Три дня прошли, и до встречи в «Балтийском дворе» осталось несколько часов. Подробно проинструктировав Доктора на случай неприятного развития событий, я закрылся в кабинете, чтобы собраться с мыслями перед ответственным выступлением, а вместо этого почему-то вспомнил о Наташе.
После разборки в Самаре, когда мы приехали в гостиницу, я за ужином сказал Наташе, где лежат камни, которые она может взять себе. Прежде я хотел отдать ей банк в Лейпциге, но, поразмыслив, пришел к выводу, что правильнее будет закрыть арабскую тему, чтобы больше никогда к ней не возвращаться. И поэтому сказал ей номер депозитного сейфа и код ячейки в банке «Нордэфрикен» в Каире. Если у нее все пройдет гладко, мне больше не придется ездить в эту долбаную Северную Африку и смотреть на верблюдов и арабов, тусующихся вокруг в количествах, превышающих всякие разумные пределы.
Наташа отказалась записывать номера, сославшись на железную женскую память и на то, что бумаге доверять нельзя. Камней в Каире было миллионов на пятьдесят, и, передавая Наташе ключ к богатству, я сказал, что лично для себя она может рассчитывать на половину, а остальное пусть сохранит для меня. На всякий случай. Если дело дойдет до того, что я останусь ни с чем или без второго глаза, то эти деньги помогут мне в смысле хорошего дома и хорошей жены, чтобы достойно встретить старость. Ну, это, конечно, только в том случае, если Наташа не свернет себе шею в каком-нибудь очередном экстремальном кульбите.
После ресторана мы отправили Алешу в одноместный номер, а сами, завалившись в койку, разнообразно развлекались до двух часов ночи, а потом, наконец, заснули.
Утром Наташа собралась и, не устраивая долгих душещипательных прощаний, быстренько отвалила. Уходя, она пообещала мне, что мы обязательно увидимся, и я ни минуты не сомневался в том, что именно так оно и будет.
На этом самарские приключения закончились.
Но теперь настало время приключений питерских, и очередная серия должна была начаться… Я посмотрел на часы – должна была начаться через два с половиной часа. Доктор с Толяном начищали стволы и штиблеты, а я пил крепкий чай и думал о том, какие новости ждут меня на сходняке.
Но, как известно, если много думаешь, то получается все как раз наоборот.
Плюнув на это бесполезное занятие, я включил телевизор.
ЭПИЛОГ
Большой черный «лендкрузер», шурша широкими колесами, медленно развернулся перед гостиницей «Балтийский двор» и остановился напротив входа.
Из «лендкрузера» вышел Знахарь, которого сопровождали Доктор и Толян. Они были по традиции одеты в мрачное черное и темно-серое, как и шестеро крепких ребят, которые со скучающим видом тусовались около входа. Крепкие ребята были гостиничной охраной и следили за тем, чтобы вокруг гостиницы и внутри нее все было тихо и прилично. Внимательно осмотрев приехавших, они отвернулись и продолжили свои ленивые разговоры. Но если бы в этот день сюда заявился кто-нибудь посторонний, его бы вежливо не пустили. А если бы он стал настаивать, его бы весьма невежливо отправили восвояси.
Знахарь, в отличие от своих сопровождающих и гостиничной охраны, состоявшей из надежных конкретных пацанов, был одет в вызывающий светло-голубой костюм в едва заметную полосочку. Под расстегнутым пиджаком был виден пижонский шелковый жилет глубокого синего цвета, отливавший в складках ночными тенями, на черном галстуке был вышит маленький островок в море, на котором росла пальма, а под ней лежала полуголая красотка в черных очках. На среднем пальце правой руки сверкал серебряный перстень с крупным бриллиантом. Завершали этот прикид, чудовищно несообразный с общим фоном мероприятия, сияющие штиблеты из крокодиловой кожи.
Когда Знахарь одевался, ему пришла в голову мысль, что сегодня он будет либо паном, либо пропадет. И в том и в другом случае следовало выглядеть на все сто, и он, вспомнив о том, что матросы перед боем надевают все чистое, решил одеться, как для прогулки по Риму.
А кроме того, ему просто хотелось позлить братву, которая с тупым упорством одевалась в шмотки угрюмых лагерных оттенков, и даже сам покрой дорогих курток и заказных кепок поразительно напоминал лагерные клифты и кепари.
