2. Переправиться через реку Кубань около станицы Елизаветинская в 18-ти километрах от Екатеринодара.
3. Взять Екатеринодар.
Романовский осмелился возразить:
— Но, Лавр Георгиевич, вы ведь понимаете, что со стороны Елизаветинской нет ни одного моста, есть только небольшой паром…
— Именно! Это место, где красные нас будут ждать в последнюю очередь!
События нескольких следующих дней доказали правоту Корнилова. Красные, оборонявшие дорогу на юг, были разбиты 5 и 6 апреля. Никто не ждал белых на левом берегу Кубани. Они переправились через реку на двух паромах и рыбачьих барках. Несмотря на то, что переправа была долгой — 48 часов, — никто ей не помешал. 12 апреля под городом загремели крики «Ура!» и песни, но они не могли компенсировать недостаток снарядов и патронов, и потери добровольцев были столь значительны, что они начали подумывать об отступлении. Корнилов не хотел об этом и слышать. Он выбрал для своей Ставки молочную ферму, расположенную на холме и захваченную в тяжелом бою в первый же день. Богаевский забеспокоился:
— Но этот белый дом на вершине холма — прекрасная мишень…
Главнокомандующий оборвал его:
— Я приказываю оставаться здесь! Считаю этот дом прекрасным наблюдательным пунктом. Из окна комнаты виден весь Екатеринодар! Отсюда я буду наблюдать за наступлением нашей армии.
Но вечером 12 апреля продвижение застопорилось. На ферму принесли убитого Неженцева, близкого друга Корнилова, командующего ударным полком. Кутепов заменил его, став во главе… 78 бойцов. Осталось 1200 боеспособных добровольцев в 1-й бригаде, 600 — во 2-й. Кавалерия Эрдели почти не пострадала, но что она могла сделать, когда бои шли на улицах?
В тесной комнатке, выходящей окнами на Екатеринодар, собрался военный совет. Кто сидел на скамье, кто на нарах, большинство просто на постеленной на пол соломе. Две маленькие свечи освещали лица присутствующих — Богаевского, Маркова, Эрдели, атамана Филимонова, Алексеева, с каждым днем теряющего силы в борьбе с болезнью, и выздоровевшего наконец Деникина. Романовский зачитал рапорт и с мрачным видом подвел грустный итог сложившейся ситуации. К всеобщему удивлению, Корнилов заявил не допускающим возражения тоном:
— Завтра мы атакуем и возьмем Екатеринодар.
Никто не нашелся сказать что-либо в ответ. Один Алексеев возразил:
— По моему мнению, нам нужно подождать день или два и дать бойцам отдохнуть, собраться с силами. Они больше не могут…
На этот раз главнокомандующий уступил:
— Хорошо… согласен. Господа, наступление на город начнется послезавтра, на рассвете.
Совещание закончилось, и Деникин задержался, оставшись один на одни с Корниловым.
— Лавр Георгиевич, наши разведчики доносят, что численность противника составляет, по меньшей мере, 18.000 человек! Вы знаете, что у них 14 или 15 пушек, три бронепоезда, боеприпасов и резервов предостаточно… Наша атака обречена на провал. Почему вы на этом настаиваете?
— Потому что не существует другого решения, Антон Иванович. Если мы не возьмем Екатеринодар, я пущу себе пулю в лоб.
— Вы не имеете права! Тысячи людей верят в вас! Почему не оторваться от противника сейчас? Послезавтра в случае провала никакое отступление будет невозможно.
— Вы сделаете его возможным, Антон Иванович.
Деникин, потрясенный, покинул комнату. После бессонной ночи он вышел из небольшой клетушки, которую занимал на ферме. Начинался рассвет — наступало 13 апреля. Он подошел к берегу Кубани. Ровное течение воды то и дело нарушалось разрывами снарядов. Концентрические круги медленно расходились. Богаевский сказал правду: белая ферма — слишком соблазнительная мишень… Недалеко разорвался снаряд, затем другой… Чьи-то шаги. Подбежал Доменский, один из двух помощников главнокомандующего:
— Ваше превосходительство!.. Генерал Корнилов…
Он не мог вымолвить больше ни слова. Деникин понял. На лицах людей, несущих носилки, читалась полная растерянность. Санитар объяснил:
— Его принесли сюда в укрытие… Снаряд пробил стену и разорвался в комнате… Бедро… Голова…
Врач склонился над ним, приподнял веки умирающего, который уже едва дышал:
— Он отходит.
Последний вздох, все кончено.
Деникин встал на колени, поцеловал холодеющую руку. Романовский зарыдал. Овладев собой, он неуверенно обратился к Деникину:
— Антон Иванович, вы принимаете командование армией? — Да.
Один офицер протянул бумагу, другой нашел карандаш. На каменной скамье Деникин быстро написал короткий рапорт оставшемуся в Елизаветинской генералу Алексееву: «Пишу отчет. В 7 ч 20 мин генерал Корнилов был смертельно ранен в здании штаба, через десять минут он умер. Я временно принял командование Добровольческой армией. 31 марта (13 апреля), 7 ч 30 мин. № 75. Генерал-лейтенант Деникин».
Слово «временно» оставляло за Алексеевым, единственным на данный момент главой армии, право самому назначить преемника Корнилова. Приехав на ферму тремя-четырьмя часами позже, стареющий командующий обратился к Деникину:
— Я надеюсь, Антон Иванович, что вы примете это тяжкое наследие.
— Даже если у нас останется лишь одно отделение, Ваше превосходительство, мой долг оставаться с ним.
— Да поможет вам Господь!
Помощь Бога была бы, действительно, очень даже нелишней. В отличие от погибшего главнокомандующего, все понимали тщетность новой попытки атаковать большой город с востока. Переправляться через реку с юга на двух паромах — также чистое безумие. На западе простиралось море, и к нему армию легко прижать. На севере дорогу преграждали железнодорожные пути. Но что делать? Идти нужно именно на север. Деникин чувствовал, что ему самому надо разобраться и решить очень важную проблему — понять, испытывает ли армия, и прежде всего командиры, преданные Корнилову, доверие к тому, кто заменил его. Марков, Кутепов, Эрдели, Богаевский могли оказаться ценными посредниками. Они знали и ценили Деникина и, конечно, поддержали бы его. Несколько офицеров, узнав о смерти главнокомандующего, дезертировали или покончили с собой, однако все остальные заявили о своей готовности… продолжать борьбу.
Спустилась ночь, несколько частей симулировали наступление, сама же армия отступила. После сорокавосьмичасового перехода и остановка, и отдых стали жизненно необходимы. Вечером 15 апреля Деникин решил задержаться в Гначбау, одной из «немецких колоний», основанных Екатериной II. Тайно похоронили в поле Корнилова и его друга Неженцева. Вскоре стало ясно, что враг выследил добровольцев и преследует их по пятам. Красные штурмуют Гначбау, дошедшие до полного изнурения осажденные отбиваются из последних сил. К счастью, наступает ночь, бойцы на позициях слышат, как красные переговариваются между собой:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
