– Куда ты поедешь? Давай поболтаем. А спать не хочешь? Отоспись, потом поедешь.
– Нет, – сказала она, – нет… спасибо, ты ведь почти и не знаешь меня.
– Нет, я помню тебя.
Они стали смотреть на «фруктовую» картину над столом.
– Жалко, нет у тебя лимона, – сказала она. – Вот на картине он есть.
– Да, – сказал Гога. – Я долго разглядывал все фрукты, вот это лимон, это яблоко, а вот это что, не пойму?
Оба они стали вглядываться.
– Да, я тоже что-то не пойму. Похоже на молодую картошку, но и не похоже тоже… Брак, наверно. – И тут она оживилась. – А что ты, скажи, подумал про меня, когда я пришла с Господином, думал, кто я, я ведь не кололась… Помнишь, когда мы в первый раз познакомились? Ты мне еще сказал, где я вас мог видеть?
– Представь, – он закурил, – у меня… короче, было плохо, ничего такого не подумал.
– Понравилась я тебе или нет? Он пожал плечами.
– Сколько же ты должен работать для лекарства?
– Я ни дня в своей жизни не работал! – гордо сказал он. – И никогда не буду работать!
– Это что, у тебя протест? – удивилась она, не понимая специфику данного заявления.
Он стал стелить чистую постель. Лег к стене. Она на самом-самом краешке. Оба не раздевались. Закаркали вороны – утро. Встала. Оделась. Он очнулся.
– Ты что, уходишь?
– Да, – прошептала она.
– Ты ненормальная, – сказал он, тяжело вставая.
– Да…
– Мы так и не поговорили с тобой, про Новую Богиню, чем ты там занимаешься, что думаешь, а?
Он пошел за ней, провожая ее.
Вор в законе, седой здоровый мужчина, шевельнулся на широкой приподнятой лежанке и сказал:
– Слышь, не нужна тебе одна вещица?
– Какая? – спросила Рита.
Тот, не вставая, достал из кармана носовой платок, развинтил его и поднес к их глазам золотую брошку, но чудовищную по своему содержанию: какой-то мышонок с глазами-изумрудами и тельцем, покрытым серой эмалью и вкраплениями бриллиантов!
– Бриллианты, вещь тяжелая, из золота, вещь штучная! Такой второй в мире нет! Если ты хочешь себе, тебе отдам дешевле.
– Жалко, – сказала Рита, – столько бриллиантов потрачено на это…
– Не, ей не надо, видно, – сказал Гога. – Ты спи, Семеныч.
Тот спрятал опять в карман платок, не меняя статичной позы на спине, нога на ноге, в начищенных стариковских сапогах, руки на свитерном животе.
– А цепочки принести, посмотришь? – спросил он.
– Спасибо, – сказала Рита, а уже в коридоре прибавила: – Такой старый и тоже колется, да?
Когда она уже вышла за дверь, Гога в щель ей сказал:
– Представь, каково мне было тяжело лежать рядом с тобой и не прикасаться к тебе? – Он засмеялся.
Она вспомнила и достала из сумки пакет:
– Забыла, я принесла тебе рубашку, новая совсем. Хотела подкупить тебя, чтобы пустил. А ты так пустил.
– Спасибо, – сказал Гога, стесняясь, взял пакет, не разворачивая его. – Резко мне нельзя бросать, можно умереть.
– Боишься умереть, да?
– Я еще молодой. Хочу еще хорошо пожить. Что сказать этому парню? – вспомнил он.
– Что я ждала его, ждала…
На остановке остановилась, ожидая автобуса. Рядом стоял ребенок, непонятно какого пола, с женщиной. Он вдруг ни с того ни с сего плюнул Рите на пальто. Рита отошла, тогда ребенок напрягся и опять, стараясь попасть на расстоянии, плюнул в нее. Женщина стояла, отвернувшись, трагически курила и смотрела вдаль. Рита пошла по дороге. Ребенок смотрел ей вслед.
Через пять минут после ее возвращения домой – звонок в дверь. На пороге стояла Рива, почему-то в мокрой шубе и блестящем Ритином концертном платье, которое ей велико и волочится отдельно и помимо… Лицо смертельно усталое. Она прошла в комнату, сначала кинула на нее Ритин пистолет (Рита вскрикивает, схватив пистолет), скинула шубу.
– Он не поймал пулю телом, – сказала Рива.
– Пуля такая маленькая, – заговорила Рита, ощупывая пистолет, – мир огромен, ее, конечно, унесло вбок от этого урода. Но ты же плохо видишь, как ты могла пойти без меня?!!
Рива: Я попала… в эту… как ее, в визитку его! Рита: О Боже, куда?
Рива: В визитку его, ну, помнишь, в такую дурацкую сумочку, которую он все время крутил на руке. С документами.
Рита: А-ах!..
Рива: …Я не стала его убивать. Я дала выстрел поверх его головы. Давай подожжем его хозяйство, я знаю, где стоит его свиноферма.
Рита: У него – свиноферма?!!
