тоже, — сказал хозяин.
— Кто умер? — шепотом спросила я.
— Кто-то из местных? — громко спросил Эрик.
— Слава Богу, нет.
— Нехорошо так говорить.
— Это была североамериканка — как вы.
— Как я? — переспросила я.
— Ну, не совсем, — сказал один из постояльцев. — Она была темноволосая, латиноамериканского происхождения.
— Я тоже латиноамериканского происхождения.
— Она чуть больше похожа на латинос.
— Не венгерка? — спросил один из соседей.
— Да нет, кажется, мексиканка.
— Мексиканка из Америки? Или американка из Мексики?
— Мне кажется, она была учительницей или что-то в этом роде. Профессором. Кажется, она направлялась в лес или возвращалась оттуда.
— В любом случае бедной женщине сильно не повезло. Когда начался ураган, на нее упало дерево. А потом ее принесли сюда.
— Насколько я знаю, она в морге, мадам, — осторожно сказал мне красивый пожилой мужчина.
— Понятно, — сказала я, изо всех сил стараясь сохранить спокойствие.
— Это не Хуана, — сказала Иоланда. Глядя на меня немигающим взглядом, она страшным усилием воли пыталась протрезветь.
— Конечно, нет. — Мой голос звучал на удивление спокойно.
Я почувствовала, как Эрик взял меня за руку.
— Этого не может быть. Она не могла здесь умереть, — сказала я.
— Что творится с вашим лицом?
— С Хуаной все в порядке. Не беспокойся, Лола.
— Она что, собирается упасть в обморок?
— Нет. Она не собирается падать в обморок.
К несчастью, Лола была права. Я не упала в обморок и оставалась в ясном сознании.
Мужчины за столом вновь начали пить, я же стояла на месте и не знала, что предпринять.
Чтобы привести свои мысли в порядок, мне понадобилось некоторое время. Подойдя к одному из кресел, я молча упала в него.
Но когда я снова смогла говорить, то уже знала, что делать.
