к западу, и пенный след, постепенно тая, тянулся далеко за кормой.
Ночью внезапно раздались авральные звонки. Низким басом тревожно захлебнулся гудок. Все выбежали на палубу, и, хотя невидимый в темноте под яркими звездами океан был по-прежнему спокоен, ощущенье удушья и зловещей тишины, как перед грозой, охватило всех. Капитан Робинс в проолифленном штормовом пальто — венцераде, в пробковом шлеме стоял на мостике.
— Друзья! На нас движется крыло тайфуна. Это не так опасно, но… Будем ко всему готовы, друзья! Да поможет нам бог!
— Бог-то бог, да и сам не будь плох, — проворчал боцман, хмуро всматриваясь в небольшие белеющие барашки коротких волн, покрывшие мелкой рябью простор океана.
В кубрике матросы торопливо надевали чистое белье, как солдаты перед боем. Старый кочегар Эдвин молился перед крохотным распятием. Почти никто не разговаривал. Пропали обычные грубоватые шутки, и ни один не притронулся к дымящемуся ароматному кофе, принесенному из кают-компании. Мысли каждого были только о своих близких и о предстоящем испытании.
Ночной океан зловеще закипал, и жемчужные гребни волн все чаще и чаще накидывались на проржавленные борта «Мариголлы».
С рассветом воздух стал суше. Океан уже клокотал, как вода в кастрюле. Сорвавшийся горячий ветер волком завывал в винтах и снастях парохода. Волны все грознее и грознее набрасывались на старое судно, сметая с палубы рундуки, срывая стрелы мачт, обрушиваясь на мостик. Вдруг с грохотом рухнула передняя мачта.
— Рубить ванты! — пронзительно закричал в мегафон штурман.
Рискуя быть раздавленными, мы обрубили связывающие концы мачты. В ту же секунду океан с ворчанием утащил ее за борт, как спичку.
С тревогой смотрели мы на темнеющий горизонт. Солнце исчезло, и от этого стало еще тоскливей. Впереди все заволокло желтым, иссушающим облаком, разрастающимся с каждой минутой.
— У меня такое чувство, будто настает конец света, — сказал старик Гоули. И в этот момент огромная волна, вынырнувшая с борта, с ревом и грохотом пронеслась по палубе и, рассыпавшись миллионами брызг и потоков, выпрыгнула за борт. Тут же другой вал нахлынул сбоку и, ворча, обрушился на ботдек. Но «Мариголла» хотела выпрыгнуть из кипящего океана. Держась за шторм-леер, мы с замиранием сердца следили за кренометром. Сорок градусов, сорок один, сорок два!.. Поскрипывая, наша старушка выпрямилась, вылезла на гребень волны, чтобы окунуться носом в другую волну. От сердца отлегло. Если бы судно дало крен в сорок пять градусов, оно бы не вынырнуло.
Кто-то крикнул сквозь шум урагана: «В трюмах вода!» Откачивать было бесполезно: помпы не работали. Из машинного отделения вылез механик. Пошатываясь, слепо хватаясь за поручни, он вошел в рубку капитана Робинса. Через минуту мы все знали, что вода показалась и в котельной. Пар со страшной силой вырывался наверх, заглушая звериный вой шторма. Остановилась машина. И в ту же минуту разъяренная волна откусила руль и винт у «Мариголлы». Судно, лишившись управления, стало игрушкой рассвирепевшего океана. Еще работало радио. Тонко-тонко, по-комариному, звенела антенна, во все концы океана неся тревожный сигнал о помощи:
— Спасите наши души! Пароход «Мариголла» попал в полосу тайфуна! Тонем. Спасите…
Ураган бесновался в океане во всю силу, разбивая и потопляя все на своем пути. С судов тоже посылали в эфир умоляющие призывы:
— Спасите наши души! Спасите наши души!
— Тонет японский лайнер «Иоси-мару»!
— Потерял управление немецкий «купец» «Эдмонд»! SOS! SOS!
— Погибает пассажирское судно «Аризона». Спасите наши души!..
Мы оказались почти в центре урагана. Вся команда сбилась в кают-компании. Капитан Робинс приказал надеть спасательные пояса. Попробовали спустить шлюпку, но ее сразу разбило о борт. А вторую, как щепку, с ворчанием унесли волны. Положение становилось критическим. «Мариголла» еще держалась на воде, но, постепенно напитываясь водой, как губка, погружалась все больше и больше в кипящий водоворот океана.
Казалось, спасения не было. Всему конец.
Я лежал ничком на диване в кают-компании, расстегнув спасательный пояс. Вынул обернутую в целлофан фотографию. Милая Аленушка! Что ты сейчас делаешь? От фотокарточки слабо пахло жасмином. Слева от меня лежал штурман Сэнди. Рядом с ним — боцман Гарроу. Сидя в углу, механик Нильсон в полузабытьи шептал молитву. Судно садилось все ниже в глубину. Команды больше не существовало, было сборище отчаявшихся людей, которым предстоял один общий конец в холодной пучине океана.
Действовал лишь радист, он неутомимо посылал в пространство сигналы о помощи. Но кто придет и спасет нас? Кто рискнет подойти к тонущему судну? Через два-три часа мы все захлебнемся в зеленых водах океана.
Штурман Сэнди беззвучно плакал:
— И кто, кто виноват?! Мы должны погибать на этой старой калоше? Ведь знал, что судно идет на гибель. Ах, эти деньги! Ради них я пошел в рейс…
Опомнившись, штурман рассеяно оглядел нас, вновь что-то выкрикнул и, выбежав из кают-компании, бросился навстречу нахлынувшей волне, подхватившей и унесшей его в океан.
Я закрыл глаза. Представил себе Аленушку. Что-то делает сейчас она? Может, в эту минуту в ателье на ней богатые люди примеряют платье? Или же дома? Что-нибудь шьет? В последние дни Елена урывками шила какие-то странные вещи — крохотные рубашки, распашонки. Так мне и не придется увидеть нашу дочурку. И до Родины я не добрался. Родина-мать! Я так стремился к тебе все эти годы! Не сбылись наши с Аленушкой мечты.
Страшный удар исполинской волны потряс пароход. Вода с шумом ринулась в раскрывшиеся двери кают-компании. В потоках воды мы выкарабкались на палубу. Другая волна нависла над нашими головами, упала с рычанием и ринулась на полуют. Кряхтя и содрогаясь, «Мариголла» уже по инерции выползла на волну, чтобы нырнуть в другой вал. Вынырнет ли она из него? Сколько еще часов, минут продержится она на поверхности разъяренного океана?
Вдруг боцман, все время дежуривший на носу, привязавшись к брашпилю, закричал, что есть мочи: «Корабль! Корабль! К нам идут на помощь!» Все, кто мог, бросились к иллюминаторам кают-компании, выбежали на верхнюю палубу, рискуя быть унесенными бешеной волной. Цепляясь за скользкие поручни, я вместе с механиком вскарабкался на капитанский мостик, покинутый рулевыми. Вздох разочарования был
