Мерси была раздавлена. Уязвленная, измученная, она разрыдалась так безудержно, что Энн испугалась, как бы невестка не свалилась с лошади. Она помогла Мерси спешиться и довела ее до дуба, растущего у пруда. Невдалеке белели домики фермеров. До Бостона было два часа езды.
Усадив Мерси на травку, Энн повела лошадей к пруду, потом вернулась и тоже уселась под дубом.
— Как вы это делаете?
— Что именно, дорогая?
— Вы такая мягкая, добрая, вас все любят. Как вы это делаете?
— Никак.
Мерси промокнула глаза платком.
— Понимаю, у вас это получается само собой.
Энн рассмеялась. И тут же подалась вперед и взяла Мерси за руку.
— Я смеюсь не над тобой, дорогая, — сердечным тоном произнесла она, — а над тем, что ты думаешь, будто мне ничего не стоит поддерживать хорошие отношения с людьми.
— Но что вы в таком случае имели в виду?
— Возможно, я кажусь тебе нудной моралисткой, но я и впрямь ничего не делаю. За меня это делает Господь.
Мерси промолчала. Тогда Энн продолжила:
— Из Библии, к Филиппийцам 2:3, 4. — Она закрыла глаза и процитировала наизусть: — «Ничего не делайте по любопрению или по тщеславию, но по смиренномудрию почитайте один другого высшим себя. Не о себе только каждый заботься, но каждый и о других». — Она открыла глаза. — В этом и кроется секрет хороших отношений с людьми. Чем больше ты хочешь понравиться людям, тем меньше у тебя друзей, но чем чаще твои тревоги и желания совпадают с чужими тревогами и желаниями, тем больше у тебя друзей.
Мерси задумалась.
— Теперь я понимаю… Я давно заметила: чем ты недоступнее для мужчины, тем больше он тебя хочет.
— Хорошо, но, став недоступной, в чьих интересах ты действуешь? Своих или чужих?
— Своих, — ответила Мерси, пряча платочек в карман. — Но вы говорите, что этого не делаете. Так что же вы имели в виду?
— Да как раз это. Я эгоистичная самодовольная женщина.
Мерси от души рассмеялась.
— Ну, уж нет! Вы самая неэгоистичная женщина в мире.
Энн с ней не согласилась.
— Да нет, я говорю правду. Если бы не Господь, той Энн Морган, которую ты знаешь, не было бы на свете. Он изменил меня. Он наполнил меня любовью и научил меня любить без эгоизма.
Мерси фыркнула и расправила на коленях платье.
— Я бы не смогла стать такой, как вы.
— Да и незачем! Миру не нужна еще одна Энн Морган. Но твоему мужу нужна жена, которая любит его всем сердцем, а Исаву нужна мужественная женщина, которая скажет ему: я люблю тебя сестринской любовью — и никакой иной. А Мерси Рид Морган нужно, чтобы, проснувшись утром, она знала, что ее любят, что ее судьба в руках Божьих.
— А это возможно? — спросила Мерси.
Энн подвинулась к ней и обняла.
— Ну конечно, милая! Все возможно с Божьей помощью!
И женщины вознесли молитву Господу.
Когда измученные путешественницы въехали в город, они увидели у старого капитолия[38] большое скопление публики. Да и улица была так запружена народом, что проехать по ней верхом было невозможно. Мерси предложила свернуть на другую улочку, но Энн не согласилась: любопытство пересилило усталость. Она спешилась и, подойдя к пожилой паре, поинтересовалось, что здесь происходит.
— Прибыла делегация из Филадельфии, — объяснил мужчина. — Только что… погодите… — Он указал на балкон. Там показалось несколько человек. — Слушайте.
В толпе зашикали. Один из делегатов вынул какие-то бумаги и начал читать. Его звучный, сильный голос напоминал зов трубы:
«Когда ход событий принуждает какой-либо народ порвать политическую связь, соединяющую его с другим народом, и занять наравне с остальными державами независимое положение, на которое он имеет право согласно законам природы и ее Творца, — то должное уважение к мнению человечества обязывает его изложить причины, побуждающие его к отделению.
Мы считаем очевидными следующие истины: все люди сотворены равными и все они одарены своим Творцом неотчуждаемыми правами, к числу которых принадлежат: жизнь, свобода и стремление к счастью. Для обеспечения этих прав среди людей учреждены правительства, заимствующие свою справедливую власть из согласия управляемых. Если же данная форма правительства становится губительной для этой цели, то народ имеет право изменить или уничтожить ее и учредить новое правительство, основанное на таких принципах и с такой организацией власти, какие, по мнению этого народа, более всего могут способствовать его безопасности и счастью»[39].
Энн Морган стояла в толпе и проникалась значимостью события. История творилась на ее глазах. С этой минуты мир стал другим, не таким, как вчера, — но и он не был Царствием Божьим. Энн пробрала нервная дрожь. Какой день! Сегодня в Царствие Божье вошел еще один человек — Мерси, и сегодня же в мире стало на одно государство больше — родились Соединенные Штаты Америки.
Глава 14
«7 февраля 1777 года. Пасси, Франция.
Дорогая Энн,
После моего приезда во Францию — а я нахожусь здесь с 21 декабря — это уже третье письмо к тебе. Боюсь, мои предыдущие послания до тебя так и не дошли. По моим сведениям, корабль, на котором их везли, захватили англичане. Перед сдачей судна капитан обязан выбросить за борт всю корреспонденцию, отправленную дипломатами, — ценная информация не должна стать достоянием врага. Полагаю, как раз такая судьба и была уготована моим письмам, а посему пишу тебе так, будто их и не было вовсе.
Переход на многопушечном шлюпе «Репрессалия» был стремительным, но малоприятным. Нашим капитаном был умелый мореход и очень неплохой человек Ламберт Уикс. Если помнишь, мы познакомились с ним лет пять назад на одном из тех пышных балов, коими так славится Филадельфия. Уикса обязали избегать встреч с любыми судами, при необходимости уйти от преследования и вступать в бой только в самом крайнем случае. Если бы Франклин угодил в лапы врагов, его бы наверняка доставили в Лондон и повесили (как, впрочем, и всех членов дипломатической миссии).
Штормовая погода, как ты догадываешься, на моем самочувствии никак не сказалась. Зато доктор Франклин был чрезвычайно рад, когда мы наконец-то достигли берега. Дичь, которую подавали на «Репрессалии», оказалась для него слишком жесткой, так что ему пришлось довольствоваться солониной. Из-за этой диеты он весь покрылся фурункулами. Но даже эта напасть не смогла притушить его любознательность. Он замерял глубину и температуру воды все то время, что мы пересекали Гольфстрим. К слову сказать, Франклин называл это течение своим старым другом.
