— Хорошо бы, — вздохнула я.
Мы помолчали, глядя на отливающую ртутью воду и пробегающие мимо палатки.
— Когда ты после смерти отца написала мне ту записку, — снова начала Иоланда, — я ее порвала. В клочья. А потом вытащила из мусорного ведра и склеила.
— Это на тебя похоже, — сказала я.
— О да, но потом я все бросила в огонь!
— Это еще больше на тебя похоже.
Она стиснула мою руку, а потом дочь любовника моей матери положила голову мне на плечо. Что-то пробубнив, Эрик вдруг проснулся и попытался занять более приличествующую позу, но тут же опять уснул, оставив свою руку по-прежнему у меня под мышкой. Откинув голову назад, он захрапел.
Мимо бежала река, золотисто-коричневая и зелено-голубая — бежала под стук дождя, плеск волн и крики птиц. А потом она вдруг остановилась — точнее, остановился грузовик.
Какой-то солдат заметил, что, должно быть, сломался какой-то из грузовик, на что другой ответил, что у следующей за нами машины совсем лысые покрышки (в колонне осталось всего три грузовика, поскольку остальные по мере приближения к Флоресу разъезжались по местам назначения). Хотя усач упорно продолжал спать, некоторые военные встали с мест, а кое-кто даже спрыгнул на землю посмотреть, что случилось.
Я вытянула шею, чтобы получше разглядывать окружающую местность, но в действительности меня не особенно волновало, где именно мы находимся: я никак не могла отойти после чтения дневника.
И тут, снова посмотрев на Иоланду, я увидела, как она заглядывает мне через плечо. Оказывается, я опустила раскрытый мамин дневник, который до тех пор прижимала к груди, и теперь Иоланда могла читать записи.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
— Так почему же ты мне не скажешь, что там написано? — спросила она.
— Просто — нет! — И я захлопнула дневник. Я была готова обнимать и целовать Иоланду, просить у нее прощения, но не собиралась посвящать ее в позорящие моего отца тайны матери.
— Нравится это тебе или нет, но я кое-что прочла, — сказала она. — Кое-что… это было написано обо мне? По-моему, я увидела там свое имя. Ну дай посмотреть! Я никому не скажу.
— Давай поговорим о старых временах, — пытаясь застегнуть дневник, сказала я. — Я только его уберу.
— Что происходит? — спросил проснувшийся Эрик — мой локоть попал ему в бок.
Иоланда попыталась вырвать у меня записную книжку, но я держала ее крепко.
— Не делай этого!
— Я просто шучу, — со смехом сказала она.
Встав, я посмотрела за борт грузовика; там была достаточно твердая почва, глубина воды составляла всего сантиметров двадцать. Впереди, чуть в стороне от дороги, стояли деревья, образуя небольшую рощицу. Чуть ниже застыл сломанный грузовик, у него было снято одно колесо. Вокруг толпились солдаты, лениво обсуждавшие, что делать, либо со скучающим видом болтавшие сапогами по воде.
— Мне нужно немного побыть одной. — И я выпрыгнула из машины с сумкой в руках.
Сдвинув шляпу на затылок, Иоланда последовала за мной; следом тяжело плюхнулся Эрик.
И тут я заметила, что усатый тоже выскочил из грузовика. Как и стриженный скобкой.
— Ты ведешь себя глупо, — слегка нахмурившись, сказала Иоланда. — Ты ведь не пытаешься что-то от меня скрыть? Пожалуйста, скажи мне, — ее голос стал тверже, — что это не так.
Не отрывая от меня глаз, Иоланда вдруг одним быстрым движением толкнула меня и вырвала дневник.
— Просто хочу поставить тебя на место, — сказала она. — Я ведь только что рассказала тебе о своих чувствах. А я никогда этого не делаю. Не заставляй меня об этом пожалеть.
— Отдай мне его, Иоланда, — как можно спокойнее попросила я. — Я не могу тебе позволить это прочесть — я сама не должна была это читать.
— Почему? Что там такое написано?
— Это просто… мамины… личные… А-а-а! — Повысив голос, я рванулась за дневником, но Иоланда подняла его над головой; кто-то из военных предложил мне угомониться.
Я снова посмотрела на обступившую грузовик группу солдат. Среди них был крупный, широкоплечий военный, который медленно поворачивался в нашу сторону. Когда он повернулся к нам лицом, я увидела знакомый шрам и слезящиеся глаза.
Именно он доставил нам столько неприятностей в баре «У Педро Лопеса».
Но теперь-то он так не поступит! Он же был пьян, не так ли?
Взглянув на человека со шрамом, Иоланда замерла на месте.
Вырвав у нее дневник, я засунула его в мамин рюкзак.
— Ваша возня выглядела довольно странно, — все еще сонным голосом заметил Эрик.
Тем временем мы с Иоландой сосредоточили свое внимание на усатом. Искоса взглянув на нас, тот подошел к человеку со шрамом и начал ему что-то резко выговаривать. Стоявший рядом военный со стрижкой скобкой явно занервничал.
Отвернувшись от своего коллеги, усатый твердой походкой направился в нашу сторону. За ним следовал тип со шрамом. Шествие замыкал тот, стриженый.
Мы с Иоландой отпрянули друг от друга и попятились.
— Он обещал не причинять нам зла, — сказала я. — Они выполняют гуманитарную миссию.
Повернувшись, Эрик увидел приближающихся военных.
— Подождите минутку, — попросил он.
— Все в порядке, — сказала я.
— Чего же он хочет — что, снова собирается меня бить? Это невозможно, здесь всюду военные. Они ему этого не позволят.
— Он обещал… — повторила я.
Иоланда не отрывала глаз от усатого военного, который медленно приближался к нам, поигрывая свисавшим у него с пояса небольшим ножом.
— Обманул, — сказала Иоланда.
— Нет.
— Да, обманул. Он хочет нас прибить.
Она повернулась и быстро пошла к деревьям.
Следом рысцой припустился Эрик.
— Иоланда, постойте! — крикнула я.
Она обернулась; на совершенно белом лице ярко горели зеленые глаза.
— Бегите! — крикнула она.
— Что?
— Беги, черт возьми! Я знаю, что говорю!
Повернувшись, она скользнула под темный полог красных деревьев.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ
Мелькнув среди зелени, черная шляпа Иоланды исчезла в зарослях. Ускорив шаг, трое военных бросились за ней.
Я устремилась в рощу, Эрик за мной.
Сзади слышался топот наших преследователей.
— Иоланда! Иоланда!
Мы быстро оказались в чаще. Солнечный свет с трудом пробивался сквозь густые листья и тучи насекомых, пожиравших благоухающий воздух. Пока кое-как пробирались по болоту, Иоланда сделала рывок и почти растворилась в густой тени. Поросшие мхом, покрытые цветами влажные деревья тянули ко мне ветви, а их воздушные корни цеплялись за ноги и пытались вырвать у меня тяжелую мамину сумку. Тем не менее мы бежали уже довольно долго и далеко ушли отстоявших на шоссе грузовиков. Сзади тяжело дышал Эрик, бормоча что-то неодобрительное по поводу женщин, а еще дальше слышались голоса военных. Стриженный скобкой что-то крикнул, голос его звучал испуганно. Усатый в ответ рявкнул, чтобы тот заткнулся. Человек со шрамом хранил молчание.
