Я прочитал, ничего не понимая. Прочитал еще раз. Аленушка тяжело дышала, заглядывая в письмо:
«Компания по продаже домов и недвижимого имущества просит покорнейше уплатить задолженность за три месяца по очередным взносам за дом и внести последний взнос в тысячу долларов. Срок — неделя, до 15 июля 1960 года, иначе домик остается за фирмой, а вы будете выселены без возвращения прошлых взносов, как нарушившие и не выполнившие договор.
С почтением Р. Хартли, директор».
— Тысяча долларов! Где же их взять?
— Возможно, тут ошибка. С какой стати вдруг потребовали такие большие деньги? В чем дело, Аленушка?
Она пожала плечами.
— Ну, конечно, ошибка. Сейчас схожу в контору, и все выяснится.
— Ты хотя бы позавтракай.
Но яичница с ветчиной не лезла в горло. Я помчался в контору агентства компании. Старший клерк предупредительно усадил меня в массивное кресло. Все здесь было солидно, тяжеловесно и прочно. Прочитав письмо, клерк вынул из сейфа документы, касающиеся домика Аленушки. Показал договор. Такой же должен был храниться у Елены. Согласно ему ежемесячно уплачивалось по шестьдесят долларов вместо семидесяти. Остающиеся десять откладывались для уплаты последнего взноса. За пять лет накопилась тысяча долларов, которые надлежит немедленно уплатить. Просто и ясно. И мать Аленушки и Елена должны были об этом знать.
— Срок кончился, и теперь вы обязаны внести эти деньги. — Клерк выжидающе уставился на меня. — Таков закон. Иначе вам надлежит покинуть домик. Закуривайте. Это «Прекрасная Виргиния».
— Но почему? Ведь все взносы платились в срок. Аккуратно. Откуда эта тысяча? — все еще не понимая, переспросил я.
Клерк вновь принялся объяснять, что при покупке, при заключении контракта, скидывается пятнадцать долларов С каждого очередного взноса, то есть вместо пятидесяти пяти уплачивается сорок монет. Покупателю дается льгота с тем, чтобы последним взносом была полностью погашена задолженность. Он ссылался на какие-то параграфы и пункты обязательства. Я ничего не понял в этой казуистике. Отсутствующим взглядом смотрел на его очки на длинном носу, никак не соображая, откуда достану этот взнос.
— Что же делать? Где взять тысячу долларов?
— Выход только один, — невозмутимо повторял в десятый раз носатый клерк, — уплатить. Закон есть закон, и компания не даст отсрочки.
Он не договаривал того, что будет в случае неуплаты. Было ясно одно, если я не найду эти проклятые деньги, нас с Аленушкой выбросят на улицу. Придут с полицией и выставят на законном основании. Мысль эта сжигала меня. Не заходя домой, поплелся на работу.
По счастью, «Олимп» еще дымил у причала. Возможно, Петр Иванович укорил бы меня за опоздание, но мой убитый вид остановил его. Он только посмотрел, как я пробежал по сходням. Спустившись в кочегарку, я очистил топки от шлака и с яростью стал бросать уголь в пылавшую пасть котла, стараясь хоть немного забыться.
Тысяча долларов! Где же я найду их? Я вспомнил, как весной выгнали семью из соседнего домика. Трое малышей, мать и сам хозяин — механик с «Эдварса». Его уволили с судна. Денег не было даже на хлеб детям. И однажды, придя домой после бесплодных поисков работы, старый механик увидел семью на улице. Компания выселила семью за неуплату взносов. Недолго они ютились у нас, а потом, распродав свой жалкий скарб, уехали в Неваду к родственникам.
Я представил себе, как выселяют Аленушку, и это было так нестерпимо, что я едва сдерживал стон.
Оттащив неуклюжий танкер на ремонт в док, «Олимп», дымя и чадя, пришвартовался к причалу. Капитан позвал меня к себе к каюту обедать.
— Что с тобой? — сказал он с упреком. — С Еленой повздорил?
— Хуже! — воскликнул я с отчаянием. — К пятнадцатому надо снести тысячу монет, а не то…
— Успокойся. Чего внести? — Петр Иванович тронул меня за плечо. — Объясни, пожалуйста.
По мере того, как я рассказывал, его лицо мрачнело все больше.
— Да, неприятная история, милостивый сударь. Потерять кров над головой тяжело. Сколько лет платили, и вот… но ничего не попишешь. Таковы законы в этой прелестной стране. Давай вместе подумаем, как выкрутиться.
Мы стали прикидывать, как и где достать деньги, но ничего не придумали.
12
Роя Казинса все знали в порту. Эта прожженная бестия занималась продажей дипломов штурманам, контрабандой и вербовкой моряков. Приемы Казинса были просты, как у большинства шенхауэров. Он подбирал безработного, отчаявшегося матроса, определял в сбой матросский дом, нечто среднее между борделем и гостиницей. Кормил его, а затем сдавал на судно, получая от капитана двух- или трехмесячное жалование этого матроса за «заботу» о нем.
Я решился отыскать Роя. В обед он обычно сидел в баре своего матросского дома, командуй девчонками-официантками. Еще при входе я заметил мужчину, наклонившегося над столиком. Багровое лицо его свидетельствовало о пристрастии к крепким напиткам. Говорил он басом, раскатываясь на «р» так, что казалось, едет громыхающий пустой утренний трамвай.
Я, стараясь казаться непринужденным, сел напротив него, возвышавшегося в кресле-троне.
— Халло, мальчик! Рад тебя видеть. — Он величественно кивнул мне.
— Мистер Казинс, я хочу вас угостить. Что хорошего есть в вашем баре? Коньяк, мартини? Чего желаете?
Черные его глаза под рыжими бровями подозрительно прищурились, точно он хотел подробнее разглядеть меня. Прикрикнув на официантку, чуть не упавшую с подносом, он сказал:
— Что это ты р-р-разо-ряешься? Еще не было человека на свете, который бы угощал меня просто так, за здорово живешь! Ну если ты настолько добр, то бери арманьяк.
Я подозвал кельнершу и заказал бутылку коньяку и лимон.
— Прошу, садитесь к моему столику.
Казинс высвободился из своего кресла-трона, покосился на вошедшего подвыпившего матроса и тяжко опустился на стул возле моего столика.
— Ну что ж, налей этой отр-равы.
— Разве у вас в баре продают
