Теперь можно было и навестить старую княгиню. До завтрака у него оставалось еще с полчаса, и он полагал, что вполне успеет. Долго разговаривать с княгиней он не собирался, ибо особо не о чем было.
Без всяких церемоний Грэм зашел в спальню княгини и остановился в дверях, оглядываясь. Странно, но в этой комнате он не был ни разу, ни при жизни отца, ни потом. Ему показалось, что здесь гораздо приятнее, чем в спальне Нинели. Приятнее в смысле обстановки, а не атмосферы. Ибо если в покоях княжны было всего-навсего холодно и неуютно, то тут пахло болезнью, да и воздух казался затхлым. Впрочем, подумал Грэм, так всегда бывает в комнатах тяжелобольных.
Княгиня возлежала на груде подушек посреди огромной кровати. В первую минуту Грэм подумал, что она спит, но, заслышав тихий щелчок захлопнувшейся двери, она встрепенулась и тихо, с напряжением спросила:
— Кто здесь?
— Я, — отозвался Грэм.
— Кто — я? — в голосе княгини прорезалось раздражение. — Кто ты такой и что делаешь в моей спальне?
Пускаться в дальнейшие объяснения не имело смысла, и Грэм молча подошел, склонился над кроватью. То, что он увидел, заставило его удивиться. И задуматься.
Когда он видел княгиню в последний раз, она была моложавой, красивой еще женщиной, немного полной, но полнотой, которая ее только красила. Теперь же на кровати лежала почти мумия, так она похудела и высохла. На вид ей можно было дать не пятьдесят пять, а все семьдесят лет. При виде Грэма голубые поблекшие глаза княгини расширились, губы искривились в гримасе ужаса, она вжалась в подушки, словно увидела перед собой что-то жуткое. Грэм не успел удивиться, как она выдохнула в священном ужасе:
— Морган!.. Уйди! Оставь меня!..
Ну надо же! А Укон-то говорила, что сын ничуть уже не похож на отца. Почему-то это показалось Грэму таким забавным, что он, расхохотавшись, повалился на ближайший же стул. Морган! Да князь в худшие минуты своей жизни не выглядел так, как выглядел сейчас его отпрыск — то ли наемник, то ли разбойник, то ли бродяга.
Ужас на лице княгини сменился удивлением.
— Ты — не Морган?.. — прошептала она.
— Конечно же нет! — сквозь смех ответил Грэм. — Князь мертв много лет, а мертвые не возвращаются на землю!
— Тогда кто же ты?
— Его сын, — Грэм справился, наконец, с безумным смехом и снова склонился над кроватью. — Помните, княгиня?
— Сын… — проговорила княгиня так, словно это было какое-то грязное ругательство. — Так ты — тот щенок, которого он притащил в дом много лет назад, утверждая, будто ты — его сын?.. Что ж, глядя на тебя и на него, с этим было трудно поспорить. Как и теперь, когда щенок вырос и превратился в настоящего пса. К сожалению, в беспородного.
Да что ж это такое, подумал Грэм. Неужели я и впрямь так похож на пса? Это становится просто традицией. Или то имя, каким он назвался наемникам из сотни Изолы, прикипело к нему?
— Я помню тебя, — продолжала княгиня. — И я помню твое обещание не появляться в этом доме никогда более.
— Не в природе псов давать обещания, и уж тем более сдерживать их, — криво усмехнулся Грэм. — Надо понимать, Нинель уже рассказала вам, зачем я здесь?
— О да. Ты заполучил то, что не должно было принадлежать тебе. Поместье, деньги, титул — все должен был получить мой внук!
— Должен был получить я, еще много лет назад. Вы ведь знакомы с завещанием вашего мужа? И знаете, кому он оставлял все.
— Но тебе это не было нужно! Ты сам отказался…
— А теперь стало нужно. Господин Клайсс еще раз подтвердил мои права, и теперь все здесь — мое.