Рива: Я пришла к нему домой. Села за стол. А в соседней комнате у него, оказывается, жена! А он берет трусы с батареи и вытирает ими стол передо мной и говорит: «Чистые! Чистые!..»
Рива замолчала, повернулась спиной – все платье сзади у нее было в крови.
Рита опять вскрикнула.
Рива (повернувшись в профиль и скосив на нее темные глаза, сказала страшным голосом, как Медея): Я продала все нательные драгоценности… мамино кольцо… и убила его ребенка.
Рита поет в ресторане. Двери раскрыты на улицу – видно, еще яркий день.
Мимо медленно проехал трамвай.
Рива сидит за столиком у сцены и оглядывает зал. В зале сидит компания людей: несколько полных женщин и немолодых мужчин – видно, что все сослуживцы.
Рита {обращаясь с заказанным поздравлением, видно, что она сочиняет на ходу – и ее вдохновенно несет): Поздравляем с днем рождения и веселою порой. Будь весела, будь счастлива, оставайся молодой, энергичной, симпатичной, никогда не будь седой, улыбайся больше людям, не поддавайся никаким тревогам, мукам, пусть пройдет все стороной, не омрачит твой день рождения неприятностью и скукой.
Рита: Предупреждающая песня! (И запела про «гранитный камушек в груди» – за столом женщины притихли.)
Рива смотрит на неприятную даму, всю в бриллиантах. Та встает и выходит на улицу.
Рива выходит за ней.
Рита со сцены возобновила поздравления, глядя в маленькую записку.
Рита: Валентину Пантелеймоновичу Попову, бодрому, энергичному, высокому, симпатичному, организатору отличному. (Вздох.) Посвящается лично вам! Прошли года, промчалась юность, прошла и зрелость навсегда, лишь серебром виски покрылись, и… вся седая голова! Но жизнь по-прежнему прекрасна! И вспомните вы иногда… Как был молод, как был красив, как жаждал в жизни все успеть, и так всегда вы торопились в работе, в жизни и в заботе и часто мучился зазря… Вы не жалейте о всем прошедшем, вы жизнь прожили совсем не зря! Вы – энергичный, сильный, стойкий, так и остались. Таким уж мать вас родила!
Заиграла музыка. Стала отбивать какой-то непонятный ритм каблуками, потом вдруг в микрофон пояснила:
– Это я передаю азбукой Морзе сведения своему любимому: «Забери меня отсюда! Забери меня отсюда!»
Женщины зааплодировали. Рита запела. С Ривой у бара заговорил мужчина.
Рита ждала Риву у дома под фонарем. Рива возвращалась с каким-то полноватым мужчиной, который увидел странную женщину с ярко-красным месивом вместо лица. То есть лицо Риты было покрыто какой-то жижей. Он остановился метрах в десяти и дальше не пошел. Качающаяся близорукая Рива пошла, улыбаясь, одна.
– Смотри, что ты сделала со мной, – сказала Рита, когда подружка приблизилась вплотную. – Где ты была? Я была совсем одна!
Та, пошатнувшись, тронула ее пальцем и лизнула красную жижу на лице.
– Это не кровь, это клубника! – сказала Рива.
– Да… но где ты была? Где ты была? Это же не он, а кто-то другой?
Рива повернулась, чтобы позвать мужчину, но тот пропал.
Рива: Пришлось выпить с ним. Ты не понимаешь, я старалась ради нас. Я подбивала его ограбить ту «буфетчицу» в бриллиантах, за которой я вышла тогда.
ОТСТУПЛЕНИЕ 4 Условная тюрьма, условная решетка
Михаил (говорит отцу через решетку): Георгий умер. Сергея приговорили к двенадцати годам, еще один пропал, скрывается или убили его?.. Еще один сделался такой странный, думаю, с ума сошел после одного события… Мне кажется, у меня не осталось ни одного друга, я совсем один. Я не знаю, как мне жить в нормальном мире. Ты не бойся, я знаю, какие законы в тюрьме, а как жить на свободе – не понимаю. А денег от тебя не хочу больше брать. Живи. Забудь меня. Прости меня. Я хочу уйти в тюрьму.
Господин: Ты больной, ты ненормальный, Михаил!
Михаил: Так получается. Не хочу бегать от своей судьбы. А, я точно знаю, что не проживу долго, да и не хочу я жить до старости! Прости меня, у меня такая усталость, можно, я пойду в камеру, скажи ему, что все, поговорил, пускай уведут. – Показывает на охранника.
Господин: Почему ты не попросил у меня денег?
Михаил: Я должен был заработать их сам. Я хотел убежать от всех с ней!.. Хотел жить счастливо. У меня ничего не вышло. Я не могу смотреть тебе в глаза. Ты очень любишь ее.
Господин молча вглядывается в сына.
Михаил: Я отнял ее у тебя. А ты… отнимаешь ее у меня. Я что-то решил. Не обижайся на меня.
Он зачарованно-тепло смотрел на отца.
Господин: Я все сделаю, как ты скажешь. Больше никогда не увижу ее! Клянусь тебе! Мы одна кровь!
