Он резко поднялся, кивнул Укон и вышел с кухни.
Через несколько минут он был во дворе. Мальчишку увидел сразу, и не только потому, что рядом с ним стоял горящий фонарь, от которого вверх поднималась копоть. Мэнни производил неимоверно много шума, надраивая огромный, почти с себя размером, медный котел, и был здорово увлечен своим занятием. Так увлечен, что не заметил подходящего Грэма, пока тот не ступил в круг света, и только тогда, вздрогнув, поднял голову. На секунду Грэму показалось, что мальчишка начнет оправдываться, и тогда, пожалуй, он разочаровался бы и оставил все как есть. Но Мэнни оказался достойным сыном своих родителей. Он молчал, смотрел исподлобья и не выказывал никакого страха. Грэм присел рядом с ним на корточки и с минуту тоже молчал, разглядывая его. Мальчишка был измазан не хуже трубочиста, весь в саже и жире, особенно черными были его маленькие руки с обломанными и обкусанными ногтями; а на физиономии красовались черные же полосы размазанной сажи.
— Хорош, — сказал, в конце концов, Грэм. — Как успехи, парень?
— Не отскребается, — серьезно ответил Мэнни.
— И немудрено, — бросив на закопченный котел взгляд, скривился Грэм. — Бросай-ка ты эту посудину и давай поговорим.
— Не могу, Укон накажет меня, если я не…
— Не накажет. А если попробует, то будет иметь дело со мной. Ты знаешь, кто я?
Мальчишка молча помотал головой.
— Твой дядя. Брат твой матери. Знаешь, кто была твоя мать?
— Нет, сударь, — серые глаза Мэнни стали большими-пребольшими, и в них явственно виднелось недоверие. Нет, даже не так. Боязнь поверить — вот что там было. — Я ее не помню. Она умерла, когда я был совсем маленьким…
Так. Они, значит, даже не сказали ребенку, кто были его родители, хотя каждый человек в доме, даже конюх, знал это. И все молчали столько лет?.. Грэм сжал пальцы в кулак. Нет, определенно, здесь нужно навести порядок.
— Про отца, как я понимаю, ты тоже ничего не знаешь?
— Нет, сударь! Он тоже умер давно…
— Он умер всего-то год назад, — не выдержал Грэм. Глаза у мальчишки стали такими огромными, что заняли пол-лица. — К сожалению, он не знал ничего о том, что у него есть сын. И даже не догадывался.
— Это… это правда, сударь? Вы знали моего отца?
— Да, парень. Он был храбрым человеком, ты можешь им гордиться… — Грэм вдруг понял, что начинает говорить пафосные вещи, и решил, что надо завязывать. — Сейчас уже поздно. Оставь этот котел, умойся и иди спать. Мы с тобой поговорим завтра.
— Но Укон…
— Она тебя не тронет. И вообще… Я могу предложить кое-что получше, чем возня с грязными котлами и уборка навоза в конюшнях. Если ты этого захочешь, конечно.
Он протянул мальчишке руку, и тот, сначала недоверчиво покосившись на нее, вложил в нее свою грязную ладошку. Грэм легко поставил его на ноги, весу в нему было, как в птичке.
— Не забудь фонарь. Ну, пойдем. Где ты спишь? Надеюсь, не на конюшне?
Мэнни помотал головой и с гордостью сообщил:
— У меня есть своя комната!
Наверняка какая-нибудь кладовка, подумал Грэм про себя. А может, и нет. Чего-чего, а пустующих комнат в замке хватает. Княгиня могла и расщедриться, выделить мальчишке какую-нибудь крошечную спальню.
— Ну, тем лучше. Сам доберешься или проводить?
— Я сам! — вскинулся Мэнни. И тут же с робостью взглянул снизу вверх, в лицо Грэму. — Сударь… А вы на самом деле — мой дядя?
— На самом деле, — скрипнул зубами Грэм. — И уверяю, тебя ждут еще и не такие сюрпризы… Ну, беги. Поговорим утром.
Мальчишка одарил его неожиданно сияющим взглядом и тут же, сорвавшись с места, убежал со скоростью летящей стрелы. Фонарь мотался в его руке, отбрасывая по стенам причудливые тени. Грэм проводил его глазами и отправился в свою комнату.
Конечно же, никто и не подумал там убраться. Он иного и не ожидал, и подумал со злостью, что слуги, не иначе, совсем распустились, и пока не дашь им хорошего пинка, ничего не сделают. Хотя, конечно, могло быть и так, что Нинель дала им прямое указание игнорировать нужды брата, пока тот не соизволит, в свою очередь, сделать что-либо.
Посреди ночи не имело смысла идти, будить горничную, брать ее за шкирку, и заставлять вычищать комнату. Хотя соблазн был велик. Грэм все же не стал устраивать бучу, проверил, на месте ли сумка, перевязь с мечом, и, как был в одежде и сапогах, повалился на застеленную покрывалом кровать. Уж как только ему не приходилось спать… сон на кровати, пусть даже и поверх покрывала, был чуть не лучшей возможностью выспаться в течение всей его жизни.
Впрочем, спал он все равно плохо, как и все последние годы. Редкой была ночь, когда он не видел кошмара, от которого, в лучшем случае, просыпался сразу же, в холодном поту, а в худшем — только утром, не веря, что все уже кончено, и он давно уже не в Северной, и удивляясь, как это он не умер во сне.
Вот и в эту ночь он проснулся всего-то через пару часов после того, как уснул. Даже не проснулся, а очнулся, с полустоном-полувсхлипом, перевернулся на живот, вцепился зубами в подушку, зарычал от бессильной ярости и отчаяния. Когда рядом была Джулия, она старалась успокоить его, и у нее это почти всегда получалось, и он засыпал снова, уже спокойно. Сейчас же никого рядом не было, и он просто-напросто боялся уснуть снова. Так и пролежал до утра с открытыми глазами, стараясь не думать о том, что видел во сне.
Едва только в окнах начало светлеть, Грэм поднялся и вышел из комнаты. Находиться там одному у него не было больше сил. На лестнице он столкнулся с Нинелью — та тоже была ранней птахой, но зато и ложилась рано. Она едва посмотрела в его сторону и процедила что-то сквозь зубы.
— Доброе утро, — ответил ей Грэм насколько мог светским тоном. Впрочем, для кого как, а для него это утро вряд ли было добрым. Чувствовал он себя совершенно разбитым. К счастью, существовало практически универсальное средство, чтобы прийти в порядок, и он отправился в парк.
Вода в черном пруду даже и летом никогда не становилась теплой, а уж сейчас, в середине сентября, была почти родниковой. Грэма это не остановило; наоборот, он собирался взбодриться, а для этого требовалась именно холодная вода. Он разделся донага и, не задумываясь, бухнулся в пруд; от леденящего холода перехватило дыхание и свело мышцы. Быстро, пока руки и ноги не отказали ему, он доплыл до противоположного берега, потом обратно, и выскочил на берег. Чувствовал он себя гораздо лучше, хотя и зуб не попадал на зуб. Кое-как оделся и, чтобы согреться, он ломанулся через парк бегом, взлетел по лестнице, подхватил с пола меч и, не снижая темпа, помчался на задний двор, чтобы немного размяться.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