Когда Знахарь, почтительно сопровождаемый Доктором и Толяном, вошел в вестибюль «Балтийского двора», все, кто там был, вылупились на него. На фоне мрачных тряпок, в которые были одеты все без исключения присутствующие, Знахарь выглядел, как Элвис Пресли, попавший на съезд горняков Кузбасса. У дверей к ним сразу же подошли несколько охранников и вежливо попросили сдать ору-в гардероб. Толян с Доктором разоружились, а у Знахаря и так ничего не было, поэтому после того, как по ним повозили металлодетектором, все трое степенно поднялись на второй этаж;, где слева был вход в ресторан, а справа располагался банкетный зал, служивший также и местом проведения разнообразных встреч и сходняков.
В знакомом Знахарю предбаннике, дверь из которого вела в банкетный зал, на диванах, расставленных вдоль стен, сидели, негромко переговариваясь, братки из сопровождения авторитетов. Увидев Знахаря, они замолчали и уставились на него. Стоявший по центру Стержень, который вполголоса тер о чем-то с приземистым и широким, короткостриженым пацаном, оглянулся, и у него отвисла челюсть.
Знахарь был более чем доволен. Приехав сюда и увидев реакцию на свой легкомысленный костюм, он понял, что его одежда, раздражая привыкших к безрадостным черным пиджакам и рубашкам бандю-ков и авторитетов, спровоцирует их на открытый конфликт. А именно этого Знахарь и добивался. По дороге в «Балтийский двор» он вдруг осознал, что ничего не боится. Ему было все равно, о чем будут его спрашивать авторитеты, чего требовать.
Теперь он знал, что им скажет, и почувствовал благоуханное дуновение свободы, граничащей со смертью. Возможно, приговоренный к казни тоже ощущает освобождение от страха, от надежды и от необходимости хотя бы в завуалированной форме, но просить милости к себе. Пусть это – ложь, пусть это бравада, но цель – избежать страшного. А Знахарь неожиданно для себя потерял желание дергаться и извиваться, и чувствовал себя свободным, как буддийский монах, стоящий над головокружительной пропастью с закрытыми глазами и легкой улыбкой на губах. Знахарь понял, что еще до начала разговора, каким бы он ни был, он уже победил.
Не верь, не бойся, не проси.
Что же значат эти слова?
Для абсолютного большинства людей, исповедующих эти двусмысленные тезисы, их истинный смысл скрыт за привычными представлениями об ежедневных и грубых сущностях жизни.
Для них не верить – значит обмануть, прежде чем обманут тебя.
Не бояться – не показать, что ты боишься.
Не просить – изо всех сил сохранять хорошую мину при плохой игре.
И ничего более.
Знахарь понимал это и знал, что никому из тех, с кем он сейчас будет разговаривать, нельзя верить. Он не боялся их, и скрытая угроза, привычно и обязательно звучавшая в любых словах бандитов и авторитетов, была для него не страшнее, чем еще одна пуля в тело уже умершего человека. А мысль о том, что у них можно чего-то просить и, тем более, чего-то ждать от них, вызывала у него улыбку. Все было кончено. Знахарь вышел из-под контроля. Но они еще не знали этого и по привычке прикидывали, как хитро и технично будут прессовать его, припирать к стенке и призывать к ответу. Так что разговор обещал быть интересным.
Стержень, наконец, закрыл рот, сделав шаг на-втречу Знахарю, протянул ему руку и сказал:
– Почти все уже здесь. Ждут только тебя и Сашу Сухумского.
Знахарь ответил на рукопожатие и молча кивнул, Стержень окинул его взглядом и вполголоса одобрительно сказал:
– Ништяк шмотки. Но воры будут морщить жопу – ты же не на свадьбу пришел, сам понимаешь…
– А мне насрать, – спокойно ответил Знахарь, – я одеваюсь, как хочу.
– Не, ну я же ничего, – стушевался Стержень, – просто так сказал.
– Что такое «просто так», знаешь? – спросил Знахарь и прищурился на Стержня.
– Да ладно тебе, – и вовсе увял Стержень, – не цепляйся к словам.
– А ты следи за языком, – сказал Знахарь и, оглянувшись, добавил: – Я посижу пока здесь, а как Сухумский приедет, тогда вместе с ним и пойду.
– Как хочешь, как хочешь, – заюлил Стержень. – Пивка принести?
– Принеси, пожалуй, – сказал Знахарь барским тоном и уселся на пустовавший диван, подумав о том, что хорошо бы еще тросточку красивую прикупить.
В это время на площадку перед гостиницей, завывая плохим мотором и раскачиваясь на поребриках, заехал серый автозак, вызвавший оживление среди стоявших у входа охранников. Они знали, что сегодня на сходняк прибывает Саша Сухумский, сидевший в Крестах под следствием, и поэтому ничуть не обеспокоились тем, что из кабины грузовика вылезли два вертухая и, открыв дверь фургона, выпустили еще двух, а за ними и самого Сашу Сухумского.
