Анны – золотая серёжка, тоже с красным камнем. У Анны есть губы. А за губами – зубы. Белые. От этого свихнуться можно.
И тут Анна привстала, наклонилась к моему уху и сказала шёпотом:
– Пойдём, покурим, – а потом вышла в проход и направилась к тамбуру.
Я, несколько озадаченный, последовал за ней. Мы вошли в тамбур. Анна встала спиной к стене и посмотрела на меня.
– Одолжи сигаретку. Что там у тебя?
– "Ява".
– Сойдёт.
Я дал ей прикурить и закурил сам. Она курила изящно, но не наиграно, как это часто бывает.
– Знаешь, – сказал я. – У меня такое впечатление, что ты пытаешься меня соблазнить.
Она улыбнулась с выражением лица, недвусмысленно говорящим "ну уж нет".
– С чего это ты взял? Стою, курю, никого не трогаю, а ты какие-то выводы делаешь. Лучше мне таких вещей не говори, а то подумаю, что ты сексуально озабочен.
– Это правда, – сказал я. – Очень озабочен.
Она развела руками:
– Ничем не могу помочь. Я не психиатр. Если честно, я пытаюсь понять, чего ты хочешь.
– В каком смысле?
– Сидишь, пялишься на меня. Извини, иначе не скажешь.
– Это тебе мешает?
– В принципе, нет. Я не против. Только это смысла не имеет. А впрочем, как хочешь. Твои проблемы. Я тебе повода не давала и не дам.
– Знаешь, – сказал я. – Ничего я не хочу. И не нужны мне эти… откровенные разговоры. Как-то всё это пошло выходит.
– Ты прав.
Она посмотрела в мутное стекло в двери тамбура:
– Ты когда-нибудь был там, куда мы едем?
– Не совсем там. На берегу водохранилища был, но с другой стороны.
– И что там?
Я пожал плечами. Анна бросила бычок в щель у двери.
– Я всё смотрю в окно, и даже страшно становится, – сказала она. – Дикие места. Лес и лес без конца. И лес-то какой-то необычный. Берендеев лес.
– Какой?
– Берендеев. Картина такая есть, не помню чья – "Берендеев лес".
– А кто такой Берендей?
– Точно не знаю. Что-то вроде лешего. Ладно, пошли.
Мы вернулись на свои места. Я взглянул на часы. Почти час уже прошёл. Люся, Егошин и Влад спали.
– У меня шахматы есть, – сказал я. – Не хочешь сыграть?
– Давай, – согласилась Анна.
Я достал из сумки маленькие магнитные шахматы, и мы начали играть. Я вообще играю не очень хорошо – внимания не хватает, а сейчас мысли у меня и вовсе путались, так что Анна обыграла меня три раза подряд. Представляю себе её удовлетворение. Я хотел было расставить фигуры снова, но Анна сказала:
– Не надо. Скоро подъедем.
– Мне же нужно тебя хоть раз обыграть.
– Всё равно ты не в ударе. Зеваешь на ровном месте. У тебя ещё будет возможность.
– Обещаешь?
– Обещаю. Скорее всего, делать там больше будет нечего.
Она помолчала немного, а потом предложила:
– Может, Костика разбудить?
– Зачем?
– А вдруг нам не до конца?
Я протянул руку к Егошину и подёргал его за ухо. Он открыл глаза:
– Что, подъезжаем?
– Не знаю. Три часа прошло.
Егошин взглянул в окно:
– Да, похоже, подъезжаем.
– Как ты определил? – удивился я. – Сплошной лес кругом.
– Видишь, вдоль дороги заборчик бетонный? Он только здесь начинается.
Анна растолкала Владислава, Егошин – Люсю. Все то время, пока я доставал с полки Аннин рюкзак, мы пробирались к выходу и ждали остановку, я думал о том, что я почти счастлив. Ведь я почти два часа провёл с Анной. Она играла со мной в шахматы и даже, возможно, получала удовольствие от игры. Мог ли я об этом мечтать ещё пару дней назад? Я даже исполнился какой-то странной благодарности Владиславу за то, что он всю дорогу спал. И вообще, эта поездка уже чего-то стоит. Что бы ни случилось дальше, я не буду жалеть о том, что поехал к Егошину на день рождения.
И тут я поймал себя на ощущении, что я чего-то боюсь. Что-то должно было случиться. Я почувствовал и понял это с такой ясностью, что на несколько минут мой мозг оказался просто парализован этой догадкой. Всё это неспроста.
Я пришёл в себя от того, что перед моими глазами кто-то водил рукой. Конечно, Владислав.
– Ёжик! – сказал он. – Ты чего такой стеклянный? Смотришь на столб, как осёл.
– Да так, – ответил я. – Отключился малость.
Я огляделся. Мы стояли на остановке автобуса.
– Нам ещё куда-то ехать? – удивился я.
– Тут недалеко, – ответил Егошин. – Минут двадцать.
– Ты мне про это ничего не говорил, – заметила Люся.
– Может быть, – сказал Егошин. – Сначала на автобусе, потом немного пешком, а потом совсем чуть-чуть на лодке.
– Слушай, – сказал Владислав, почесав себя за ухом. – А в городе отпраздновать нельзя было?
– В городе не так красиво, – возразил Егошин.
– Когда хорошо выпьешь, – сказал Владислав, – это уже всё равно.
– Мы же не напиваться едем, – сказала Анна.
– Это кто как, – сказал Владислав.
Что-то с ним было не в порядке. А может быть, мне показалось. Во всяком случае, как следует провести мысленный психоанализ мне помешал подошедший автобус.
Мы впихнулись внутрь вместе с кучей другого народа, по пути отдав водителю деньги за проезд, и разместили свои тела в промежутках между другими телами.
– Выходим через четыре остановки, – объявил Егошин.
Остановки оказались длинными. Из автобуса мы выползли вялыми, как варёные сосиски, липкими и вонючими от пота.
– Садист, – буркнул Владислав Егошину.
– Нам сюда, – Егошин словно бы не услышал последнюю реплику, направившись к деревянному мосту через канаву. За мостом начиналась просёлочная дорога, заросшая травой.
– Тут-то нас комары и сожрут, – проворчал Владислав.
– Здесь нет комаров, – сказал Егошин.
– Почему? – спросил я.
– Дохнут, – ответил Егошин.
– От чего?
– Место такое.
Ответ меня не удовлетворил, но язык от жары с трудом шевелился, поэтому я решил больше ничего не спрашивать, и просто побрёл по дороге вслед за остальными. Передо мной шли почему-то Люся с Анной, перед ними Владислав, а Егошин – самым первым, с некоторым отрывом. Владислав был единственным, кто ничего не нёс. Егошин тащил здоровый рюкзак, Люся – пакет, Анна – второй, не считая своего рюкзака, я – ведро и сумку на плече.
Мне было отчего-то не по себе, и я начал говорить сам с собой.
– Это плохо, что нет комаров, – говорил я. – Комары должны быть. Они пот любят, и кровь. И лес как раз для комаров. Ёлки вот – у них тоже иголки острые.
Ёлки вокруг сгущались все больше, и я постепенно перешёл на полную чушь:
– Не люблю я ёлки, – говорил я. – В сосняке веселиться, в березняке жениться, в ельнике – повеситься. Не