Княгиня неожиданно закашлялась. Приступ длился долго, кашель словно душил ее, и она боролась за каждый вздох; Грэм, выпрямившись, равнодушно наблюдал за ней. И лишь когда она с трудом прокашляла: "Воды!", — он протянул ей кубок с водой, стоявший тут же рядом, на столике.
Приступ закончился так же неожиданно, как и начался. Княгиня, бледная до синевы, дышащая тяжело и хрипло, сунула Грэму в руки кубок и проговорила тихо:
— Убирайся отсюда. И не показывайся мне на глаза больше. Хочу умереть спокойно.
— Как скажете, княгиня, — Грэм склонился в поклоне, иронично улыбаясь. — Я и заходил к вам только для того, чтобы вы знали истинное положение дел.
— Убирайся, — повторила она, снова закашлявшись.
Ничуть не расстроенный таким окончанием разговора, он вышел из комнаты.
У двери своей комнаты он наткнулся на Элис, ведущую за руку Мэнни, отмытого, переодетого и до нельзя сумрачного. Одежда, — рубашка, курточка, штанишки, — была ему велика, но это все-таки гораздо лучше, чем старые отрепья. В чистом виде мальчишка выглядел гораздо симпатичнее, и можно было предположить, что вырастет он таким же красавцем, как был его отец до того, пока кто-то не разрубил ему щеку, а Илис не сломала нос.
Самому Мэнни его вид не нравился, если судить по его хмурому виду. А может быть, мрачное настроение объяснялось тем, что Элис не слишком-то церемонилась с ним, отскребая грязь и сажу.
— Все в порядке? — спросил у него Грэм. Мальчишка кивнул с похоронным видом. — Ну, ну… Давай руку. Элис! Убери комнату. И соседнюю тоже.
— Хорошо… — пролепетала Элис. Он смотрела на него с явной опаской.
— А мы пойдем завтракать, — заявил Грэм.
Они спустились на первый этаж, направляясь в столовую. По дороге Мэнни вдруг заметно занервничал.
— Сударь! — тихонько позвал он. — Я никогда не ем здесь! Княгиня вообще запрещает мне находиться в этой части дома.
— Княгиня? — Грэм остановился, присел рядом с ним на корточки, заглянул в серьезные серые глаза. — Отныне забудь все, что запрещала тебе княгиня. А заодно и все, что она когда-либо тебе говорила.
Глава 3
Мэнни оказался замечательным парнишкой. Грэм смотрел на него и с каждым днем жалел все больше и больше, что ни его отец, ни мать, не смогут увидеть его. Оба они могли бы им гордиться. В его характере смешались черты Гаты и Роджера: задиристый, смелый, дерзкий, и вместе с тем удивительно обаятельный. А временами ласковый, ну просто как котенок.
Впрочем, ласковым он был исключительно с Грэмом, что жутко удивляло последнего. С другими людьми он вел себя по-другому, замыкался, смотрел исподлобья и почти все время молчал. Или, редко-редко, огрызался.
Через неделю Мэнни смотрел на Грэма влюбленными глазами и ходил за ним хвостом, а тот и не возражал. Мальчишка ему нравился, кроме того, его грело чувство, что хоть кому-то в доме он нужен. Можно даже сказать, что он и сам привязался к нему.
Сначала он подумывал о том, чтобы привести дом и парк в приличный вид, а это требовало значительных усилий, поскольку и то, и другое было сильно запущено еще при жизни отца. Парк превратился в лес, в котором кое-где встречались одичавшие розовые кусты, выродившиеся в шиповник, а дом… дом, черный, замшевший, походил на склеп более, чем сам склеп. Восстановление всего требовало массу денег, но Грэм золота не считал. Он в первые же дни узнал точный размер наследства и не удержался от кривой улыбки. Такой астрономической суммы хватило бы не только ему, но и его детям, и внукам, чтобы жить безбедно, ни в чем себе не отказывая. Князь умел вести дела…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
